Два вампира

Устало молодой человек снимает с лица грим. На глазах кожа из мертвенно-белоснежной приобретает здоровый золотистый оттенок. Периодически он отвлекается от своего занятия, прощаясь с коллегами в гримерке. Позже возвращается к большому зеркалу перед собой и внимательно всматривается в своё отражение, откладывая в сторону влажный от средства для снятия макияжа использованный ватный диск. На плечах до сих пор чёрный плащ со стоячим воротником, на зубах — наложенные острые клыки, в уголке губ будто осталась засохшая кровь, хотя это какое-то непонятное густое липкое искусственное желе. Парень склоняет набок поделенные на ровный пробор уложенные волной светло-русые волосы и подпирает руками подбородок. Очередной печальный вздох вырывается на свободу. Будь он настоящим вампиром, то вряд ли бы смог разглядеть себя в зеркале. Он всего лишь, как и все, человек, скрывающийся за разными масками на сцене. Возможно, зрители воспринимают его иначе, проводят параллели с его образами, но он не видит себя ни обворожительным Ретт Батлером из «Унесенных ветром», ни оптимистичным Дон Локвудом «Поющих под дождём», ни чувственным и трогательным Кристианом из «Мулен Руж», ни суровым и загадочным графом Монте-Кристо. Он человек, Бён Бэкхён, которого не каждый готов разглядеть. Им привычнее строить замки и рисовать в своих фантазиях призрачный образ, который далеко не соответствует правде. Благоухающий аромат стоящих в вазе роз отвлекает и расслабляет. Для кого-то лучшим средством против печали становится шоколад, для кого-то танцы, а для Бэкхёна — сладковатый запах этих цветов. Вскоре костюм Дракулы покоится на вешалке. Бэкхён поправляет воротник на голубой рубашке, которую сегодня утром тщательно разглаживал утюгом дома, и снимает с крючка бежевый плащ. Напоследок юноша бросает взгляд на часы. Ровно 22:25. Кажется, он не опоздает. Стоит только ему пройти мимо главного холла, как приходится уйти в тень, спрятавшись за стеной коридора. Причиной тому — беседующие девушки, явно поджидающие своего кумира, судя по их весьма не тихим обсуждениям. — Бэкхён удивительный! Его голос божественен. Я готова отдать всё, лишь слушать и слушать его. Неудивительно, что билеты на мюзикл распродаются за считанные минуты после начала продаж. Это уже мой третий поход на «Дракулу» за две недели. И мюзикл продолжает пользоваться невероятным спросом. — Согласна. Определенно, это заслуга этого певца. Настоящая золотая жилка для директора этого театра. Его однозначно ждёт всемирная слава. Зачем он тратит годы на это убогое место, когда мог бы выступать на одной сцене с легендами? Невольно подслушавший разговор Бэкхён мрачнеет. Без сомнений, приятно, когда о нем так отзываются, но надоело выслушивать о «великолепном и неповторимом» певце Бэкхёне. Хотелось бы слышать о себе, как о человеке Бэкхёне, и его личных качествах характера. Именно поэтому тяжело найти того, кто бы восхищался именно им настоящим, принял бы со всеми недостатками, не видел бы в нем одну звезду небольшого старинного Мюзик-Холла, которая бы перевела свет фанфар на спутника, давая возможность заявить о себе. Дважды его бывшие подружки пользовались его славой ради личного блага. Когда дымка фанатской влюблённости спадала, оставались расчётливые дамочки, а их чувства растворялись в никуда. Бэкхён превращался в орудие для достижения целей. После двух неудач в личной жизни, дважды разбитого сердца и череды неудач он ещё больше стал сторониться и опасаться повышенного интереса к своей персоне. В последние пять месяцев ему стали приходить после каждого выступления огромные пышные букеты роз вместе со сложенной, как оригами, в виде цветка, зверя, птицы, самолета или кораблика запиской. В ней фиолетовыми чернилами стояло витиеватым почерком только «От преданного фаната». И ни слова больше. Никаких восхищений его голосу, внешности, образам, в которые он смог «восхитительно вжиться, став одним целым». Ничего. Именно это и заинтересовало, даже заинтриговало его в этом неизвестном воздыхателе. Сегодня впервые, помимо трех привычных слов, было приписано ещё кое-что. «22:30, возле чёрного выхода». Бэкхён понимал, что это может закончиться ничем хорошим, но любопытство победило. Он хотел узнать, что же представляет из себя тот, кто тратит столько денег на свежие букеты белых, как снег, роз. Именно поэтому он столь нетерпеливо подбирался к непривлекательной забытой двери здания, над которой горела зелёная светодиодная лампочка под плафоном с бегущим по лестнице человечком. Дверь подаётся напору ладони молодого человека, хотя с заметным усилием. В лицо дует встречный холодный ветер, напоминая о пришедшей осени. Бэкхён щурится и прикрывается от него обтянутой бежевой кожаной перчаткой рукой. Пока что единственное, что ожидает его снаружи — одинокий фонарный столб, освещающий только небольшой кусочек земли возле выхода и противоположную бетонную стену рядом стоящей жилой пятиэтажки. Возможно, Бэкхён зря согласился на рандеву в такое время. Кругом все слишком тихо, как и в тех фильмах ужасов, которые он смотрел, чтобы лучше вжиться в свою роль. Если не считать редко проезжающих машин и автобусов за живой изгородью. Мюзик-Холл расположен в немноголюдном районе, неподалеку от аэропорта. Возвращаться домой после рабочего дня Бэкхёну всегда жутковато и не по себе. Парень обычно спешит в сторону подземного перехода, на станцию метро. Если он играет Дракулу, то в жизни он вполне смертный человек со множеством страхов и переживаний. Пару раз случались крайне нежелательные встречи, но Бэкхёну удавалось избежать неприятностей. Он делал вид, что не слышит смешливых выпадов не совсем трезвой компании, лишь ускорял шаг и скорее спускался по ступенькам вниз перехода. Всё было бы намного проще, будь у него тот, кто смог бы оказать поддержку, например, верный друг, но Кёнсу давно переехал в Китай из-за второй половинки. Бэкхён тогда и вида не подал, что огорчён, только кивал и пытался разделить радость друга, нашедшего работу там же, где и его любимый человек. У Бэкхёна был потрепанный серенький Форд, но недавно пришлось с ним распрощаться. Он стал непригодным и опасным для езды по городу. Возможно, в Мюзик-Холле парень и звезда, но зарплата его весьма скромная. А привыкший к жизни вне роскоши Бэкхён умеет ценить маленькие радости. Он, как ребёнок, сверкает глазами и, не скрывая восторга, улыбается купленным омарам или парочке брендовых вещичек. Тело начинает подрагивать от проникшего под одежду ветра. Бэкхён ещё раз смотрит на часы. Его поклонник опаздывает уже на четыре минуты. Может быть, это был розыгрыш, или же воздыхатель решил выманить его, чтобы всего лишь понаблюдать со стороны, например, из одного из тёмных окон этой пятиэтажки. Бэкхён возводит взгляд наверх, к одному из окон, где горит свет. Внутри комнаты гуляют тени, но никто явно не следит за ним. — Прости, что заставил себя ждать. Никак не мог собраться и наконец заговорить с тобой, — раздаётся совсем внезапно откуда-то сбоку, в тени, куда не падает свет фонаря. Голос у незнакомца приятный, глубокий, успокаивающий и согревающий, отчего Бэкхён перестаёт дрожать и ищет взглядом его обладателя. Наконец шоркает об асфальт подошва, и на свет выходит весьма высокий мужчина. Хотя он кажется Бэкхёну достаточно молодым, но при этом во взгляде тёмных глаз чувствуется его незаурядный ум, выражение лица демонстрируют серьёзный настрой. Первым делом брови Бёна взметаются вверх, пораженные необычным цветом волос: изумрудные. Они развеваются на ветру и, привлекая к себе внимание, переливаются, искрятся в искусственном свете лампы. Конечно же, Бэкхён понимал, что его фанат мужского пола. Он готовился к встрече со скромным и довольно тихим, нерешительным молодым человеком, а не с тем, кто мог бы посоревноваться с ним за звание актёра первого плана. Статный, высокий, с хитринкой во взгляде, яркими алыми губами, растянутыми в лёгкую улыбку. Единственное, что немного не соответствует достаточно современному образу, — одежда незнакомца: клетчатый костюм, словно перенятый у какого-то героя фильма из восьмидесятых, шляпа с широкими полями. Этот парень будто вышел из чёрно-белой киноленты о мафии или детективах. — Я думал, что ты другой, — признаётся вместо приветствия немного обескураженный Бэкхён и подмечает, как мужчина шире улыбается. — Ты же именно такой, каким я себе представлял? — тот бросает на него пытливый взгляд, от которого парню становится не по себе. Естественно, он знал и раньше, что у актёров, певцов, знаменитостей бывают и почитатели среди своего пола, кто-то видит в них вовсе не досягаемых звёзд, которыми можно восхищаться, на которых хотелось бы равняться. Имеющие такие внешние данные и комплекцию, как Бэкхён, не редкость становились весьма откровенными фантазиями сексуального характера и для мужчин, не только женщин. — Спасибо за букеты, — благодарит немного неспокойным голосом Бэкхён, при этом делает шаг назад, стоит незнакомцу подойти ближе. Он предпочитает всегда держать ухо востро, особенно с такими. Что-то напрягает Бэкхёна в этом человеке. Мало ли сколько среди его почитателей с нездоровой фанатской любовью. Хотя мужчина не кажется таким же возбуждённым, как ранее встретившиеся Бэкхёну в холле девушки. Но всё равно в этом взгляде есть что-то опасное, именно из-за этого он и предпочитает держаться на расстоянии. Незнакомец замечает это и останавливается, горько хмыкая и пронзая невозмутимым взглядом таращащегося на него во все глаза Бэкхёна. Тяжело держать свои чувства в себе, когда ощущаешь такую бешеную энергетику. — Ты боишься меня, не так ли? — Я не знаю тебя, — откровенно отвечает Бэкхён, встречаясь лопатками со стеной Мюзик-Холла. Ему непривычно холодно. Даже перчатки не спасают руки превратиться в ледышки. Он вспоминает красивый букет, который побоялся взять с собой, чтобы не сломать, и оставил в гримерке. — Но я твой фанат, причем, очень давнишний. Слушаю тебя с юношества. — Юношества? — Бэкхён озадаченно выпрямляется и недоверчиво хмурит брови. Если они примерно одного возраста, следовательно, тому было не больше него, когда мужчина впервые услышал пение Бёна. — Мы знакомы? — Нет, — коротко отвечает тот, склонив набок голову и поймав подхваченную ветром шляпу. — Значит, ходили в одну школу? — не унимается Бэкхён и пытается вспомнить, когда бы они могли пересечься с незнакомцем. Но в голове не всплывает ни одного похожего персонажа в школьные годы. — Если бы… — звучит слишком печально, и это задевает Бёна. Вряд ли на юношу обиделись за его любопытство. И он бы точно помнил столь колоритного мужчину, встреться они в каком-нибудь кафе или же перекинувшись парой слов на игровой площадке, в музыкальном лагере, на праздниках у знакомых семьи. — Откуда ты тогда меня знаешь? — щурит глаза Бэкхён и сжимает напряженно кулаки. Взгляд мужчины смягчается, он вновь наступает, и это приносит с собой страх и странный трепет. — Всегда наблюдал за тобой, — признаётся почитатель Бэкхёна, и тому становится не по себе от этого. Неприятное предчувствие одолевает его, которое он тут же озвучивает. — Бог мой, так ты сталкер?! Бэкхён взволнованно ищет путь к отступлению и мелкими шажками бочком пытается приблизиться к чёрному входу. Но даже так ему вряд ли удастся скрыться. Вряд ли на двери с той стороны имеется замок. А мужчина явно превосходит его по силе. К сожалению, у Бэкхёна не было ни времени, ни средств, чтобы посвятить себя тренировкам в спортзале. — Не пойми меня превратно, Бэкхён, — демонстрирует успокаивающе ладони незнакомец. Только сейчас, когда тот оказывается непозволительно близко, он замечает, что кожа мужчины слишком бледная, будто фарфоровая, хотя изначально Бэкхён решил, что это игра освещения. — Не подходи! — сердце гулко бьётся в груди. Парень выставляет вперед руку, которая тут же касается обтянутой клетчатым пиджаком груди почитателя. Бён похож на загнанного в силки зверя. — Дьявол, знал, что будет трудно, но не настолько, — глубоко обречённо вздыхает мужчина, надевая обратно на голову шляпу. — Прости, у меня нет другого выхода. Бэкхён испуганно буравит взглядом нависшего над ним воздыхателя. Глупо и опрометчиво с его стороны было довериться незнакомому человеку. Он смотрит в мерцающие голубым холодом глаза и понимает, что медленно погружается в небытие. Вмиг ослабевшее тело по стене сползает вниз. Последнее, что он чувствует перед погружением во тьму — уверенную руку на своей талии, которая не даёт ему упасть. Просыпается парень с легким головокружением на мягкой постели в незнакомом помещении, в котором витает запах столь любимых ему роз, из-за чего легко догадаться, кто именно здесь проживает. Он пытается привстать и осмотреть комнату, но его тело будто сковали невидимыми цепями. Как бы Бэкхён ни пытался, ни одна попытка подняться не увенчалась успехом. Даже его язык чувствовал легкое онемение. Что с ним? В какой части города он находится? По какой причине его сюда привели? — Извини, я поступил крайне скверно, насильно приведя в свою обитель, — юношу начинает злить этот извиняющийся голос. Он косится вбок и замечает обшитое зеленым под цвет волос мужчины кресло, в котором тот и находится, положив ногу на ногу и попивая что-то из железного кубка. — Что ты сделал со мной? — Это чувство пройдёт. Просто иначе бы я не нашёл способа с тобой поговорить. Ты бы бросился в панику. Я вполне мог бы показаться тебе сумасшедшим. — Ты он и есть! — этот ставший вмиг опасным незнакомец встаёт и через пару шагов достигает широкой постели, на которую часом ранее обходительно уложил Бэкхёна. Заметив это, парень тут же подаёт напугано голос: — Не подходи ко мне, извращенец! Кто знает, какие у него намерения, особенно, когда с него столь учтиво сняли пальто, перчатки и обувь. А ещё ему не даёт покоя тот взгляд, будто на него смотрели, как на сочный кусок мяса. Это странное сравнение внезапно пришло ему на ум, как только он понял, где оказался. — Но я не собираюсь причинять тебе зла! — осторожно, чтобы не заставить паниковать юношу ещё сильнее, крайне медленно незнакомец присаживается на край кровати. Руки он кладёт на колени и сжимает их, понуро опустив глаза, будто действительно извиняется за свое поведение. Но кто, находясь в здравом уме, похищает людей? У этого точно не всё в порядке с головой. — Не верю. Из какой психушки ты сбежал? — нет ничего удивительно, что этот белый, как мел парень, с залегшими под глазами синяками и изумрудно-зелеными волосами — псих. Может, даже маньяк. Нашёл новую жертву в лице Бэкхёна. А тот растаял от букетов и напущенного в глаза тумана загадочности. — Бэкхён, не бойся меня. Сколько повторять, что тебе я уж точно не причиню боли, — уже более раздражительно и нервно произносит похититель. — Тогда для чего всё это? — пытается понять мотивы Бэкхён и одновременно с этим пробует осуществить новую попытку подняться, но снова провал. — Ты давно мне нравишься. — И другого способа, как похищение, для знакомства ты не нашел, — вспыльчиво цокает Бён и ищет выход — когда его телу вернется способность двигаться, то он тут же рванет прочь, а после накатает заявление в полицию о незаконном похищении и удержании против воли. — Обстоятельства не позволяли, — пожимает плечами, вертя на среднем пальце кольцо, мужчина. — И что это за обстоятельства, не побоюсь тебя спросить? — Бэкхён имеет полное право узнать, на каком основании его насильно заставили оказаться в этой комнате больше похожей на хоромы какого-то короля Англии. А ещё эти свечи кругом. Всё напоминает дешевый фильм ужасов, где вскоре проведут ритуал, частью которого станет Бэкхён. Но он не девственник, его кровь вряд ли сможет пригодиться. Хотя он вполне невинен, если дело касается секса с представителем своего же пола. А он явно интересен в этом плане своему похитителю. — Твоё выступление приходится на вечер, а днём я не могу появляться среди смертных, — поясняет свой скверный поступок почитатель Бэкхёна и поджимает губы. И неужели дуется? Такая смена характера немного выводит из колеи. В характере похитителя проскальзывает что-то детское и наивное. Как-то Бён читал, что маньяки частично остаются обиженными и ранимыми детьми. — Смертные? — именно это странное изречение заставляет Бэкхёна нервничать больше всего. — Ну вот, как и сказал, очередной псих. Надо же, попался на удочку чокнутому! Он тут же прикусывает язык, потому что осознаёт, что таких лучше не злить. Парень с опаской смотрит на мужчину, но тот больше выглядит раздосадованным, нежели разъярённым. — Послушай, Бэкхён, меня зовут Пак Чанёль, и я вампир. — Ага, конечно, такой же граф Дракула, как и я, — непроизвольно Бэкхён истерично начинает смеяться. Ну вот, дошло дело до срыва. Он никогда бы не подумал, что окажется в такой ситуации. Всегда опасался всех злачных мест и компаний, но буквально сам же положил свою голову на плаху палача. Не псих он, как же, те любят утверждать, что представляют из себя знаменитых людей, в том числе вампиров, Василисков, пришельцев и другую подобную нечисть. — Но я вампир! — не унимается гнуть свою линию мужчина, он даже топает недовольно ногой, но тут же берёт себя в руки. Выглядит вновь по-детски, даже трогательно, но Бэкхёну не до этого: в этот момент он отмечает, что к нему возвращается способность сгибать конечности, и в его голове начинают работать извилины, разрабатывая план побега. — А как докажешь, что настоящий? — Бэкхён насмешливо хмыкает: вот сейчас этот «вампир» стушуется, начнет искать оправдания для своего нежданно-негаданного фиаско. — И учти: мне мало клыков, у меня тоже такие в гримерке имеются. И о вампиризме я тоже слышал. Мне нужно что-то повесомее подобного трюкачества. Мужчина явно улавливает саркастичный тон Бёна, морщит лоб, пребывая в крайней задумчивости, ведёт большим пальцем по алым привлекательным (как бы не пытался об этом не думать Бэкхён) губам. — Я могу в зверя обратиться. — Тогда с нетерпением жду, чтобы поразиться твоим удивительным способностям, — Бэкхён выбирает технику отвлечения, обезоруживающе улыбается, при этом наконец, опираясь локтями о кровать, присаживается, прижимая к туловищу согнутые в коленях ноги. Сначала он не осознаёт, что же произошло, когда на месте Чанёля возникает серый дым, а тот будто растворяется в воздухе. И лишь после поражено замечает мяукающее существо на покрывале. — И ты называешь черного котенка с крыльями летучей мыши «зверем»? Смеешься надо мной? — умиляющийся над пищащим нечто Бэкхён берет его на руки и чешет за ухом. Подаваясь инстинктам, тот мурлычет и ластится о руку парня. Странным образом, Бэкхён передумывает бежать, хотя давно мог бы запереть животное в прикроватной тумбочке, а сам пуститься к приоткрытой двери за сиреневой занавеской, которая периодически колышется от ветра, показывая, что именно там поджидает его спасательная свобода. У Бэкхёна две слабости: розы и милые животные: щенята, котята, хомячки, морские свинки, даже поросята. Чанёль будто знал это, поэтому воспользовался беспомощностью Бэкхёна, который не смог устоять против такого очаровательного существа. Например, как это, что размахивало крыльями и доверительно лизало шершавым языком его руку. — И как мне тебя бояться прикажешь? — по сути дела, Бэкхён действительно должен, пребывая в ужасе, истерить и дрожать от страха, но зрелище столь чудное и прелестное, что у него нет ни малейшего желания чувствовать себя жертвой, находясь в лапах «кровожадного и страшного» вампира. — Я не захотел тебя пугать, — признаётся обратившийся обратно в человека Чанёль. Так как обращение состоялось прямо на руках молодого человека, то в итоге вампир оказался поверх растерянного случившимся Бэкхёна, прижимая его всем телом к постели. — А ещё могу выпить твою кровь до последней капли, — произносит нависающий над Бёном мужчина. — Но по тебе видно, что ты этого не сделаешь, — берёт его на «слабо» парень, хотя он видит во взгляде мужчины одну теплоту, что не скажешь о его коже и морозящем дыхании. — Не хочется, чтобы люди лишились такого привлекательного актёра с восхитительным голосом, — заглядывает ему в глаза Чанёль, и в его глазах тот тут же находит отражение себя. Возникает впечатление, будто его затягивает трясина. Он настолько поражён, что невольно распахивает рот и как-то судорожно вздыхает, вызывая усмешку на губах вампира. — О, я польщен, меня одаривает комплиментами вампир, — сглатывает нервно Бэкхён. Он чувствует впервые себя столь странно, ощущая тяжесть чужого тела на себе. Непривычно находиться под другим парнем, но это не приносит дискомфорта, больше внутри него плещется волнения и внизу живота скручивается плотный узел. Пальцы на ногах подгибаются от этой чрезмерной близости, нарушившей все допустимые рамки, и сердце гулко бьётся. Неужели это тоже последствия того, каким способом его тело обездвижили? Что было в том веществе? После того, как вернулись тактильные ощущения, всё тело покалывает раскалёнными иголками. — Я привык говорить то, что вижу. Мне нет смысла лукавить, Бэкхён, — парень вздрагивает, когда его скулы касается холодный кончик носа. — А как же те приёмчики, чтобы очаровать жертву, заставить повиноваться твоей воле? — выдаёт нервный смешок Бэкхён. Откуда в нём это чувство тревоги, которую он испытывает далеко не по причине нахождения в заточении вампира? Хотя он вовсе и не пленный: его никто уже не держит насильно, руки не связаны, дверь распахнута, а похититель просто просит его выслушать. Бэкхён вспоминает просьбу Чанёля, которую тот изрёк при встрече у Мюзик-Холла и расслабляется, пытаясь себя представить на квартире своего знакомого, с которым просто дурачится. Ему не привыкать играть различные роли, среди которых непросто отыскать его настоящего. — Мне это ни к чему. Я и так могу заставить любую или любого обнажить свою шейку или раздвинуть ноги, — шепчет в ухо всё тем же бархатистым низким и влекущим голосом Чанёль Бэкхён отчего-то нервничает и совершенно не понимает странного томления в паху. Он же вовсе не по мальчикам. Но что-то его цепляет в этом человеке, пардон, вампире. Чанёль немного псих, но крайне обворожительный псих. Как раз такие во вкусе Бэкхёна: немного чокнутые, но с добрыми глазами и искренней улыбкой. А еще Чанёль красивый, его красота манящая и какая-то опасная, иначе как объяснить, что он начинает нервничать, когда смотрит ему в глаза? — Тогда к чему всё это? Зачем тебе я, если ты можешь добиться любого? — Бэкхён не хочет оказаться очередным трофеем. Он уже обжегся не единожды. А теперь его пытается очаровать вампир. Ещё и мужчина. Он понимает, к чему все эти букеты. Конечно, за них придётся расплачиваться. Бесплатно и бескорыстно в этом мире уже ничего не делают. — Ответ находится на поверхности: ты великолепен, — любовное прикосновение холодных пальцев к разгорячённой щеке заставляет вздрогнуть. — Именно такой, каким бы я хотел видеть рядом с собой своего спутника: играешь сильного, но в душе у тебя свои тревоги и переживания, и у меня возникает непреодолимое желание помочь тебе с ними справиться, обнимать, целовать, приободрять, делать тебя счастливым и довольным жизнью. Я долго наблюдал за тобой, видел все, чувствовал твое настроение после выступления только по взгляду, ощущал твою подавленность после очередного расставания со второй половинкой. Но она не была ей. Она недостойна тебя. Ты заслуживаешь большего. Я влюбился в твою тонкую натуру, твой смех, твою игривость, твою добродушность и открытость. Я искал такого, как ты, столько столетий, ты не представляешь, как долго я ждал и надеялся. И я не хотел вырывать тебя из привычной жизни. Но я не могу без тебя, даже сейчас мне крайне нелегко держать внутри себя тёмную сторону своей сущности. Если бы ты знал, как манящи её речи, как сладко мне она нашёптывает сделать тебя своим. Но я не стану наводить на тебя дурман. Хочу, чтобы ты влюбился в меня по собственной воле. — Какая возмутительная самоуверенность! — Бэкхён уходит от очередного прикосновения, плавно перекочевывающего на его шею, где столь волнующе для вампира подрагивает венка. — С чего ты решил, что я смогу полюбить такого? Еще и кто насильно приволок меня в свою обитель. — Потому что я чувствую это в биении твоего пульса, и твои глаза, они не смеют обмануть. Для меня ты словно открытая книга, — Бэкхён не может противиться этому мягкому напору, когда ощущает губы на своей шее. — Но я не знаю тебя, — его голос предательски дрожит, выдавая с потрохами, что чуточку, но ему нравится то, как вампир оставляет на коже лёгкие поцелуи, а пальцы несильно сдавливают затылок. — У тебя будет возможность узнать, — елозит губами по коже Чанёль и с наслаждением втягивает запах человека. — А когда ты полюбишь меня так же сильно, как и я тебя, то я дарую тебе вечность, которую мы разделим на двоих. — Если я играю вампира, то не значит, что захочу им стать, — вампир готов восхититься упрямству Бэкхёна, но именно благодаря ему в свое время юноша смог достичь небывалых высот и покорить сцену. — Поживем — увидим, — Бён уже готов на всё, находясь под воздействием этого низкого, немного хриплого расслабляющего его не меньше запаха любимых цветов голоса. — А теперь спи, Бэкхён, засыпай, а когда проснешься, то будешь помнить обо всём, включая этот поцелуй. Теперь поражённый и обескураженный молодой человек осознаёт, каким способом Чанёлю удалось заставить его тело полностью онеметь — слюна вампира. Тогда он не помнил ничего, кроме непонятно колющегося на губах тепла, но сейчас всё иначе. Он утопает в нерасторопных поцелуях, которые ему, удивительным образом, нравятся. Его не смущает ни лёгкая щетина, раздражающая кожу, ни холод прикосновений чужих пальцев и рта. Чанёль словно весь соткан изо льда, но его губы кажутся удивительно теплыми, а влажный распутный язык горячим и живым. — Я ненавижу свою натуру, но слишком сильно люблю тебя, чтобы отказаться, — успокаивающий шёпот, нежный и ласковый, как и покоившаяся на его плече рука. Проснувшись под утро от звонка будильника на мобильном телефоне в своей квартире Бэкхён действительно помнит всё до мельчайших подробностей, включая то, как отзывался и подставлялся под алые губы, чувствовал, как заостренные вампирские клыки касались его кожи на шее и как Чанёль шептал, что его запах, слаще мёда, сводит с ума. Бэкхён никогда не чувствовал такой безумной тяги к мужчинам. Вероятнее всего, именно это чувство азарта и подстрекало его в этот момент. И сейчас он действительно готов задуматься, как отреагирует его семья, если он решит променять их на вечности того, кто, возможно, действительно будет любить его всю жизнь, и вовсе не потому, что он великолепен на сцене и его голос может влюбить в себя каждого, а потому что он привлекателен кому-то как обычный человек со своими слабостями. Чанёль стал первым, кто разглядел в нём личность, его настоящие чувства. Не человек, а вампир, которых привыкли держать за монстров, изображать, как чудовищ, увидел в нем то, что не довелось увидеть людям. — В первый же миг, как я тебя увидел, в мою ледяную жизнь ворвался тёплый ветер. Всё на свете не имеет значения, в жизни без тебя, — поёт Бэкхён, не отрываясь от любующегося им со стороны зрительного зала Чанёля. Впервые его голос дрогнул, когда он приметил зеленовласого вампира. Его партнёрша даже пару раз удивлённо хлопнула ресницами. Бэкхён обычно полностью собран во время пения. Чтобы не подвести себя и ожидания зрителей, он старается позабыть о присутствующем на мюзикле Чанёле, хотя его взгляд безошибочно раз за разом отыскивает изумрудную шевелюру. Сначала Бэкхён огорчён, когда ему не приносят очередной букет роз. Но его сердце замирает и в последствии взволнованно пускается в пляс, стоит парню заметить у выхода, держащего букет, кажется, с ещё большим количеством цветов, вампира. Крайне вежливо и явно смущенно Чанёль просит разрешение проводить Бэкхёна до дома. Бросившись в омут с головой, в это мгновение Бэкхён решает для себя: поверить Чанёлю и написать свою историю любви о вампире и... вампире на сцене. Жизнь приобретает новые краски. Не кажется больше столь унылой. Красный бархат. Алый цвет и мягкость. Как и губы, что целуют его в очередной раз, только уже в его собственной квартире, и ноги немеют вовсе не от слюны вампира, а от захватившего всё его нутро нового сильного и трепетного чувства.