my sweet prince

Отвратительный медицинский запах бьёт в нос. Пустые шприцы поблескивают острыми иглами в тусклом свете лампы. Пол словно усыпан ими, узором из пустышек с белыми разводами внутри. Потолка не существует, лишь бесконечная бездна звёзд, в которой плывёт 221B. Стеклянные голубые глаза с зелёными крапинками распахнуты, словно пытаются уловить точечным зрачком каждую пролетающую мимо комету. Майкрофт сжимает кулаки до побелевших костяшек, царапает ладонь ногтями и шипит сквозь плотно сжатые зубы. Его тело дробится от злости, запертой глубоко внутри. Хочется сомкнуть пальцы на хрупкой белой шейке, услышать режущий хруст костей, свернуть методичными и жадными движениями и смотреть за тем, как кучерявая голова Шерлока безвольно поникнет, как у шарнирной куклы. Ледяное сердце трескается, готовое вот-вот разорваться на тысячи острых осколков. — Неужели очнулся? Я уже похоронил тебя, братец, — голос Майкрофта холоден и насмешлив, губы сжаты тонкой полоской, словно совсем не его лоб мгновенье назад покрывала испарина. Словно совсем не его сердце мгновенье назад разбилось. Потолок возвращается на место, заслоняя собой прекрасные звездные огни. Мутный взгляд натыкается на изувеченное болью лицо брата. — Что ты здесь делаешь? — наркоман со злостью скалится, его пальцы колотятся, не в силах дотянуться до остывшего несколько часов назад чая. Шерлока вырвали из самого волшебного и сказочного сна его сознания, самого ослепительно-красивого видения. Майкрофт не терпит этот взгляд более секунды и закуривает, выпуская пушистые ядовитые облака в некогда звездное небо, ставшее потолком. Молчание. Майкрофт до дрожи боится наткнуться лихорадочным взглядом на иглу. Майкрофт чувствует эти злосчастные иглы повсюду, они словно поселились в его собственном горле и насквозь режут глотку криком. — Дай мне, — совсем не похоже на приказ, больше на детскую просьбу пухлощёкого мальчика с большими, ясными, чистыми глазками и черной копной кудрей на голове. Шерлок жадно смотрит на сигарету и тянет дрожащую белую ладонь. Докурив до половины, Майкрофт кладет тлеющую сигарету между пальцев брата, но касается его руки слишком долго, гладит большим пальцем запястье, словно пытаясь прочитать кожу Шерлока, узнать её компьютерный код. — Послушай, расставание с Джоном Ватсоном не повод для самоуничтожения, Шерлок, — Майкрофт осторожен, словно вслепую прощупывает тонкость льда. Смертельную тонкость Шерлока Холмса. — Тебе не понять, — Шерлок с наслаждением глотает дым, чувствуя, как яд оседает в его хрупких легких, разъедает хрустальную оболочку детектива. — Он был всем… Майкрофту не понять, каково, когда кто-то становится всем. Когда жажда присвоить себе каждый клочок кожи медленно испепеляет. Когда хочется раздробить каждую его кость за то, что он снова убивает себя. Майкрофту не понять, каково захлёбываться им, давиться его близостью, разрываться от одного лишь касания к нему. Майкрофту не понять. — Заткнись! — Майкрофт по-животному рычит, чувствуя, как слова брата прожгли что-то глубоко внутри и оставили тысяча тридцать первый шрам, словно тлеющем окурком по обнаженному мясу. Воздух сгущается, становится слишком спёртым для них обоих, ещё чуть-чуть — и Шерлок задохнется. Асфиксия колючей проволокой на шее и совсем немного на сердце. И что-то болезненно-личное бьётся под ребрами старыми кадрами кинопленки. Вкусом молочных коктейлей, цветом разбитых коленок и запахом солнечного детства. Звонким детским смехом и ласковым шёпотом: «Маленький братец». Кожа Шерлока абсолютно снежная, как у мёртвых. Только синие узорчатые завитки венок рассекают белизну рук и космические дыры от сказочных иголок. Он уже мертвец, его кожа холодная и шершавая, будто её припорошило льдинками. Майкрофта охватывает безумие, недолюбленность, боль от тысяча тридцати одного шрама и жажда насытиться, выпить до дна, считать каждую венку. Его губы раскаляют всё тело, даже сквозь рубашку жгут все косточки и ямочки, желая наполнить своим теплом Шерлока целиком, до последнего миллиметра, до кончиков пальцев, до острой коленки. Майкрофту нравится слышать рваные вздохи, нравится глотать возбужденные всхлипы, слизывать жажду Шерлока, наслаждаться его желанием. Майкрофт сжимает его кожу до боли, оставляет свои метки, укусы, царапины, присваивает каждую частичку невыносимо-любимого брата. Майкрофт прекрасно понимает наркозависимость Шерлока, когда остервенело гладит его поясницу, плечи, впалый живот и разряды тока проходят от ногтей до запястья. Майкрофт любит толкаться резко, погружаться полностью, плавиться от его запаха, чувствовать на языке солоноватый привкус Шерлока, растворяться в нем безвозвратно. — Мой милый принц, — обжигающе-жарко шепчет на ухо Майкрофт. Ласково и интимно, высвобождая наружу всю невысказанную любовь, всю нежность, которую способно сгенерировать его ледяное сердце. Майкрофт всегда зовет так Шерлока во время секса, потому что, только когда брат рвёт горло от стонов, можно не притворяться. Шерлок извивается, выгибается, стискивает пальцами простынь и короткие волосы на затылке Майкрофта. Это заставляет верить в то, что он всё еще жив. Объятый жаром, зацелованный, рассеченный касаниями родного брата, родной крови и цвета. — Я тебя люблю, мой милый принц, — Майкрофт целомудренно целует в висок, в щеку, в кудрявую макушку. Вот он, в его ладонях, его маленький Шерлок. Шерлок откидывает голову, хрипло смеётся. С нотками истерики, безумия и капельку отчаянья, застрявшего в глубине затуманенных глаз. Майкрофт чувствует эти злосчастные иглы повсюду, они словно поселились в его собственном горле и насквозь режут глотку криком. Шерлок — мраморная кукла. Тысяча тридцать один шрам стерся ластиком, отбелился зубным порошком. Маленький, кудрявый, нелепый, смешной, с любознательными большими глазками, непонятно как стоящий на своих коротеньких ножках, пухлощекий и глупый малыш. Его по-детски мягкие пальчики тянутся к запястью брата, цепляются за руку. Шерлок видит в нём свою главную защиту, своего самого смелого рыцаря. Для такой маленькой и хрупкой детской жизни, танцующей игривым мотыльком, вокруг пламени. — Мой милый принц… Майкрофт не чувствует боли, раздирающей грусти, скребущейся тоски. Нет ничего, всё выжжено, стёрто, раздроблено. Внутри него только пепел. Пепел, оставшийся от Шерлока. Есть деревянный меч с сотней маленьких трещинок, есть пиратская шляпа, есть маленький свитер с оленями. Есть его любимое драповое чёрное пальто, есть череп, которого зовут Билли, есть каждый чертов шприц, которым он вколол себе дозу звездного неба. Есть пепел, который по ошибке попал в сердце Майкрофта, а не в урну. А Шерлока нет. Майкрофт даже не вспомнит, как звучал голос Шерлока. Как Шерлок язвил ему при встречах, как выплевывал передразнивающее «братец мой». Как Шерлок просил играть с ним, как залезал ему на спину и карабкался со звонким детским смехом. Как однажды в слезах попросил защитить его от собственных желаний. И как Майкрофт не защитил. — Мой милый принц… Ты единственный… Майкрофт не вспомнит, как умер. В тот день, когда на другом конце провода безразличный голос медсестры прощебетал чёртово «передозировка».