Сказка

Топот белых, но в свете луны совершенно серебристых, коней, взрывающих своими копытами первую весеннюю грязь, покрытую инеем, раздался по притихшему на ночь лесу. Ветер прошел снежной поземкой по подтаявшим сугробам, поиграл с голыми ветвями буков, тисов и лип, легко всколыхнув их и снова притихнув. Небо, будто сапоги, вычищенные заботливым башмачником – невероятно чистое, наполненное звенящей тишиной и холодными звёздами, немного игриво мигающими с высоты. Тонкий серпик луны слегка серебрится, точно лёгкий округлый надрез на черной ткани ночного неба, сделанный осторожно и метко каким-то проказником. Процессия, состоящая из двенадцати лошадей со всадниками и своры собак, блистала богатством упряжек и снаряжения. Предводитель – а его было легко определить по более тонкой работе одежды и месту в ряде охотников, ведь он ехал во главе – резко остановил своего коня. Это был большой и широкоплечий мужчина, хорошо и красиво сложенный. На голове его блестели серебром кудри. Черты лица округлые, мягкие, приятные для глаза; рот растянут в лёгкой улыбке, которая лишь слегка тронула уголки его губ, придав лицу какую-то странную, чужую доброту; глаза сверкают двумя призрачными аметистами, полными надежд и мечтаний, которым, верно, ещё будет суждено сбыться. Он легко и почти бархатно, подобно движению хвоста кота, махнул рукой, делая знак подданным притихнуть. Гончий пес, что бежал самым первым, обогнав своих товарищей, ощетинился, тихо рыча и скаля пасть, полную белых и острых клыков, блестящих от ночных светил. Среброволосый что-то шепнул псу, и он громко залаял, пустившись бегом прочь с дороги. Предводитель бросился вслед за ним, пришпорив коня, вставшего на дыбы и рванувшего рысью. Часть всадников направилось за ними, а остальные замерли, ожидая знаков к подмоге. Тот, что пустился самым первым по лесу, блестящему, точно разлитая ртуть, был молодым королем. Это его лес, входящий в состав королевства, находящегося на грани между зыбкой реальностью и краем туманов и лжи, где заблудиться не составит труда, а пути назад, увы, уже обрезаны лёгкой рукой смерти. Иван несся к востоку от солнца и к западу от луны, летя над собственными страхами неизвестности и избивая их копытами сильного и верного коня. Его накидка развевалась в этой скачке, на грани полета, а в глазах загорелся огонь охотничьего азарта. Собаки надрывали глотки от лая, уже утонувшие в пучине преследования мечты своего хозяина – столь же нереальной, сколько и желанной. Мелькали стволы деревьев, мир крутился, оборачиваясь разными сторонами, показывая то небо, то землю, то все вместе и разом, перемешивая и разделяя, будто и вовсе не желая оставлять юного короля в покое, а желая замучить его, заставить отступиться от цели. Но всадник продолжал упорно нестись за своими псами, на ходу доставая лук, сделанный из ствола тиса – гибкий, тончайшей работы – и кленовую стрелу с серебряным наконечником, острым, как грань между сном и бдением, а ведь, как известно, очень многие режутся о нее почти насмерть. Иван был подобно порыву ледяного ветра, обдающего теплом. Сердце в его груди трепыхалось берёзовым листочком во время осеннего урагана, ожидая каждую секунду того, что и вовсе вылетит, упорхнув мотыльком под своды небес. Он уже начал терять надежду, а в голове его промелькнула шальная мысль бросить глупую затею и вернуться в замок. Мысль о том, что хватит уже гнаться за сказкой, покрытой толстым слоем пыли, хватит уже насмешек со стороны всех и вся по поводу его "детских" мечт и надежд, что стоит наконец резануть по картине с изображением стройного и прекрасного животного, висящую в спальне, хорошо-наточенным кортиком. Душа его, некогда теплая и живая, медленно начала покрываться корочкой тонкого льда, которая, бывало, по осени ломается под ногами неосторожных лисиц, перебегающих озера. В глазах его начал медленно, но верно гаснуть лиловый огонь. ...Но вот, не дав душе полностью заледенеть, среди темных стволов мелькнуло что-то, похожее на вспышку: стремительное, лёгкое, прекрасное. И вновь вспыхнуло пламя в глазах короля, и вновь он пришпорил своего коня. Белая, стройная тень мелькала между деревьями, то появляясь вновь, то вовсе исчезая, то оказываясь совсем рядом, и казалось, что можно коснуться ее рукою, то серебрясь совсем далеко. Он и не заметил, как в погоне за белым оленем совсем потерял из виду всю свою свиту, как начал игнорировать их крики, как начал игнорировать и собственный ненавязчивый голос здравого рассудка. Какой здесь может быть мозг, когда сердце рвется на части, дробясь о ребра, увлекая за собой все дальше и дальше – в глубины леса. Наконец просвистела первая стрела. Она рассекла ствол тоненькой липки, врезавшись в ясень и застыв. Лук натянулся во второй раз. Конь уже покрылся мылом, а человек рвано дышал от усталости и перенапряжения. Небо залилось алым, окрашивая все вокруг кровью и теплом, будто предчувствуя скорую смерть. И вторая стрела разорвала воздух, но пронеслась между рогов у остановившегося животного. В глазах его застыли усталость и немой ужас, сверкая в полутьме утра и отливая багрянцем на ярко-зеленых, по-настоящему магических радужках. Он устал, ноги его дрожали, явно собираясь подвести своего хозяина и отказавшись двигаться более. Тетива лука натянулась до упора, но дрожащая от переутомления стрела попала не в самое сердце, куда метил Иван, а только в изящное плечо. Алая кровь брызнула на розовый в рассветных лучах снег. Олень в изнеможении упал на бок, грустно смотря на короля и взглядом умоляя прикончить его побыстрее, не заставляя мучиться. Кровь из его раны медленно вытекала, капая со стрелы. Человек спрыгнул с лошади, ещё раз зарядив лук стрелой и мысленно подготавливая себя к исполнению того, ради чего жил последнее время. Но он зажмурился от яркого зеленоватого света, затмившего даже рассвет. Когда Иван наконец смог открыть глаза, то все вокруг зеленилось летним лесом, дышало жизнью и счастьем. Тем самым счастьем, которое ты чувствуешь, когда выходишь летним утром на улицу, вдыхая воздух полной грудью и глупо улыбаясь. Глаза пересеклись. Вспышка двух огней, лилового и изумрудного, на секунду затмила обоим все на свете, стерев память и разорвав все грани между ними. Какие прикосновения? Они не нужны, если ты чувствуешь взгляд каждой фиброй души. Иван опустил лук, не смея более поднять руку на столь прекрасное создание, скрывавшиеся под маской животного. Он непроизвольно сделал шаг навстречу, но пугливое существо отпрянуло. Движения грациозны. Кожа белая, будто снег, и тонкая, как фарфор лучшей работы. Светлые волосы, прилипшие влажными прядями ко лбу, и, дрожащие от сердечного трепета, ресницы, обрамляющие глаза, которые вобрали в себя всю зелень леса поздней весной. – Позвольте, я... – король не договорил, задохнувшись собственными мыслями и чувствами. Олень, так внезапно ставший человеком, упрямо замотал головой, поджимая губы. Он коснулся стрелы, торчащей из плеча, и болезненно поморщился, не решаясь ни вытащить ее, ни оставить так, как есть. Иван постарался расслабиться и медленно, осторожно, боясь снова напугать прекрасное создание, начал подходить. Не чувствуя от человека более злых намерений, зеленоглазый подпустил его совсем близко, но продолжал внимательно следить за каждым движением: не достанет ли откуда кинжал? не ударит ли нао́тмашь? не схватит ли? ...но этого не произошло. Иван мягко и быстро достал стрелу из плеча, вызвав раздражённое шипение, а после крепко стянул ее своевременно оторванной полоской материи. Он прикрыл нагое тело своей накидкой и, искренне стараясь действовать как можно аккуратнее, приподнял раненного на руки. – Вы умеете говорить? – осторожно поинтересовался король, ловя себя на мысли, что не может оторвать взгляда от мистического блеска в глазах парня – но просто ли парня? – у него на руках. А тот даже не сопротивлялся, будто и вовсе зачарованно смотря в расширенные зрачки напротив. – Если есть желание... – он криво улыбнулся, а в голосе проскользнула лёгкая тень насмешки, которая порвала оцепенение Ивана, заставив его отвернуться, глуповато улыбаясь от собственных мыслей и предчувствий. – Ну что ж, надеюсь, Вы не будете против отправиться ко мне на небольшую реабилитацию? Возможно, так я смогу смягчить это... – он выразительно посмотрел на кровавое пятно, что образовалось на повязке, – обстоятельство. Оборотень – а это был именно он – поморщился так, будто прокусил что-то очень кислое или горькое. Его вводил в состояние омерзения тот факт, что придется ехать к людям, которых он на дух не переносил. Тут до него дошло то, что у одного из представителей человеческой расы, он собственно, сейчас находится на руках. Он дернулся, но тут же сморщился ещё сильнее – на этот раз уже от боли в правом плече. Идея бежать сейчас казалась настолько же абсурдной, как и собственное положение. «И пусть случится то, что до́лжно» – лёгкой и быстрой птицей пронеслось в его голове; тело обмякло, а голова почти безвольно кивнула. Король больше ни слова не сказал. Он аккуратно усадил новоприобретенную драгоценность на коня перед собой, устраивая его удобнее. * * * День прокрался в комнату одной из отдаленных башен, заполнив все золотым сиянием и отражаясь от пылинок, что кружатся в воздухе, как бы вальсируя. Аристократично-сложенный молодой человек сидит на каменном подоконнике, свесив одну ногу и смотря на то, как медленно проплывают по ярко-голубому небу облака. Он думал о том, что за несколько недель "реабилитации" у Ивана ему гораздо лучше, и теперь, когда приближается время расстаться, он не может заставить себя это сделать. – Доброго утра, Артур! А вот и сам предмет размышлений: влетел с широкой улыбкой и теплом в глазах, вытащив сидящего на подоконнике из омута мыслей. – Ну сколько раз просил не называть меня по имени! – Артур закипел, как перегревшийся чайник, поджимая губы и хмурясь. – Прости-прости... Ну так что? Идём сегодня в голубятню? – король оперся о стену рядом с окном, с затаенной нежностью смотря на оборотня. – Идём, только не смотри так, – "олень" отвернулся, едва-заметно краснея. – А завтра идем на турнир? – Завтра?.. – Артур вспомнил, что именно завтра хотел уйти в лес, но отказать он не смог. – Может быть. – А послезавтра, а? – уже с открытой издевкой снова задал вопрос Иван. – И послезавтра... ...и через три, и через десять дней, и через три, и через десять лет. Иногда наши мечты исполняются не совсем так, как мы бы хотели... И жили они долго и счастливо!