Ригбёнок

Пирог. Сладкий, рассыпчатый. С сочной черничной начинкой. Еще чуть теплый, ароматный. Пирог – это всегда хорошо. И Мордекай всегда слыл искушенным ценителем. Всегда хорошо. Но только не в том случае, когда этот самый пирог, восхитительный, сладкий, терпкий пирог вдруг оказывается на вашем лице. И в тот самый момент он перестает быть замечательным и становится отвратительно липким и мокрым. А уж если в довесок выясняется, что, помимо лица, злосчастный пирог перепачкал всю вашу свежевыстиранную постель, то весь восторг улетучивается без следа. - Ригби! – прошипел Мордекай, торопливо вытирая с лица черничный джем с кусочками теста. Правда, он не убирал его скорее, а лишь размазывал все больше и как будто совершенно этого не замечал. Сейчас все внимание его было сосредоточено на соседе, друге и источнике большинства проблем. Ригби. Щуплом пареньке с вечно взъерошенными темно-русыми волосами и бегающим взглядом. Весь его вид говорил о том, что тот задумал очередную шалость. Впрочем, это всегда оказывалось недалеко от истины. Сколько бы всего они ни пережили вместе, в какое бы немыслимое количество передряг ни попадали, никогда Ригби не выносил урок. И все начиналось по новой. Казалось бы, стоит ли безобидный розыгрыш с пирогом в постели такого пристального внимания? Розыгрыши и подколы уже давно стали неотъемлемой частью их жизни. Одним больше, одним меньше. Но нет. Именно этот раз стал последней каплей в море безграничного терпения Мордекая. И дело даже не в том, что вся его шевелюра и одежда в липкой субстанции и о встрече с Маргарет через час можно забыть. И совсем не в том, что благодаря этой выходке в ближайшие пару дней придется спать на голом матрасе, ибо очередь на стирку была расписана чуть ли не по минутам. Нет. Дело было в нем самом. Когда тебе девятнадцать, ты думаешь, что весь мир у твоих ног. Ты молод. Полон энергии и надежд на светлое перспективное будущее. Кажется, будто вся жизнь еще впереди: времени и сил хватит на все. Однако время идет. И вот тебе уже двадцать три, а ты все так же работаешь в городском парке и драишь карниз от голубиного помета, попутно выслушивая постоянные нарекания ворчуна Бенсона. И азарта как-то убавляется. Чего не скажешь о Ригби. Этот словно заточен в своей внутренней временной петле, где ему вечно девятнадцать. - Ригби, - выдохнул наконец Мордекай, устало глядя на своего истерично смеющегося закадычного друга, - повзрослей наконец. Ты такой ребенок. Ригбенок. На этот раз того проняло. Или Мордекаю лишь так показалось, но Ригби слишком внезапно смолк и вперил в него свои немигающие золотые глаза. Кажется, и правда задело. Ну и пусть. За дело. Пускай подумает. И Ригби подумал. Подумал и стал вести себя иначе. Нет, совершенно не так, как предполагал и ожидал Мордекай. - Дивитесь же совершенству! Ибо грядут новые времена! – восклицала щуплая, нервно жестикулирующая фигурка, которая уже собрала вокруг себя почти всех обитателей дома. Когда Мордекай на следующее утро после их вчерашнего разговора спустился вниз, то подоспел к самому разгару творившейся суматохи. И виновником, конечно же, был Ригби. На этот раз он превзошел сам себя: раздобыл где-то смокинг, зачесал свои непослушные волосы назад (подумать только, даже смазал их гелем) и пылко произносил путаные речи. Из кармана его пиджака торчала небольшая бумажка, куда он изредка подглядывал. Это красноречиво свидетельствовало о том, что речи, которые он произносил, в некоторых моментах были непонятны и ему самому. Должное впечатление, однако, ему произвести все же удалось. Попс завороженно слушал тот поток несуразицы, что лился из уст паренька. Маслмен и Дай-Пять нервно переглядывались. Думали, наверное, что их приятель окончательно тронулся. Скипс же просто смотрел и иногда крутил пальцами у виска. Едва заметив спускающегося Мордекая, Ригби проворно соскочил с импровизированной кафедры из коробок и театрально раскланявшись всем присутствующим, направился прямиком к другу. - Что ты на этот раз учудил? – медленно произнес Мордекай, чеканя каждый слог. Он и сам не понимал почему, но ребячество Ригби (ригбячество) стало действовать ему на нервы. Особенно после того случая с чертовым черничным пирогом. Он понимал, что так нельзя, но ничего не мог с собой поделать. Раздражение вскипало в нем как масло в котелке. - Ну что? – Ригби задорно фыркнул, выставив ногу вперед все в той же театрально-дурашливой манере. - Видал это? Видал? – он покружился на месте, демонстрируя обновки. – А как я говорил! И кто теперь ребенок?! Он смотрел на Мордекая полными гордости и восторга глазами. Будто бы ожидая, что тот похвалит его. Признает свою неправоту. Извинится. Ригби нужно было это. - Ригбёнок. Мордекай пожал плечами и удалился обратно к себе в комнату. Ригби рванул за ним. В новом выглаженном смокинге он, перескакивая через ступеньки, взлетел наверх, ворвавшись в комнату Мордекая. Нет. Их комнату. - Чел, друг, какого черта?! – парнишка тяжело дыша ввалился в комнату и грозно навис над успевшим расположиться на своем матрасе Мордекаем. - Просто признай, что я не ребёнок! Хватит. Хватит меня так называть! Надо же. Его задело слишком сильно. - Я не буду признавать того, чего нет. - Ах так? Так ты, значит?! – Ригби вот-вот был готов затопать ногами от злости. А то и вовсе кататься по полу и скрежетать зубами. Лихорадочно вращая глазами, так, что казалось, они вот-вот выкатятся из орбит. Наконец он зацепился взглядом за сиротливо валяющуюся в куче всякой всячины (ригби-мусора, как они его иногда между собой называли) пачку сигарет. Недолго думая, выхватил ее и стал быстро набивать рот сигаретами, словно те были не настоящими, а всего лишь простой жевательной резинкой. Таким они часто баловались в детстве. Сначала изображали взрослых, делая вид, что втягивают дым, а потом весело носились друг за другом, надувая большие розовые пузыри. Но они были настоящими, и Ригби не угомонился, пока не засунул себе рот всю пачку. Впрочем, не угомонился он и после. Снова метнулся к Мордекаю, попутно пытаясь поджечь их все разом спичками, которые вытащил из той же кучи. Не забывая при этом мычать нечто нечленораздельное. Этого Мордекай больше не мог выносить. Не хотел. Встав с кровати, он подошел к Ригби и хорошенько того встряхнул. Так, что все сигареты (зажечь он их, благо, еще не смог) посыпались на пол. - Очнись. Ты уже с головой совсем не дружишь? Впервые Ригби видел своего друга настолько сердитым. Но сдаться сейчас – значило признать его, Мордекая, правоту. А Ригби не ребёнок. Рывок. Подсечка. И совершенно застигнутый врасплох Мордекай распластался на полу. Между тем холодные руки Ригби с поразительно тонкими для мужчины пальцами уже блуждали под неизменной голубой футболкой друга. - Какого черта ты творишь? Его тщетные попытки подняться были пресечены грубым неумелым поцелуем, больше походившим на укус. Дурак. Он и с Эйлин никогда не целовался? Точно. Куда уж ему. - Ну же, все взрослые делают это, я же знаю! – глаза Ригби в этот момент отражали чистое безумие. Нет. Азарт. Его руки продолжали ласкать тело Мордекая, отчего по телу у того табунами бегали мурашки. Но не от холода. Наслаждения. Работать руками у Ригби получалось явно лучше, чем целоваться. Теперь к его действиям добавились еще и плавные движения бедрами. - Отдайся своим грязным желаниям, - томно прошептал паренек в ухо Мордекаю, - я же знаю, ты хочешь. Хватит корчить из себя бухтилу. Я же знаю – ты не такой, - он чуть сжал бедра, - думаешь, я не чувствую твой стояк? И самое отвратительное было в том, что в этот раз он был прав. Мордекай был возбужден. Какого черта у него эрекция от того, что его лучший друг пару минут поелозил на нем и пощупал за соски? Но, Создатель, как же Ригби был притягателен в этот момент. Распахнутая белоснежная рубашка не скрывала его худосочную фигуру. Грудь с сильно выпирающими ребрами то и дело опадала и поднималась. Дышал он часто и тяжело. Отдавал ли Ригби себе отчет в том, что делал? Возможно. Что этот идиот там говорил про возбуждение? Да он же сам едва сдерживается. Покориться инстинктам сейчас? Но что потом? Какая разница. И Мордекай покорился. Следующий поцелуй под его руководством. Страстный, терпкий, не чета предыдущему. Дыхание Ригби сбилось окончательно и он издал тихий стон, скорее напоминающий всхлип. Неспешно Мордекай подмял друга под себя, оказавшись теперь хозяином положения. Остатки одежды полетели в сторону кучи. Ригби легким движением обхватил партнера ногами, вскинув таз, как заправская шлюшка. Словно он только и делал, что занимался этим всю жизнь. Естественной смазки хватало, однако все же следовало найти лубрикант, но вряд ли бы что-то подобное нашлось даже в ригби-мусоре. Они было решили обойтись и без, как вдруг Мордекай впечатался рукой во что-то вязкое и влажное. Остатки черничного пирога, который никто из них не соизволил убрать. Густой, скользкий. То, что нужно. Недобро сощурившись, Мордекай зачерпнул немного джема или того что от него осталось и слегка размазал вокруг ануса Ригби, проталкиваясь двумя пальцами внутрь, растягивая кольцо мышц. Паренек дернулся, но вскоре привык и уже сам подавался навстречу, пытаясь насадиться глубже. В уголках глаз его выступили слезы, но он умолял о большем, крепко сжимая набухшую раскрасневшуюся плоть. Мордекай вынул пальцы и аккуратно вошел. Двигаясь сначала неспешно, он постепенно наращивал темп. Ритм, в котором двигались парни, становился всё более рваным, а стоны Ригби делались все громче, жарче. В сладостной истоме выгибался он навстречу Мордекаю. И тела их сплетались в жарком танце страсти. В этот момент все распри и неурядицы не имели абсолютно никакого значения. Имели значение только они двое. Здесь и сейчас. Уже потом, когда они просто лежали на прохладном полу, еще не до конца осознавшие произошедшее, но пребывающие в эйфории и ловящие кайф, Ригби спросил: - Ты все еще считаешь меня ребёнком? Услышав вопрос, Мордекай лишь улыбнулся краешком рта. Чтобы доказать ему и заставить извиниться, Ригби вынудил себя трахнуть. И после этого еще думает, что ведёт себя как взрослый. Его не изменишь. Мордекай устало прикрыл глаза. - Нет. Конечно, нет.