Crucify

emma hewitt — crucifi

Удивительно. Неужели и её тело пошло по тропе умертвления следом за душой? После очередной затяжки она вдруг заметила, что ничего не чувствует. Ни помутнения рассудка, ни эйфории, ни хотя бы отвлечения, которое так было нужно. Чтобы не разъедать себя изнутри мыслями. Пусть лучше эту роль исполняют сигареты. Лучше вот так тупо смотреть на вид с девятого этажа и курить-курить-курить, пока не стошнит. Она не запьёт. Потому что он бы не хотел. После очередной тяги убедилась, что и это уже не помогает. Ничего, блять, и не поможет. И чувствует знакомую панику. Знакомую темноту, которая затягивает и заставляет думать онёмонёмонём. А после оставляет только пустоту. Пустоту в сердце, где когда-то был тот, кого любила. Она давится слезами вперемешку с собственными мыслями и с силой швыряет окурок в открытое окно, сопровождая его падение гортанным воем. Будто он виноват, что не помогает. Это она виновата, что не была рядом и не спасла. Она виновата, что именно тогда не помогла. Молила бы о том, чтобы проклятый Бог ей привязал к ноге камень и затащил на дно, а не ему. Она бы и не сопротивлялась. Запускает обкусанные пальцы в волосы и тянет, надеясь, что вытащит этим назойливые мысли, что найдёт ту кнопку, которая отвечает за чувства. С удовольствием бы нажала на режим «Off». Нервные импульсы скачут, как потерпевшие, в голове будто сидят миллионы человек и рассказывают о чём-то своём, да так настырно, что она опять орёт в темноту ночного города. Такого пустого и бессмысленного после недавнего времени. На автопилоте захлопывает дверь балкона и как-то умудряется дойти до кровати и в один миг свалиться на неё. Выстирывала это бельё сегодня, кажется, миллион раз, но всё равно чувствует этот до безумия родной запах. На секунду перестаёт задыхаться от слёз и вот-вот почувствует, как сзади крепко обнимут любимые руки. Что прижмут к себе, а нос зароется в рыжие волосы и он так сладко прошепчет «Моя». Она почти это слышит и на секунду всё становится, как прежде. Чувствует, как такие до одури любимые пальцы тянутся к подбородку и заставляют посмотреть в глаза. А такие мягкие губы заключают в поцелуй, вторя «Моя», заставляя таять. Смотрит так опьяненно и так живо. А потом жизненный запал в миг куда-то пропадает и взгляд превращается в две чёрные дыры, безжизненные и мёртвые. Слёзы снова нахлынули, как водопадом, и она скручивается в неописуемый узел на кровати от жгучей боли в животе. И даже радуется, что может на один короткий момент начать мыслить, перекрывая душевную боль физической. Закрыться, закрыться, не помнить. Сколько она не ела? Кажется, неделю с того дня. Да и пусть желудок сам себя хоть сожрёт. Всё равно. Всё равно, что она потеряла в весе уже половину себя, всё равно, что одежда не держится. И мама пихает в неё хоть что-то из еды, а в неё не лезет и полночи проводит в обнимку с белым другом. Размытый взгляд падает на пол и она видит там всё ещё не убранные лепестки белых роз и зелени. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу розы» думает она и добавляет, что ненавидит всех на этой планете. Ненавидит подруг, из-за которых день и ночь разрывается трубка и ненавидит их пожелания держаться. Знали бы, что уже давно рассыпалась. Ненавидит маму, которая каждый раз тарабанит в дверь ванной, когда слышит, что вода течёт и течёт, а её дочь не отзывается. Ненавидит её за то, что думает, что сможет уйти также, как и он. Вместе с водой и сгорающими лёгкими. Смотрит на свои пальцы, все изрезанные шипами, потому что сидела тогда и обдирала каждую розу из тысячи и впадала в истерику из-за своего прогрессирующего ОКР, если видела хотя бы один не ободранный и некрасивый лепесток. И накатывает такое цунами ненависти к себе, потому что не была на похоронах. Но прекрасно знала, что не смогла бы с ним попрощаться. Что не может оставить у себя в голове последнее воспоминание о нём таким. Поэтому вспоминает, как он называл её дурёхой после очередного приступа ревности. А потом доказывал, что он только её, обволакивая теплотой своего тела, заставляя ходить по краю из-за переливающихся за обод чувств. Нет такого понятия, как двигаться дальше. Это всё ложь. Как можно двигаться дальше? Как можно не утопать в ночных кошмарах и не забыть о сне? Как осознать, что больше нет того родного, что жизнь такая хрупкая? И что он не хотел делать больно. Просто так случилось. Просто так случилось? Да как такое может просто случиться? Как можно просто так уйти? Где же был грёбанный Бог? Где же была его сила? В такие моменты вера куда-то всегда исчезает, как будто Бог становится не причём и отмораживается, выплёвывая в лицо «Спаси себя сам». И его она тоже ненавидит. А она всё больше давится собственными всхлипами, ведь он бы не хотел, чтобы её, как сейчас, пожирала ненависть, которая уже успела ожесточить её. Нападать даже на близких с упрёками, а потом снова, и снова, и снова плакать у них на плече, хотя казалось бы, что выплакивать уже нечего. Нет такого понятия, как двигаться дальше. Это всё ложь.