Цветы

У Драко все предплечье зацеловано самыми яркими цветами, на солнце они переливаются цветом розово-красным и оранжевым уютом, как закат поздним летом без синего пламени туч. Когда у Драко саркастически спрашивают, верит ли он в бред про родственные души, он почти мрачным смешком отвечает: «нет». Рубашка колет молочную кожу, всю разросшуюся пионами. В книгах пишется, зацветают лишь нанесенные умышленно шрамы. Говорят, у соулмейта появляются такие же. Шепчут, у самых неудачливых людей цветы на теле. Драко потирает истертые лиловые ветки вен сквозь разросшиеся, ещё совсем юные ростки бутонов. Шрам от вырезанной Чёрной метки все более неприятно щиплет бледную кожу. Когда Гарри вновь останавливает Драко в залитом золотом коридоре после трансфигурации (у того идут неловкие киноварные пятна по скулам) и вновь целует, у него каждый раз замирает сердце — пушистые бутоны будто ломаются над венами и расцветают вновь. Гарри будто ничего и не замечает. — Почему ты никогда не надеваешь одежду с короткими рукавами? — Гарри на мгновение переводит дыхание, отрываясь от тёплых губ Драко. — Что за глупый вопрос, Поттер? Это не лучший способ показаться интересующимся моими делами, — надменно хмыкает Драко. Гарри только заявляет: — Просто интересно, ты ведь всё лето в водолазках да рубашках и ходил, — Драко хочется ответить что-либо язвительное, но Гарри неожиданно делится, — у меня на левой руке цветы, представляешь? Гермиона давно сказала, что такое маловероятно, только если совсем редко. Перечитала все книги, сказала, даже если есть умышленные шрамы, не всегда есть родственная душа. Драко неловко потирает алый сад пионов на бледно-молочной коже, надеясь, что Гарри не заметит случайного движения по предплечью. — У тебя там метка? Но ты говорил, что давно избавился от неё. Подожди минуту… Гарри успевает резко закатать рукав мантии и рубашки Драко до того, как тот напуганно хватается за мягкие бутоны, персиковым и грейпфрутовым переливавшиеся на закатном солнце. Первое время он ошеломлённо молчит, исследуя поток краснеющих цветов, а Драко тысячу раз винит себя в невнимательности. — Ты вырезал себе ее, — вдруг понимает Гарри, нежно поглаживая лепестки пионов на дрожащей коже. — У меня такие же. О, Мерлин, какой же ты… Драко ощущает, как мягкие полные губы вновь целуют его, руки зарываются в светлые волосы, и, кажется, первый раз действительно благодарит что-то за такой прекрасный сад.