The hunter and werecoyote

      У Эллисон тренировка в лесу каждый четверг ровно в шесть вечера. Это ее неизменный маленький ритуал, во время которого она включает музыку в наушниках на полную громкость и оттягивает стрелу, целясь в мишень на дереве. Ее движения резкие и привычные, а стрела не отходит вбок от тетивы, как у Стайлза, когда она пыталась научить того стрелять. Он чудом тогда выпустил стрелу, но цель осталась не пораженной хотя бы близко, а сам снаряд затерялся в деревьях. Больше попыток она Стилински не давала, а Мартин ярко-красными губами победно улыбнулась, и тогда послышалось ее вечное «Я же говорила».       Ритуал не отменяется из-за плохой погоды, жутких новостей, что в лесу лучше не появляться, или так не вовремя разрядившегося плеера. С последним у нее возникли проблемы именно в этот день. Она тихо чертыхнулась и опустила лук, не веря такой подставе от судьбы, ведь песня оборвалась на середине припева, когда кульминационный момент был так близко, но затем так глубоко и разочарованно вдохнула, что закололо где-то в легких, и продолжила тренировку без музыки, чему уже через несколько минут была безумно счастлива.       Хруст ветки, шуршание листьев – звуки вечернего леса, после которых Арджент теряется и направляет лук в их сторону. Страх напрочь выжег воспоминания о том, что она – охотница на оборотней, девушка, победившая стаю альф и темного друида, та, что выжила после смерти матери, когда так хотелось умереть, вскрыть вены – вдоль, не поперек – тем же наконечником чертовой стрелы и наблюдать, как багровая кровь выбирается из заточения и равномерно стекает по руке. Мгновение и она уже удерживает в горле до горькой боли инстинктивный выкрик с таким глупым и бесполезном вопросом, кто здесь. Если зверь – ответа не последует. Если человек – он точно поймет, что в такой глуши находится одинокая девочка, подобно Красной Шапочке заблудившаяся в лесу. Вот только она – не Красная Шапочка, она – охотник, вспоровший брюхо волку.       Еще один шорох, и Эллисон вспоминает свою фамилию и про оружие в руках. Она в момент осознает, что давно перестала быть жертвой, девочкой, не способной постоять за себя, трусишкой, прячущейся в классе, когда страх сковывает каждую клеточку твоего тела так сильно, что тебе больно дышать, больно говорить, ведь сильные девочки не плачут от страха, больно даже размышлять над спасением. Тебе остается лишь роль принцессы, жаждущей помощи.       Угрожающе зависшая на тетиве стрела все еще впереди девушки, чтобы тот, кто бы там ни был, сразу понимал, что наткнулся на воина. Свободный выдох завис в легких, сжигая их изнутри: перед ней сидел койот с глазами, светящимися светом самой луны. Койот, который почему-то был похож на любопытного щеночка со слегка повернутой головой, со скомканным от грязи мехом. Арджент точно знает: оборотни не исцеляются, если выстрелить стрелой, а также она знает, что оборотни не сидят, как псы, и не ждут дальнейших действий охотника. Они нападают молниеносно, скаля зубы, которыми вцепляются в нежную кожу на шее, и с противным чавкающим звуком выдирают кадык и голосовые связки, пачкая свой мех в свежей крови жертвы.       Койот смеется в душе, Эллисон уверена, ведь охотник, настоящий охотник, безжалостный убийца монстров, не опускает лук и точно не спрашивает имени. Но и у Арджент есть повод для смеха: оборотни не перевоплощаются в более слабую форму перед своими убийцами, не обнажают себя перед незнакомцами и не улыбаются так загадочно-пошло, что хочется провалиться под землю до скончания времен, чтобы никто не нашел, чтобы никто даже не знал, что туда провалилась мисс Эллисон-я-могу-за-себя-постоять-Арджент. – Малия, – охотница смотрит в глаза девушки так пристально, что боится, как бы она не спалила незнакомку, – имя которой, она уверена, если произнести, польется сладко, будто мед, – пытаясь обмануть обеих, что ее совсем не интересуют формы девушки. Хотя самого оборотня явно не заботит то, что она полностью обнажена. – Малия, – она облизывает губы: и правда сладкое имя, такое, что его хочется выдыхать вновь и вновь. – А я Эллисон, – она натягивает улыбку совсем не так мастерски, как тетиву лука, она готова сгореть на месте, когда вспоминает, что красавица, представшая перед ней, может услышать, как иголка упала на подушку в километре от себя.       А незнакомка улыбается похотливо и похабно, руки скрещивает на груди из привычки защитить душу и сердце, а не скрыть свою наготу, – она слышит возбужденное сердце Арджент, она кожей чует, как разгорячена сейчас охотница, она видит, как та облизывает губы и кофейными глазами оглядывает окрестность, свой лук, свои ботинки, лишь бы не смотреть на оборотня. – Тебе не холодно? – спрашивает Эллисон, посмотрев наконец в глаза, и слегка улыбается, в этот раз не натянуто, но смущенно, в этот раз волчице удается разглядеть ямочки на яблочно-румяных щеках. – У меня в машине есть куртка.       Койот уже давно не замерзала, она привыкла убегать в лес по вечерам, перевоплощаться в койота-падальщика, как любит выражаться Питер, и заниматься тем, что должен делать хищник. Особенно она любит загонять в ловушку оленей – гигантская добыча с нежным мясом, но она не против и зверьков поменьше, хотя те обычно слишком жесткие от ужаса неминуемой гибели, от страха стать обедом оборотню, живущем в двухэтажной квартире в центре города.       Малия не мерзнет, но прогулка до машины с этой недоохотницей теперь пункт номер один в ее списке желаний на ближайшее Рождество. Остается только надеяться, что в этом году она была хорошей девочкой.       У Эллисон тренировка в лесу каждый четверг ровно в шесть вечера. Это ее неизменный маленький ритуал, во время которого она целует кусает губы койота и выкрикивает выстанывает ее имя, содрогаясь волнами удовольствия на заднем сидении машины. Ритуал не отменяется из-за плохой погоды или появившегося в городе злого духа. «Плевать» — повторяет Эллисон мантру своей недодевушки и жмется к ней сильнее, пытаясь раствориться в ее объятьях.       Ее неизменный маленький ритуал ломается в тот же день, когда она пытается удержать багряную кровь в груди своего личного койота, когда в глазах цвета горячего шоколада пропадает искра и виднеется обжигающе-холодная зима, когда пальцы разжимают ладонь Эллисон, а последний вздох застревает в горле оборотня. Она еще долго сидит у тела Хейл и окропляет ее рану жгучими слезами.       Отныне ее мантра — «отомстить», она исполняет ее каждый раз, когда неоновый желтый свет вытекает из демонов Они. Охотница говорит «За койота», отбирая катану у Юкимуры, и всаживает ее прямо в черное сердце Ногицунэ, наблюдая, как тот пеплом рассыпается по ветру, а маленькая муха, все, что осталось от этого страшного демона, попадается прямо в лапы желтоглазого знакомого.       Лидия переживает за подругу где-то на клеточном уровне, банши пытается предсказать новую смерть, но Мартин готова дорогим маникюром лично расцарапать себе горло, лишь бы крик не вырывался наружу. Королева школы продолжает оставлять все новые царапины на бархатистой шее, пытаясь подарить подруге хотя бы еще секунду. А охотница улыбается надломанно, вспоминает, как хорошо было в объятьях ее недодевушки и стеклянным взглядом наблюдает за падающей тяжелыми каплями кровью цвета красного сухого, любимого напитка койота. А ей нужнее воздуха и жизни улыбка оборотня.