Да кто такая эта Рэйчел Эмбер?

Забавно, как в один день жизнь выбивает у тебя землю из-под ног и всё идет по пизде. Хлое Прайс шестнадцать. Всего три года до волос цвета бирюзы. Всего три года до практически полной асоциальности, черствости, умения откусить язык с корнем каждому, обвязав галстуком вокруг шеи, и нарваться. Нарваться по-крупному и серьезно. Но пока, ей всего лишь шестнадцать, и Хлоя начинает с прогулов в школе, нравоучений старших, мелких уличных перепалок. Синяки на костяшках не пугают, как и ссадины, пусть даже на лице. Пусть даже мать ругается. За очередную пачку сигарет, которую девушка не пытается прятать: джинсовая ткань карманов плотно прилегает к бедру, очерчивая силуэт пачки. Вскоре запах табака, пропитавшего одежду, сменится запахом травки. И вскоре станет плевать. На всё. Дэвиду так и не удастся приучить Прайс к подъему в семь утра, прилежному посещению занятий, да и дисциплине в целом. К счастью, жизнь не урок ботаники, а Дэвид не селекционер, чтобы привить ей уважение согласно механизму субординации. С другой стороны, вопиющий эгоизм никогда не был свойственен Хлое. Но как быть, когда человек, которому ты пыталась отколоть частицу себя, втереть её грифелем в бумагу, вывернуться наизнанку в сообщениях, письмах отправленных и черновиках, мнимых и материальных. Оставленные без ответа телефонные звонки, словно тебя избегают, как самый страшный катаклизм, способный поставить под угрозу существование города. Как тот, кого ты любила всем сердцем и доверяла, может с такой легкостью исчезнуть? Ведь они вдвоем должны были переступать по скрипучим слизким половицам их собственного судна, пока Весёлый Роджер игриво ловит порывы ветров. Любовь некому отдавать. Хоть это и не скоропортящийся продукт, но она тоже загибается, вянет и гниет. Любви больше не остается. Макс сделала тысячи совместных фотографий. Но ничего не оставила после себя, когда Хлоя нуждалась в ней больше всего на свете. Какие-то три года, и Хлоя научится жить без Максин. Пока та не свалится на неё снегом на голову. Какие-то три года до того как Прескотт окончательно слетит с катушек. Три года, чтобы получить пулю в живот. Но так нужно. Правда ведь? Так правильно. А правильно ли? У Хлои ничего не осталось. Отцовский гараж и попрятанные по пыльным углам старые вещи. Его вещи. Коробки уже потрёпанные и надорванные от бесконечного метания из комнаты в комнату специально остаются без подписи (ведь зачем подписывать вещи мертвых?), наконец-то нашедшие своё пристанище на этих последних квадратных метрах их дома, куда мать практически не заглядывает. Запрятанные в тумбе перевернутые лицом вниз семейные фотографии не в счет. Глубокие коробки, должно быть, для того и существуют – чтобы прятать в них своё прошлое? Только вот Хлоя прятать его не хочет, не хочет бинтовать раны, заклеивать их пластырем. Никакой аптечки не хватит. Пусть кровоточит, пусть царапает память, пульсирует в груди вместо сердца. Да и как в самом-то деле можно заполнить чем-либо эту пустоту внутри? Залить алкоголем на какое-то время – максимум. Да и то, щиплет. Боль важна. Боль необходимо помнить. Пока оно разрывает на части, Уилльям будет жить. Хотя бы в воспоминаниях дочери. Жаль, девушка пока не знает, что травма и опыт — понятия не эквивалентные. Прайс плохо спит. Ей снятся кошмары. Свинцовые, обволакивающие, душные. Те, после которых засыпать больше не хочется. Они заставляют подрываться с кровати глубокой ночью, понимая, что щеки и наволочка подушки влажные от слез. Ей очень хочется верить, что однажды утром мать не позовет её завтракать, и она проснется, когда с обратной стороны двери раздастся три уверенных немых стука. Как оттуда донесется приглушенный сквозь сон, но такой родной отцовский голос, который, ей иногда кажется, всё ещё резонирует фоном на повседневные вопросы Джойс. «Хлоя, спускайся, к тебе пришли» Как на самом деле почтальон перепутал адрес, а телефон сломался. Как внизу окажется девочка, задолжавшая ей десяток писем, сообщений и звонков. Так знакомо потирающая шею от неуверенности, потупивши взгляд в пол. И ещё многое, во что так хотелось бы поверить. «Да уж, Безумная Макс, ты мне по гроб жизни обязана» Но она не просыпается. Юное сердце никогда не удастся раскрошить, оно лишь изредка деформируется. Мышечные волокна пластичны и быстро регенерируют. И совсем немного было нужно, чтобы забыть все обиды. Чтобы вернуть доверие. Но иногда. Иногда сердца разбиваются. Не пополам, а на тысячи осколков. И Хлое казалось, что было бы легче, если бы мы умирали, когда так случалось. Но Хлоя сильная. К счастью, её сердце готово было вынести ещё не один удар. В отличии от сердца Рэйчел Эмбер, которое очень нуждалось в том, чтобы кто-то проник в самые уязвимые его места и любил её там. А кто она вообще такая – Рэйчел Эмбер? Она была похожа на Максин? Нет, черт возьми. Рэйчел играла в две правды и ложь, умела врать, считывать людей сканером и театрально падать в обморок. Манипулировала. Полная противоположность. И, удивительно, она единственная, кто смог заполнить ту бесконечную пропасть внутри одним своим присутствием и не пошатнуться. Возможно, потому что в её груди была точно такая же бездна. Так что же чувствовала Хлоя, находясь рядом с Рэйчел? Это похоже на… что это? Словно ты под наркотиками, в дофаминовой эйфории. Контрастно по сравнению с тем, что она привыкла ощущать. Точнее не ощущать в принципе. Пульс учащался, а внутри разливалось раскалённое олово. Можно ли что-то спаять им? Под её взглядом проваливаешься. Что-то внутри твоей грудной клетки проваливается. Вместе с хрустом ребер. И все раны зияют. Ощущение полной уязвимости, от которого почему-то невозможно отделаться или как-то противостоять. А когда она подходит ближе, все мысли попросту исчезают: их выносит запах жасмина. Остается разве что отдаться на волю случая. Рэйчел Эмбер – как раз тот случай. Просто прогуляй с ней школу. Просто спрыгни с ней с поезда у черта на рогах, а не спрыгнешь – она вытолкнет тебя. Кто, блин, такая, эта Рэйчел Эмбер? У Хлои нет ответов. Пока что. Но ей было ясно, что каждая живая душа академии задается тем же вопросом. И ни одна живая душа не была так близко к разгадке, как сейчас она. Никакой маленькой мисс совершенство. Все, кто думают, что знают её – они знают ложь. Ни одна живая душа в Блэквелле не представляет, как целуется Эмбер. Не знает, как электричество прободает транзитом каждую клетку тела, как сбивается дыхание, в глазах темнеет, а к запаху жасмина присоединяется ещё один запах. Их собственный. Какая её кожа на ощупь, и голос, шелестящий над ухом. И уж точно никто из них понятия не имеет, какая Рэйчел на вкус. А вот Хлое это известно. О чем думает Рэйчел, смотря глаза в глаза, полуприкрыв веки, улыбаясь уголком губ? Что происходит в её голове, когда спустя несколько минут она поникши выпускает клубы дыма изо рта? В ней достаточно безумия, чтобы влезть в перепалку ради незнакомого человека. Чтобы поджечь целый парк, как спичку. Чтобы согласиться на любую авантюру и уехать куда глаза глядят. У них есть три года для этой авантюры. Этого достаточно, чтобы ухватиться за рукав рубашки и потащить прочь. От этого города. От этой боли. Рэйчел достаточно.