Интерфаза жизней

Мятная конфета тает на моем обожженном теплотой утреннего чая языке. Мне не страшно, я еду домой. Дождь стекает по окну автобуса и отползает влево, но мне кажется, стекаю именно я. Меня тысячи и тысячи. Я топлю город и душу влажностью, затекаю за ворот и выписываю виражи на обнаженной коже. Меня зовут Соня. И я ненавижу мяту.  Ты знаешь, что это и близко не похоже на исповедь. Мне не в чем признаваться, правда? Ты изучила меня полностью, ты пела и шептала вместо меня. Я ведь не такая бездарность, коей себя ощущаю? Черным измазаны уголки глаз, а красный я добавляю туда, где его нет. Вижу красный везде, не могу остановиться. Натюрморт в холодных тонах, но кто ж меня остановит? Мой красный не розовый, но он холоднее самого глубокого синего. Кожа цвета охры, душа — серой пейны. Далеко не черный цвет, так почему же тянет? У тебя точно есть ответы. Всегда рядом, всегда внутри, всегда мысли, поведение и привычки заимствованы у тебя, ты — чужой язык, и понять тебя можно через долгие годы общения.  Я понимаю тебя. Ты улыбаешься всем и всегда, у тебя нет проблем с самооценкой и прочей ересью, но почему сейчас тебя в здесь нет? Ты не можешь умереть в этом мире. Ах, мир. Он горит в огне, по его улицам стекают кровавые ручейки наших мыслей. В городе только те, кто хватался за жизнь, кому дан второй шанс стать новым человеком, но здесь — интерфаза жизней. Так что здесь забыла я? Ты в курсе, что я человек. И в курсе, как раздражает меня. Зачем ты носишь высокие хвостики? Куда больше тебе идут низкие. Не распускай волосы никогда — не соберешь вовек. Пирсинг? По три лишних дырок в каждом ухе. Не много ли?  Из мыслей меня выталкивает лежачий полицейский и ледяное окно рядом.  Ты стоишь на остановке и ждешь меня. Снова забыла надеть кофту с капюшоном, стоишь в футболке, джинсовом комбинезоне и расшитых бисером кедах. Тебя совершенно не заботит свой труд, раз надела их в дождь?  Обнимаешь меня. Долго и тихо. Транспорт уехал четыре минуты назад, но белокурые волосы, запах которых дурманит и пьянит, кутают мое лицо. Гладишь по спине, попадаешь пальцами в углубление на шее и накручиваешь на палец светлые локоны. Они длиннее твоих раза в три. Но это пока не проснусь от прелого запаха жженых волос.   Берешь за руку и идешь вперед. Всегда отстраняешься первой.  — Лиора приготовила булочки. Винс отказался есть без тебя, я тоже не стала. Усмехаюсь про себя и глажу ледяными пальцами шею. //  Твой голос пускает мурашки по телу, колет в стопах и тянет в ребрах. Твои ладошки не теплые и не холодные. Они обхватывают мое запястье нежно, трепетно, но требовательно.  В квартире уютно и тепло, пахнет выпечкой с корицей. Мой желудок стянут в тиски голодом. Сажусь за стол и зову остальных, их приходится ждать.  — Не заляпаешь молоком книгу? — Какую? — Винс развел руки, в которых ничего нет. Понимаю, что спросила по инерции. Булочки вкусные. Лиора хорошо печет, хоть и редко, она часто пересаливает выпечку. // — Почему с тобой я делаю  безумные вещи? — Соня трусливо сжалась на синем пластмассовом сидении. Риника возбужденно вдыхала запах высоты и воды, сильно перегнувшись через перила. Суетливо поправляла медальоны и амулеты на шее. Взрывалась хохотом беспричинно и неожиданно. У берегов океана запах совершенно отличается от того, что парил над городом. Она как всегда в ярких и открытых тряпках, которые чудом гармонично смотрятся.  Мне не нравится, что лямки майки такие тонкие, что рубашка поверх измята и затерта в области талии. Благо, юбка прикрывает. Перед глазами плывет открывающийся пейзаж, мы степенно поднимаемся. — Когда-нибудь мы вместе справимся с твоими страхами, — слышится заливистый смех, в твои слова мне хотелось верить. Ты вызываешь искреннюю улыбку с морщинками в уголках глаз. Ты оставалась рядом, когда я плакала от боли. И тебе не было страшно.  Просыпаясь, я видела синяки и царапины. На себе, на тебе, на Винсенте. Поэтому мои ногти всегда коротко острижены.  / Я синестет. Голос Риники для меня теплый и оранжевый, образ мельтешащий и суетливый. Ты очень яркая, слепишь рецепторы глаза, слуха и обоняния. Ты пахнешь медом.  // Я познакомилась с Винсентом, когда мне было двенадцать. Вернее, я знаю его с пяти лет, но сблизились только шесть лет назад. Он любит меня. У Винсента волосы и черные, и белые, а еще меняются в зависимости от настроения. Любит дождливый город, грязные улицы и души. Любит темное небо больше утреннего какао. Винсент очень сухой. Его ладони шершавые, теплые, его глаза серые и ясные. Винсенту девятнадцать. И больше меня он любит только книги. / — Наверное, ты меня понимаешь, — слова сорвались скорее, чем я успела осмыслить их. Твои черные брови поползли вверх, а чёлка потемнела на три тона сразу.  — Раньше ты называла меня занудой. А я правда не знала тебя. Переходя перекресток, ты всегда брал меня за руку, а держа в ладонях оружие, направлял дуло от меня. Открывая квартиру, включал свет в прихожей, после впускал меня.К чему все это? Я ведь тебе никто, нас свела удача в детском саду и учились мы в параллельных классах. Ты светлый и серо-голубой, ты прохладный. Ты — мурашки на моей коже по утрам, ты — тепло и капельки пота по ночам; ты греешь поступками, заставляешь забыть о кошмарах. Лежишь на моих коленях, а в сердце иней плавится. По твоим венам капли дождя, вместо мыслей тучи и облака. Не страшно, что уйду? Глупенький, у тебя же есть сестры, есть небо и книги. А у меня есть кисточки и трусость.  / Ем булочки и выдыхаю спокойно: мне тепло. Риника жует мякоть и ржет над усами от молока на губах Винсента. Тот вытягивает их, левая бровь ползет вверх, пальцы пробираются на ребра хохотушки и та заливается еще громче.  Ставлю чайник, достаю четыре кружки. Вспоминаю о тебе. — Лиора у себя, — Винсент добродушно улыбается и кивает на дальнюю комнату. Читает мысли, поганец. Окружена темными стенами, оборачиваюсь на Ринику. Та неотрывно смотрит на меня, не моргая и не улыбаясь.  Отворачиваюсь и вхожу. Комната вишневая, запах ягоды кромсает глаза, мне не хватает воздуха. Задыхаюсь. // — Ты всегда говоришь правду, — замолкаю под осуждающим взглядом. Розовые едкие глаза аккуратно подведены, губы искромсаны в кровь. Фольга отходит от твоих волос, поправляю и виновато смотрю на баночку с краской. — Я же просила винный, а не мадженту, — раздраженно шипишь, сменяя нежеланную тему.  — Единственный розовый, что я нашла. Требовательная, хотелось выполнять твои поручения и просьбы, ты стрела — прямая и направленная. За тобой хотелось следовать. Волнистые шоколадные волосы пахнут вишней теперь. Почему маджента? Духи продавщицы напоминали цветущую вишню. Мне показалось, этот запах подойдет и тебе. Жаль, не чувствуешь.  / Носишь красное и розовое, не позволяешь себе носить серое. Тебя все любят, тебе вверяют сердца. Тебе дарят конфеты и цветы без повода. У тебя имя на гладкую и скользкую «Л», а еще есть рычащее и мягкое. Хотела бы быть тобой, но лучше не буду. Знаю, как ты пьешь белые маленькие смерти по ночам, чтобы уснуть. Знаю, ты плачешь только тогда, когда одна. Откуда знаю? Потому что ты прямая. И я иду к истоку по твоей стреле. // Ты красишь ногти в непорочный, смотрю на свои, что грызу с завидной регулярностью. Подношу ко рту заусенцем, смотришь с презрением. В комнате темно и бордово, горит желтым настольная лампа. Корицей и ванилью уже не пахнет. Горят твои глаза холодом и равнодушием.  — Девочка должна быть опрятной, нет? Иди ко мне, — манишь белым ноготком, я иду. Почему зеленый? Может, голубой? Или сиреневый в цвет моих глаз? Забываю, что этот цвет вижу в зеркале, у настоящей меня другой.   Заканчиваешь неожиданно, запрещая трогать вещи и белобрысую тучку. Смотрю на ногти. Аккуратно, в этом есть издевка.  // Люди оборачиваются на меня, когда говорю что-то вам. Боюсь, слышат каждое слово, которое ни в коем случае не направлено в пустоту, нет, это вам. И вам отдаю себя, время, желания. Мы были знакомы в дошкольном возрасте, друзья. Мне нужна была поддержка и опора. Я ходила в парк сама. Я не ела булочек. И сердце таяло от удовлетворения собой. И на ногтях моих нет лака. Напротив меня никто не сидит. Выбегаю из комнаты и панически ищу вас.  — Прятки? Эй! — отказываюсь верить.  Паутина и протекшая крыша, украшения на праздники давно измялись в углах комнаты. Мир? Интерфаза жизней? То есть как?  — Почему с тобой я делаю  безумные вещи? Наверное, ты меня понимаешь. Ты всегда говоришь правду. Я говорю правду всем, но только не себе. Вас не существует. Как и меня теперь.