Given the chance

In another world Where you and I Could be together In another set of chances I'd take the one's I'd missed And make you mine If only for a time My life would matter In another life Someday you'll see In a place and time we never know I'd be standing there waiting for you Gary Valenciano – In another lifetime https://www.youtube.com/watch?v=CTdbouIAOmw

Дрожащие пальцы комкают конверт и с силой кидают его в пылающий камин. Если бы так же легко можно было выкинуть из памяти те слова, которые были выведены на них равнодушными черными чернилами, печатью отложившимися на подкорке сознания. Выведены рукой, которая не дрогнула, пока писала эти уничтожающие молодое сердце строки, выжигая его надежды и мечты. Губы, искусанные от давно сдерживаемых рыданий, помнили тепло долгожданных теплых губ, расплывшихся в улыбке, и легкое дыхание. Ладони, до крови расцарапанные короткими ногтями, все еще чувствовали под собой плотную шерстяную ткань бордового пиджака и ощущали мягкость темных вьющихся волос, в которых так приятно было утопать пальцам. Бледная рука срывает никому не нужный галстук, душащий пиджак летит на кресло, рукава слишком тонкой рубашки рвутся от резкого движения, пуговицы с тихим стуком падают на пол — но не сделать ни вдоха, ни выдоха. В грудь будто залили горячую вязкую лаву, она топит собой юного лорда, не дает сглотнуть, не дает успокоиться мелко дрожащему телу. Уже никому не нужному телу, которое настолько сильно подвластно глупым эмоциям, чувствам, предрассудкам, которое медленно рвется от чего-то непонятного разуму, что его переполняет. Только недавно это тело, познавшее смысл существования и нашедшее те руки, которое наполняли его пребывание на этой земле смыслом, будто летало, будто вознеслось на облака. Но сейчас оно было опущено во все адовы горящие котлы разом, своим жаром выжигающие тонкий росточек хрупкой души, который делает человека человеком. Несмотря на безжизненно висящие на обнаженной груди отвороты рваной рубашки, невозможно дышать. Если бы только эти бесполезные неловкие пальцы могли раскрыть эту грудную клетку, достать это бьющееся сердце и заменить им то, остановившееся в холодном теле юного мужчины, погибшего так напрасно, так нелепо. Глухие рыдания переходят в грудной вой обхватившего себя руками у камина хрупкого человека, сотрясают его, разрывая легкие. Короткие ногти врезаются в тонкую кожу ладоней, оставляя глубокие лунки, но юноша не чувствует никакой боли кроме той, что крепко вцепилась в его сердце. Они поругались. Они так нелепо поругались и упустили то короткое отведенное им время. …Получил ли он письмо с приглашением на повторение ужина? Только бы он получил. Только бы он знал, что его не хотят отпускать… Что хотят сказать что-то очень важное. — Я люблю тебя. Слова, которые так и не прозвучали. Которые так и не связали собой тянущиеся друг к другу души своим звучанием. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю, — лихорадочно шепчут бледные растерзанные губы, не чувствующие боли от попадающих на них солоноватых слез. С каждым произнесённым словом крепко сжатый кулак ударяет по золотой лепнине камина, окрашивая ее в темно-бордовый цвет, появившийся из-под рвущейся нежной кожи на костяшках.  — Я люблю тебя. ___ …Голубые прозрачные глаза бездумно смотрят вперед. Пшеничные волосы уже давно сдались седине. Подрагивающие пальцы, отмеченные морщинами старости, не глядя, по привычке достают сигару, зажигают ее от черной потрепанной пороховницы. Затянувшись, пожилой мужчина закрывает ее, и подушечка пальца привычно ласково ложится на едва заметные инициалы «Э.Д.». Мужчина прикрывает глаза. Камин успокаивающе потрескивает дровами. Терпкий аромат табака приятно заполняет легкие, горячий кончик сигары тлеет и опасно приближается к тонким пальцам. Но мужчину это уже не беспокоит. Сухие губы едва заметно растягиваются в понимающей и принимающей улыбке. Тело немеет, в левой части груди растекается жар. До легкой последней судороги, пробежавшей по хрупкому телу, пожилой лорд успевает выдохнуть «наконец-то», увидеть перед собой лучистые карие глаза и нежно сжать черную коробочку пороховницы. Сигара, выпавшая из ослабших пальцев, потухает уже на полу, образовав под собой черное круглое пятно. … Лондон привычно бил по зонту сентябрьским моросящим дождем, и молодой блондин, разглядев в сумерках светящуюся вывеску кофейни, торопливо направился к ней, стараясь по пути закрыть зонт. Колокольчик над дверью звонко возвестил о посетителе, которого встретил приятный полумрак долгожданной сухостью и устоявшимся запахом свежезаваренного кофе. Пока блондин, стряхивая капли дождя, закрывал свой серый зонт, за стойкой бесшумно появился молодой мужчина. — Зонт можете оставить на той полке, — раздался его глубокий баритон. Блондин, вздрогнув от неожиданности, кивнул, кинув взгляд на появившуюся фигуру, последовал совету и, избавившись от зонта и отряхнув ладонью пальто, он повернулся и окинул взглядом небольшую кофейню. За одним из дальних столиков сидела единственная посетительница, девушка, сосредоточенно что-то печатающая на ноутбуке, иногда кидающая взгляд на раскрытые перед ней увесистую книгу и толстую тетрадь. Ее рука то и дело приближалась к огромной кружке, опасно стоящей на краю стола. Тихая инструментальная музыка лилась из маленьких колонок под потолком, низко висели лампы, мягкие темно-коричневые диваны вокруг круглых столиков так и манили на них посидеть. Посетитель перевел взгляд на юношу, стоящего за стойкой и опирающегося на нее локтями. Копна темных вьющихся волос, ясные карие глаза, широкий темно-бордовый свитер, открывающий тонкую линию ключиц — он как никто другой гармонировал с этим местом. — Добрый вечер. Добро пожаловать в кофейню «Виктория». Чего пожелаете? — опять раздался баритон, и блондин направился к стойке. — Добрый вечер, эм… — взгляд голубых глаз опустился на прикрепленный к свитеру бейдж. — Эдвард? — брюнет напротив кивнул и широко улыбнулся. На его щеке появилась маленькая ямочка, привлекшая внимание пришедшего юноши. Нахмурившись, он опять перевел взгляд на карие глаза напротив. — Эм… Я бы хотел большой капучино и, если есть, круассан. — Вам классический или шоколадный? — Шоколадный, — после секундного раздумья произнес он, получив в ответ еще одну улыбку. Которая, непонятно почему, что-то задела внутри блондина и заставила внимательнее присмотреться к баристе. — …Что-нибудь еще? — почувствовав на себе пристальный взгляд, поинтересовался Эдвард, отвлекаясь от ввода заказа на экране монитора. — Эм… Ничего… — блондин замешкался и, покачав головой, улыбнулся, чувствуя, как от смущения потеплели щеки. Развернувшись, он оглядел зал и направился к противоположному столику от занятого девушкой, на котором приятно переливались золотистые гирлянды. Сняв пальто и аккуратно повесив его на крючок на стене, он с расслабленным выдохом присел на мягкий диван. Положив на колени свою сумку, блондин достал увесистую папку с университетскими материалами и кожаный ежедневник. Пока он копался в кармашках в поисках ручки, над ним нависла тень. — Ваши капучино и круассан, — произнес Эдвард, балансируя подносом. Блондин поднял на него взгляд, широко благодарно улыбнулся и как-то невольно подмигнул. Следующее, что он помнил — распахнувшиеся карие глаза напротив и темно-коричневый напиток, растекающийся по его папке. — Твою ж мать! — воскликнул Эдвард и, быстро поставив упавший стакан на поднос помчался к стойке, схватил там большую тканевую салфетку и примчался обратно. — Я так извиняюсь… — проговорил он, промокая тряпкой в первую очередь папку, затем и столик, стараясь вытереть все как можно скорее. — Да ничего страшного, — улыбнулся блондин, достал салфетки и оттер пару капель кофе с ежедневника. Забрал из чуть подрагивающих пальцев Эдварда папку, — вы не волнуйтесь, на содержимое бы не попало, — он аккуратно ее расстегнул и вытащил стопку распечатанных листов. И на самом деле, они были идеально чистые. — Ну хоть что-то, — выдохнул Эдвард, покачав головой и стараясь не встречаться взглядом с собеседником. Он кинул тряпку на поднос к чашке, забрал залитую кофе тарелку с круассаном и направился обратно к стойке. Вернулся и протер столик влажной чистой салфеткой. — Извините за неудобства, — проговорил он, смущенно пожав плечами и подняв глаза на смеющиеся голубые. — Да говорю же, ничего страшного, — усмехнулся блондин. — Я один раз нес торт на юбилей отца при всей родне, нужно было ему свечки задувать. Так я зацепился за ковер, и ладно бы еще просто торт уронил: одна из свечек подожгла занавеску, и случился локальный пожар. Мы потом искали огнетушитель, тушили, потом убирались. Я весь вечер потом никому на глаза не попадался, так стыдно было, — прикрыл он ладонью лицо, покачав головой. — Так что кому, если не мне, вас понять? — В таком случае, я могу порадоваться, что хоть не поджег вас, — проговорил Эдвард, склонив голову. — Что ж, вторая попытка принести вам ваш заказ, — и ретировался обратно к стойке. В этот раз он принес отдельно чашку, которую аккуратно поставил на стол, затем принес отдельно тарелку с круассаном. — Вот! — гордо проговорил он и широко развел руками, вызывая этим улыбку на лице у блондина. — … О! Вы учитесь в Лондонском университетском колледже? — уже почти отойдя от столика, он резко остановился, зацепившись взглядом о логотип на одном из листов из папки. — Да, — ответил блондин. — И вы? — Да, только в этом году поступил на магистерскую программу, на факультет истории и политологии, — кивнул Эдвард. — А вы? — И я! — округлил глаза от обнаружения совпадения блондин. — Кто у вас завтра преподает? — Профессор Лэм по викторианской эпохе. — И у меня! — широко улыбнулся юноша. — Я Альфред Пэджет, — он протянул ладонь. — Эдвард Драммонд, — пожал протянутую руку брюнет. Прохладные пальцы будто нашли свое место в его теплой ладони, и большой палец без ведома хозяина медленно очертил тонкие костяшки. Поняв, что он сделал, Драммонд вздрогнул, его взгляд метнулся на лицо собеседника и извинение за его поведение уже вертелось на кончине его языка, когда он заметил то, что Альфред пристально всматривался в его глаза. — …Я… Может показаться странным… — медленно проговорил Пэджет, так и не отнимая руки, — но… Мне кажется, мы… — еле слышно проговорил он. Не успел Драммонд ничего ответить, как колокольчик на входе огласил присутствие еще одного посетителя кофейни. Эдвард, мягко сжав ладонь Альфреда, кивнул, отпустив ее, развернулся и поприветствовал гостя. ___ Влажный воздух обволакивал, принося с собой шелест опадавшей с рядом стоящих деревьев листвы. Альфред, проклиная все на свете, стоял в открытом коридоре университета и воевал с не желающей сотрудничать зажигалкой, держа в зубах тонкую сигарету. Экзамен, на подготовку к которому он убил чуть ли не месяц, оказался настолько сложным, что он не смог ответить и на половину вопросов. — Успокойся. Выдохни. На, — в поле зрения появилась мужская рука с зажженной черной зажигалкой. Пэджет воспользовался ей и, затянувшись, поднял взгляд. Эдвард, убрав в карман зажигалку, подтянулся на руках, присел на невысокую каменную перилу и закинул ногу на ногу. — Экзамен не пошел? — с понимающим видом поинтересовался он. — Не пошел? Мягко сказано. Я провалил все, — зло выдохнул прозрачный дым блондин. — Я месяц учил! Месяц! И не выучил именно то, что было на экзамене. Теперь на пересдачу придется… — … Лэм же меняет вопросы на экзамене?.. Все придется заново повторять?.. — Да вот и я о том же! А я пока учил, уже успел запутаться в этих монархах и законах при их премьер-министрах… Только бы получилось пересдать, а то они могут и отчислить… Эх… — выдохнул Пэджет и кинул окурок в рядом стоящий мусорный бак. — Дай еще раз зажигалку, пожалуйста. Эдвард положил ее на протянутую ладонь и склонил голову набок, наблюдая, как юноша напротив затягивался. — Альфред. — М? — Давай я тебе помогу с подготовкой? — Что? — в удивлении приподнялись светлые брови. — Ты и так лучше всех учишься, работаешь в кофейне и ведешь секцию дебатов. Откуда у тебя время на меня? — У меня на тебя всегда есть время, — улыбнувшись, подмигнул Драммонд. Сердце Альфреда пропустило удар. — Приходи по вечерам в кофейню, когда не будет много посетителей, будем заниматься. Ты же и так только там и сидишь, когда задания нужно выполнять. — Хорошо, — голубые глаза засияли под теплым взглядом карих. — Спасибо. — Пока не за что, поблагодаришь после экзамена, — проговорил брюнет и спрыгнул с перил. — Пошли, нужно еще успеть на следующую пару. — Хорошо, — Пэджет, поправив на плече сумку, направился за высокой фигурой по залитому солнечным светом коридору. — Альфред. — М? — Ты вернешь мне зажигалку? — Не-а. Она мне нравится. — Мне тоже! — Эдвард. — Альфред. — … Ладно, на, держи, зануда. Тихий глубокий смех. ___ Драммонд, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял под дверью кабинета профессора Лэма, держа в руках подставку с двумя одинаковыми картонными стаканами с кофе. Круглые большие часы мерно отщелкивали стрелкой минуты. Брюнет вздрогнул, когда, скрипнув, открылась дубовая дверь, откуда показался Альфред. Развернувшись, он аккуратно прикрыл ее за собой и подошел к Драммонду. — Ну? — с нетерпением спросил Эдвард, пытаясь что-то разглядеть на ничего не выражающем лице. Альфред безмолвствовал. — Альфред. Не смешно. Мгновение — и сияющие голубые глаза встретились взглядом с карими, и тонкие крепкие руки обвили шею Эдварда, едва не выбив своим движением подставку с кофе из его ладони. — Высший балл за экзамен! — проговорил Альфред в плечо Драммонда, почувствовав, как тот, осознав сказанное, засмеялся, и свободной рукой крепко его приобнял. — Поздравляю! Я знал, что ты справишься. — Только благодаря тебе, — чуть отстранился блондин, и из-под ресниц посмотрел на Драммонда. — Я твой должник. — Ой, — отмахнулся Эдвард, на мгновение задержав взгляд на светлом ангельском лице, и, опустив свободную руку на мягкую ткань пиджака на предплечье Альфреда, показал тому картонную подставку. — Я взял нам кофе. — Ты и кофе, Драммонд, неразделимы, — широко улыбнулся Альфред, доставая свой стаканчик. — Спасибо! Пэджету казалось, что он целиком, весь состоит из маленьких бабочек, от которых ему хотелось смеяться и обнимать всех вокруг, и особенно Драммонда. Вообще, только Драммонда. Заобнимать и не отпускать. Альфред улыбнулся своим мыслям, поднял сияющий взгляд на теплые карие глаза и кивнул в сторону коридоров. — Идем, я покатаю тебя на Лондонском глазе и потом угощу ужином. — Ты хочешь постоять три часа в очереди с туристами? — приподнял брови Драммонд. — Скажем так… У меня есть свои связи, так что очередь может быть максимум десять минут, — подмигнул Альфред и, поставив кофе и сумку на рядом стоящую скамейку, накинул на себя пальто. Нащупав что-то твердое в кармане, Пэджет достал черную зажигалку с золотистыми инициалами. — Упс. Опять тебе не вернул. — Оставь себе. — Что? — Я себе новую заказал. — И, конечно, с собственными инициалами! Ну и молодец, — усмехнулся Альфред и, подхватив сумку и кофе, пошел к выходу из университета, чувствуя сбоку тепло рядом идущей фигуры. Какое-то непонятное чувство спокойствия разливалось внутри, как всегда рядом с Драммондом. Возникало ощущение давнего знакомства, доверия… Альфред не мог себе этого объяснить, и особенно то, каким знакомым показалась широкая улыбка его друга при первой их встрече… Пэджет не мог с этим разобраться, поэтому он просто наслаждался их отношениями, тем, что они понимают друг друга с полуслова и втайне надеялся на то, что все же наберется смелости перевести их отношения в более близкие… ___ — Я знал, что это было не лучшей идеей… — вздохнул Драммонд, стоя посреди моря людей на открытой площади. — Подожди меня здесь минуту, я приду, — успокаивающе коснулся его плеча Альфред и торопливо направился к кассам, лавируя между людьми, приехавшими со всех концов мира. — Привет, Вильгельмина, — широко улыбнулся Пэджет, подойдя к окошечку. Круглолицая девушка подняла взгляд и вздохнула. — Ну и кого ты на этот раз привел на свиданку? — поинтересовалась она. — Я приводил сюда только маму, потом двоих братьев, и потом племянницу, которой только недавно исполнилось десять лет! — возмутился Альфред. — Но… Я надеюсь, что на сей раз это на самом деле свидание… — выдохнул он, смущенно сложив руки на полочке перед окошком. — О! — девушка заинтересованно приподняла брови. — И кто же этот счастливчик? — Тут нужно еще уточнить, кто из нас счастливчик, — едва заметно улыбнулся он. — А вот это уже серьезно!.. — она протянула два билета. — Ты мне потом все детально расскажешь, а то сейчас очередь за тобой меня и тебя сожрет! Пока вот, держи, зайдете через вип-вход. — Спасибо, милая, я твой должник! — Уже в который раз! Ладно, буду ждать рассказа, пока-пока! — Пока, — махнул ладонью Альфред и, как только он развернулся, прогремело два пистолетных выстрела. Пэджет замер на месте, его дыхание перехватило. Еще два оглушительных выстрела. Люди, отмерев, начали бежать с открытой площади, и именно от того места, где Альфред оставил Драммонда. Кровь застыла в жилах блондина, мысли будто испарились, кроме одной — «Эдвард», которая мерно пульсировала, заставляя сердце вырываться из грудной клетки. Когда раздался еще один выстрел, Пэджет побежал. Расталкивая людей, он бежал к тому месту, где оставил своего друга, выискивая знакомую фигуру среди толпы. В его бока врезались чьи-то локти, уши оглушали крики испуганных людей, но он будто ничего не чувствовал и не замечал. Откуда-то взялись силы, чтобы рассекать этот людской поток, чтобы не давать себя затоптать, чтобы смотреть, выискивать, молиться, надеяться… Его резко схватили за плечо. Он так же резко вывернулся из захвата и начал было двигаться дальше, как над ухом раздалось прерывистое «Альфред…». Блондин поднял взгляд и увидел испуганные, широко распахнутые, такие любимые и знакомые карие глаза. Блондин почувствовал влагу на своих щеках, резко выдохнул, схватил запястье Драммонда и потащил его к соседним домам. Только забежав за кирпичную стену дома на близлежащей безлюдной улице, он остановился, схватился за плечи прерывисто дышащего Драммонда и притянул его к себе. — Эдвард… Эдвард… — блондина трясло, его пальцы сжимались на ткани шерстяного пальто. Он не чувствовал, что его плечи также попали в плен судорожных пальцев, как карие глаза напротив наполнились влагой. — Нет… Только не ты… Нет… Внезапно его оглушила такая головная боль, что он привалился к своему другу, который, ощутив то же самое, оперся о кирпичную стену, немного по ней сползая. Как сквозь калейдоскоп в сознании всплывали воспоминания о красивом дворце, викторианских костюмах, улыбающейся королеве, мохнатом спаниеле, красочных балах… О высоком, молодом темноволосом секретаре премьер-министра с широкой улыбкой, образовывающей маленькую ямочку на гладковыбритой щеке, с невероятными карими глазами, полными ума, понимания, доверия… любви. По бледным щекам блондина потекли дорожки слез, когда память показала маленькое письмо со строками о смерти Драммонда, темный алтарь, прямоугольник вырытой земли с уходящим в него гробом, и боль. Одиночество. Неприкаянность. Одиночество. Всепоглощающее глухое одиночество и бессмысленность никому не нужной тусклой жизни. — Эдвард… — выдохнул Пэджет и поднял взгляд. На него смотрели покрасневшие карие глаза, такие знакомые и родные, по молодому лицу напротив текли прозрачные дорожки слез, губы подрагивали, растягиваясь в улыбке. — Мой лорд Альфред… — прерывающимся голосом проговорил Драммонд. — Мой Альфред… — кончики его пальцев как крыльями бабочки нежно очерчивали скулы, покрытые едва ощутимой светлой щетиной, губы, приоткрытые от прерывистого дыхания, слипшиеся от слез пики светлых ресниц, мягкие растрепанные пшеничные волосы. Пэджет не двигался, по-прежнему вцепившись в плечи брюнета, с неверием смотря перед собой. Его взгляд метался по лицу, воспоминание о котором он пронес через настолько долгие годы влечения своего существования, воспоминание, которое он до смерти боялся потерять за те годы. — Тридцать девять лет… — прошептал блондин. — Тридцать девять лет… без тебя… — его пальцы мелко дрожали, когда он медленно поднес их к лицу замершего Эдварда. Ладонь неуверенно накрыла щеку, большой палец провел по линии губ. — А я все правильно запомнил… Мой Эдвард… — голубые глаза будто враз превратились в глаза измученного жизнью человека, отражая горечь и печаль прожитых лет. — Мой Драммонд… — всхлипнув, он порывисто потянулся вперед, крепко обхватывая шею брюнета и утыкаясь лицом ему в плечо. Широкие ладони не менее крепко прижали Альфреда к неровно вздымающейся груди, Эдвард спрятал лицо в светлых волосах. Отстранившись, Альфред поднял взгляд и, положив ладони на щеки Драммонда, прижался губами к чуть солоноватым губам. Сердце билось где-то у горла, пока мягкие, такие знакомые и такие далекие прикосновения окрашивались в новые яркие цвета, пока смешивались прерывистые дыхания, пока пальцы путались во взлохмаченных волосах. Прервав поцелуй, юноши прижались друг к другу лбами, умиротворенно восстанавливая сбившиеся дыхания и не отводя друг от друга сияющих глаз. Альфред, любуясь широкой улыбкой напротив, нежно провел кончиком носа по носу Драммонда, чем вызвал у него еще более широкую улыбку, которая собрала в краешках лучистых глаз тонкие морщинки. — Я не понимаю, что присходит… Но я очень счастлив… — еле слышно проговорил Эдвард, нарушая их молчание. — И я, — ответил Альфред, прикрыв глаза. — И я… Постояв в объятиях друг друга, они чуть отстранились друг от друга. — Тридцать девять лет?.. — проговорил Эдвард, находя взглядом голубые глаза. Альфред опустил голову. — Мне было отведено еще тридцать девять лет жизни после тебя, — прерывисто вздохнул Пэджет. — Я хотел… хотел закончить ее поскорее. Но подумал, что если у меня есть хоть какой-то шанс увидеться с тобой в другом мире, если он существует, после смерти, то я не буду грешить самоубийством и лишать себя малейшего шанса… Глупо, да?.. — грустно усмехнулся он. — Боже… Мой бедный Альфред, — неровно выдохнул Драммонд, прижимая хрупкую фигуру в светлом пальто ближе к себе. — Мне так жаль… — Но, видишь, сработало, — едва заметно улыбнулся Пэджет. — Каким-то непонятным образом нам дали второй шанс… — он пожал плечами и покачал головой. — Конечно, мы уже немного другие, у меня остались все воспоминания и этого времени, и того… Это же в любом случае все равно мы. — Мы, которым не нужно скрываться, — улыбнулся Драммонд. — Но… Это как-то неравноценно… Ты страдал столько лет, а я после пули не помню ничего… — Моя жизнь, как и твоя, остановилась, когда тебя не стало. Сейчас я продолжаю жить с того момента. В этой жизни. С тобой, — смотрели прямо в душу Эдварда ясные небесные глаза. — Все встало на свои места. — А я и без воспоминаний в тебя влюбился… Во второй раз, — смущенно произнес Эдвард, склонив голову набок. — Это еще что! Если бы получилось так, как я планировал, то после этого свидания ты был бы от меня без ума, — широко улыбнулся Пэджет. — А у нас сегодня свидание? — неприкрытый флирт от Эдварда, сопровождаемый полуулыбкой и приподнятой бровью. — А ты как думал, — провел по его груди ладонью Альфред. — Самое настоящее свидание. С устрицами. — И шампанским? — хоть и улыбаясь, но все равно с долей печали произнес Драммонд. Альфред вздохнул. — И с шампанским. И с долгой прогулкой после. И с поцелуем на прощание на первом свидании. И с полуночными переписками и звонками. И со знакомством с родителями. И со всеми этапами отношений. В этот раз мы все сделаем так, как надо, — проговорил Пэджет, поднимая лучистые глаза на тепло улыбающегося Драммонда. — Я буду только рад. …Пойдем за устрицами? — он сделал шаг назад и протянул раскрытую ладонь спутнику. — Пойдем за устрицами, — со смешком кивнул Пэджет и вложил в него свою ладонь. Чувствуя, как подушечка пальца обводит тыльную сторону его руки, Альфред глубоко вздохнул, ощущая разливающееся по измученной душе неприкрытое счастье. Поправив на плече сумку, он, рука об руку со своей любовью шел наслаждаться жизнью в этом непредсказуемом, полном странностей мире. — …Я вот думаю. Мне б до экзамена все эти воспоминания, я бы викторианскую эпоху лучше самого Лэма бы сдал. — Это-то да. Хотя, ты и тогда не особо интересовался политикой и законодательством. — Ну, и то правда. Но все равно бы много знал. — Да, с этим не поспоришь. …А я вот рад, что зажигалки появились. — Почему это? — Потому что я один раз, зажигая пороховницу, чуть не спалил себе пол-лица. — Да ладно?!.. Ну, в общем, я бы тебя и таким любил. — Ну в этом-то я и не сомневаюсь. — Вот и молодец.