Слушай коротышку - дольше проживёшь

Профессор Моуди прогуливался по периметру зала, в котором установили Кубок. Он был совершенно уверен, что кто-то из орды тупоумных баранов, по недоразумению именуемых студентами, обязательно предпримет попытку обмануть старинный артефакт. Если бы он знал, что едва ли не слово в слово повторяет слова Снейпа об учениках, он бы очень удивился, потому что считал, что ничего общего с этим неприятным скользким типом у него быть не может. В общем, возрастную черту постараются пересечь те, кому ещё нет семнадцати, но скоро должно исполниться. Они, конечно, считают такое положение несправедливым - всего же один месяц, два, три, а участвовать всё равно нельзя. И тогда надо будет оперативно звать Поппи, потому что вокруг кубка стояла защита с довольно неприятными, пусть и не смертельными, эффектами. В зале было пусто - у большинства студентов шли занятия, да и многие из тех, кто хотел испытать судьбу и бросить записку со своим именем в Кубок, уже сделали это. Кто-то приходил с толпой приятелей, кто-то - в одиночестве, чтобы потом не смущаться от того, что его не выбрали. Были те, кто приходил за пару минут до отбоя - самые осторожные или скромные. На душе у старого аврора было необъяснимо муторно. Обмануть Кубок может только очень сильный волшебник. Это с одной стороны. Но с другой стороны, один старинный артефакт уже сбоил в этом году. Моуди хмыкнул. Он прекрасно помнил панику, в которую впал Дамблдор, когда перед самым началом учебного года Распределяющая Шляпа отказалась исполнять свою функцию. Вот вообще. Бормотала что-то несусветное, иногда сбиваясь то на староанглийский, то на гэльский, то радовала слушателей похабными стишками на латыни. Пришлось нанять артефакторов со стороны, отвалить им очень солидную сумму за работу и примерно такую же - за Обет о Неразглашении. Оставалось только радоваться, что директор догадался проверить Шляпу перед учебным годом, а то был бы конфуз. Неожиданно нагрелся и стал подрагивать амулет, который Моуди носил на шее на толстом шнурке. Это был отполированный за годы соприкосновения с кожей кусочек металла с отверстием ровно посередине. Какого металла? Да Мерлин знает! Этот не амулет даже, а оберег, подарила Аластору его старая нянька, миссис Олдри. Ему было лет десять, а то и меньше тогда, и сейчас он не мог припомнить, что эта за штука такая и зачем нужна. За все годы, которые он носил в память о дорогом ему человеке странный предмет на груди, тот ни разу не срабатывал. Пламя в Кубке на мгновение сменило цвет с бледно-зелёного на кроваво-красный, но когда Моуди повернул голову на вспышку, огонь был ровным и горел спокойно, словно ничего и не произошло. Моуди обшарил пространство вокруг своим волшебным глазом. В зале никого кроме него не было. Робин незримым покидал зал с Кубком. Занятная игрушка. Но простая, слишком простая. Даже проще той нелепой говорящей шляпы. Игра, которая вначале казалась такой многообещающей, начинала ему надоедать. Не ко времени вмешавшийся старик испортил всю историю. И, как ни старались люди выровнять ход повествования, всё давно шло совсем не так, как он увидел в воспоминаниях Чужачки. Но история должна прийти к своему финалу. К такому, какой придумает он, разумеется. У самого входа в зал стояла девочка и, не отводя взгляда ясных светло-голубых глаз, с интересом смотрела прямо на него. Робин улыбнулся, подошёл ближе и ласково провёл пальцами по светлым волосам, приглаживая выбившуюся прядь. - Прелестное дитя, - проворковал он и, получив в ответ смущённую улыбку, зашагал дальше по коридорам школы. Бродить по старинному замку ему нравилось. Амулет на груди остыл, Моуди передёрнул плечами и только сейчас заметил фигуру у входа. Лавгуд, дочка Ксено, такая же странная, как и её папаша. Девочка проводила что-то только ей видимое взглядом, махнула, словно на прощание, и уставилась на аврора своими потусторонними глазищами. Они стояли так минуты две, пока Моуди всё-таки не выдержал первым и не спросил: - Что такое, мисс Лавгуд? Девочка в ответ только улыбнулась и, пританцовывая, направилась куда-то по коридору, напевая вполголоса: - Над холмами, над долами, Сквозь терновник, по кустам, Над водами, через пламя Я блуждаю тут и там!* Моуди сплюнул и продолжил обходить зал. Ему много о чём надо было подумать. *** Найти неболтливого профессионального легиллимента в магической Британии было сложно. Вот где пожалеешь, что засранец Снейп скоропостижно склеил ласты. Хотя, если откровенно, именно почивший зельевар был бы последним, к кому Моуди стал бы обращаться с таким деликатным делом как ковыряние в мозгах Сириуса Блэка. Оно, конечно, Альбус поручился за блудного сына темнейшего семейства, но не проверить самостоятельно Аластор просто не мог - не позволяла всё та же профессиональная деформация. Ну и природная основательность, которую, не к ночи помянут, покойный Снейп называл занудством. Ой, кто бы говорил! Как бы то ни было, Моуди, накапав в бутылку доброго огневиски немного Веритасерума, навестил однажды вечером своего бывшего ученика на Гриммо. Зелье было модифицированным, полного отупения не вызывало, скорее просто “снимало тормоза” - для допросов в Аврорате не годилось, ну да не для этого Снейп (Мордред, и тут он!) над ним трудился два года. Вход в мрачный особняк Блэков был свободен для всех членов Ордена Феникса, очень удобно. Ещё более удобно, что именно сегодня тут никого не будет - Аластор аккуратно разузнал. Судя по тому, как обрадовался ему Блэк, сыворотку правды можно было бы и не переводить. Сириус без умолку трещал, рассказывая, как он жаждет поймать наконец предателя Петтигрю, как тоскливо сидеть без дела в пустом доме, как он хотел, но не смог участвовать в вылазке в Министерство, чтобы своими глазами увидеть, как падает в Арку ненавистный Нюниус. Моуди подумал, что Сириус совершенно не повзрослел, что, в принципе, и не удивительно. О чём честно сказал парню, потому что сам тоже прикладывался к бутылке. Потом, когда первая бутылка закончилась, зашёл разговор о планах на будущее. Блэк всё ещё официально считался преступником, невиновность его не была доказана, пересмотра дела не было. И, зная чиновничий аппарат любимой страны, Моуди готов был спорить на свой протез, что и не предвидится. Хотя, наверное, Альбус мог бы надавить на нужные рычаги. С другой стороны, ведь просидел же Сириус столько лет без вины, а его даже по протоколу не допрашивали. Но задуматься о том, почему так, старый аврор не успел - Сириус заговорил о побеге. И вот тут Аластору стало не до шуток окончательно. Рассказ о том, как один не самый (чего греха таить) умный парень, пусть и анимаг, выбрался таким абсурдным способом из самой охраняемой тюрьмы, изобиловал белыми пятнами и логическими нестыковками. Кто-то определённо помог, вытащил. Судя по всему, не Пожиратели. А кто? Или всё же они? Вот тогда-то и появилась насущная необходимость искать легиллимента. Проворачивать такую авантюру в одиночку Моуди не стал и сразу, как только выдался свободный день в школе, доложил непосредственному начальству. Скримджер выслушал, почесал в голове, похмыкал и выделил средства из бюджета. Напомнил, судя по всему, себе в первую очередь, что всё это дело пока надо держать в тайне, да и подтвердил своё “добро” на дальнейшее расследование. Найденный через десятые руки специалист Сириуса осмотрел и сказал, что в голове у бедолаги шуровали не раз: и воспоминания удаляли, и какие-то участки правили, и всё это в разное время и часто с одними и теми же областями. Так что не память теперь у Блэка, а рисунок Роршаха. Шутку Моуди понял и даже хмыкнул одобрительно. Но вот что со всем этим делать и кто виноват - было решительно непонятно. Для таких фокусов нужен менталист. А их не много. Припомнив очередной раз за неделю вездесущего Снейпа, Моуди зло сплюнул и пошёл, наконец, в свою комнату, намереваясь раздавить полбутылочки Огденского на ночь, для лучшего сна. *** Про василиска Поттер рассказывал эмоционально, размахивая руками и явно намереваясь вскочить со стула. Примерно так же, как о тролле и последствиях его прогулки по коридорам замка рассказывала Кэлли. Василиск у неё столько переживаний не вызывал. Моуди сделал себе мысленную пометку, хотя ему иногда казалось, что скоро придётся поступиться своими правилами и начать записывать всё хоть в блокнот. Потому что голова пухла. В первую очередь от того, что версии педагогического состава (исключая Кэлли) были однообразны и информации ни о каких монстрах не содержали. Мол, детки фантазируют. Поить сывороткой правды коллег Моуди не рискнул - очень уж то, что они рассказывают, а вернее - не рассказывают, походило на Обет. То есть на Кэлли такового нет? Или она придумывает? Но тогда, получается, придумывает и Поттер. И про тролля, и про василиска. И про сны он придумывает, в которых видит всё глазами Того-кого-нельзя… И про путешествие с директором в мрачную пещеру за каким-то подозрительным медальоном. Мальчик давно ушёл к себе в гостиную. Аластор даже пожалел, что нельзя с несовершеннолетнего Обет взять или Obliviate приложить слегка. Пришлось очень строго попросить не распространяться о теме разговора. Но ведь выложит, как пить дать, выложит. Тому же Дамблдору. А в свете вскрывшихся фактов этого очень не хотелось бы. Работая в Аврорате, со временем учишься быстро определять зачарованные вещи, темномагические артефакты и следы ритуалов - без подобных умений долго не протянуть. Так вот, знаменитый шрам Гарри Поттера просто таки вопил “Я метка от тёмного ритуала!”, и упустить такое не мог ни Дамблдор, ни постоянно привечающая юного героя в своём Больничном Крыле Помфри. По мере получения информации возникали только новые вопросы. Картинка не складывалась. - Блядь! - выругался Моуди. Уж это-то слово на русском он знал хорошо.