Всё, что мне заблагорассудится

Джонхён открывает глаза и дергает головой, пытаясь убрать челку, цепляющуюся за ресницы. Получается плохо, поэтому он поднимает руку, чтобы зачесать её пальцами, попутно размышляя, не пора ли постричься. Где-то в середине мысли, понимает, что рука с места не сдвинулась. Он дергает ею еще раз. Затем другой рукой. Потом обнаруживает, что не может не только пошевелить руками, но и свести колени вместе. Более того, внимательный осмотр собственного тела показал, что он совершенно голым полулежит прикованный к сомнительному и не внушающему доверия гибриду гинекологического кресла с секс-станком из БДСМ-клуба. И он готов махнуться с придурковатым самураем своими огнестрельными девочками на его железяку, если ему скажут, как и когда он сюда попал, что его ждет и как с этим жить вообще. Пока Джонг судорожно соображает, какова вероятность того, что из него хотят выбить информацию о банде и их планах, а так же насколько он останется стойким и молчаливым, скажем, с кочергой в заднице, дверь открывается, и в комнату входит Кибом. - Ох, мать твою, детка! Ты себе даже не представляешь, как я рад тебя видеть сейчас! Мне кажется, я никому и никогда в жизни так не радовался! – выпаливает Джонхён, не обращая внимания на то, что Ки подходит к нему медленно и даже как-то осторожно. – Давай, быстрее развяжи меня. Ты просто чертов везунчик, что нашел меня раньше этих ребят. Конечно, Джонг уже почувствовал себя в гангстерском боевике уровня Тарантино. А как иначе, ведь до этого он и Ки спокойненько сидели в баре и потягивали коктейли. Кибом был как всегда прекрасен и соблазнителен, и Джонг успел раз сто представить, как именно поимеет его сегодня, смотря на блеск его прекрасных глаз, на его женские губы, которыми эта кошка сжимала трубочку, на его пальцы-шею-ключицы, которые хотелось облизывать всю ночь напролет. И вдруг он приходит в себя в таком странном месте, а последнее, что он помнит, как его начало клонить в сон. Он тогда еще много нелестных эпитетов для себя придумал за то, что так бездарно упустил возможность хорошенько оттянуться со своим… Стоп. - Детка? – Джонг смотрит, чуть прищурившись. – Исправь меня, если я ошибаюсь, но что-то мне подсказывает, что ты не спешишь меня освобождать. Кибом останавливается как раз между его разведенных ног и кокетливо ведет пальцем по его коленке, закусив нижнюю губу. - У меня есть идея получше, дарлинг, – тянет он, наклоняясь и едва касаясь чужих губ своими. - Не сомневаюсь, что это отличная идея, но, по-моему, мы немного не на своих местах, не находишь? Боюсь, мне будет затруднительно трахать тебя в таком…кхм… положении, – Джонг смутно догадывается, что здесь есть какой-то подвох и ему это не нравится. Но почти невесомые прикосновения губ Ки к его лицу и пальцев к его телу значительно ухудшают и без того не выдающиеся мыслительные способности Блинга. - Зато в таком положении мне, – Ки прихватывает зубами мочку его уха, – будет совсем не затруднительно, – обводит кончиком языка раковину, – трахнуть тебя, – горячо выдыхает с хрипотцой в голосе. Успевший пребалдеть, Джонг дергает головой: - Что?! Кибом, нет! – Ки, морщась, поднимает голову. - Долбаный динозавр, ты хочешь, чтобы я когда-нибудь оглох от твоих воплей? - Я хочу, чтобы ты развязал меня и прекратил творить хуйню. - О, Блинги, позволь мне просветить тебя: эта хуйня называется предварительные ласки, ты не знал? - Катись к черту, Ки! Я не позволю тебе поиметь меня! – Джонг в бешенстве. – Позволь мне просветить тебя: ты – моя сладкая кошечка, именно поэтому ты раздвигаешь ножки, а я вставляю, а не наоборот, договорились? Так что будь умницей, развяжи меня, и я напомню, почему тебе так нравится быть снизу, – под конец тирады он уже почти рычит, яростно дергая руками и ногами, грозя развалить конструкцию, к которой привязан. - Вот черт, Джонг! – выдыхает Кибом. Потому что зрелище завораживающее. Конечно, злой Джонхён всегда был его отдельным фетишем, но злой, голый, связанный Джонхён, заставляет едва ли не скулить от желания. И ему совершенно плевать, что он там вопит, главное то, как золотистая кожа покрывается испариной, как перекатываются под ней напряженные мышцы. – Боже, просто заткнись, а! – шепчет Ки, с неожиданным для себя трепетом касаясь кончиками пальцев пресса парня, затем наклоняется и ведет языком от низа живота до ключиц. Когда Ки поднимает голову, Джонхён теряет дар речи, потому что такого взгляда он еще ни разу не видел. Кибом смотрит с такой дикой смесью восхищения, желания и мольбы, что Джонг впервые за последние лет, наверное, двадцать чувствует себя смущенным. - Прекрати это, – тихо просит он, прикрывая глаза. - Я должен был сделать это раньше, – лихорадочно шепчет Ки, жадно ведя раскрытыми ладонями по влажной коже, – черт, если бы я только мог, я бы держал тебя связанным все время! – он утыкается Джонхёну в шею и низко стонет. А Джонг готов выть от бессилия от того, какую власть имеет над ним этот человек, и одновременно душу продать с потрохами, чтобы Дива так смотрел на него всегда. Но он собирает остатки гордости, чтобы не начать дрожать и извиваться под обжигающими прикосновениями. - Ты потрясающий, знаешь? – Кибом срывается с цепи. Он ласкает каждый миллиметр желанного тела руками, губами и языком, не переставая шептать и постанывать. Он вылизывает ключицы, пощипывает и покусывает соски и слегка царапает бока Джонга. Ки будто прорывает, потому что таких откровений он еще не выдавал. – У такого тела должен быть алтарь. К черту! У него должна быть отдельная религия! С жертвоприношениями и храмами. Мне хочется умереть здесь и сейчас, Джонг, от того, насколько оно великолепно. Ты, мать твою такой сексуальный, что твои фотки нужно прописывать импотентам вместо виагры! – косые мышцы пресса сводят его с ума. – Боже, я хочу прикасаться в тебе, пока у меня руки не отсохнут. Я бы себе язык стер, облизывая тебя всего, – он касается живота кончиком носа, потом припадает к нему губами и всхлипывает. – Видишь, – приподнимаясь, обхватывает ладонью член Джонга, – тебе это нравится. Джонхён зажмуривается и прикусывает губу, шумно дыша. Чтоб он провалился, этот Ким Кибом, который водит плотным кольцом пальцев вверх-вниз по члену и покусывает кожу на внутренней стороне бедра. Который вдруг решил выплеснуть все свои восторги, будто годами их копил. Неужели так хочет его? От него же комплиментов не дождешься, как снега летом! Когда большой палец чувствительно проходится по головке, Джонг не выдерживает и стонет. - О, да, детка! – тут же откликается Ки, и, накрывая его рот своим, терзает губы нетерпеливым поцелуем. - Развяжи меня, – просит Джонг, потому что ему мало, ему хочется прижать парня к себе, ему хочется так же прикасаться к нему. - Нет, – Кибом отстраняется и выпрямляется. – Боюсь, ты не позволишь мне довести задуманное до конца, если я развяжу тебя, – Джонхён наблюдает, как Ки раздевается, и обреченно выдыхает: - Блядь, тогда шевели задницей и доводи, пока я не сдох от возбуждения. - Поверить не могу, – Ки прижимается грудью к его груди, стоящим членом к члену, резко выдыхает, вздрагивая и заставляя Джога коротко всхлипнуть. – Ты просишь меня трахнуть тебя или мне показалось? – он зарывается пальцами в его волосы, хитро мурлыча в губы. - Да, черт бы тебя подрал, сделай это! – шипит Джонхён. – Потому что тебе проще дать, чем объяснить, почему нет. - Не правда, я просто умею уговаривать, – Ки пару раз двигает бедрами, отчего Джонхён втягивает воздух сквозь зубы, а затем отстраняется, чтобы взять смазку. При первом проникновении Джонг распахивает глаза и часто дышит ртом. У Кибома дрожат руки, он заворожено наблюдает, как палец плавно двигается в теле парня, и, кажется, даже не дышит. Он медленно водит рукой, добавляя второй, третий пальцы, потом сгибает их, а Джонхён вскидывается и вскрикивает. Ки скулит и вытаскивает пальцы. Он прижимается к Джонгу, шепчет на ухо: «Прости, детка», – и одним движением входит в него. Они стонут одновременно: Джонхён чуть удивленно, а Ки с явным облегчением. Он сжимает чужие бедра и, контролируя себя из последних сил, осторожно двигает своими. Но когда Джонг жалобно тянет: - Освободи… ооо! Руки, пожалуйста, – и трогательно утыкается носом ему в щеку, – я так хочу обнять тебя, – у Кибома срывает крышу. Он едва ли не отрывает ремни, которыми были привязаны запястья Джонхёна. А потом, чувствуя его пальцы у себя в волосах и на спине, слыша его сорванные стоны и крики, он рычит, аритмично вколачиваясь в него, беспорядочно целует, оставляя на коже яркие засосы. - Бомми… – Джонг задыхается и поджимает пальцы на ногах, – боже… я сейчас, – его трясет, дыхание перехватывает тяжелыми волнами удовольствия, каждая из которых кажется последней. - Посмотри на меня, – просит Кибом, запечатлевая в памяти огромные, замутненные наслаждением глаза, хватающие воздух губы и страдальческий излом бровей. – Я люблю тебя, – слабо улыбается он, и Джонхён кричит, до боли сжимая его в себе. Джонг недовольно потирает щиколотки, сгибает и разгибает ноги и морщится от того, что сидеть откровенно дискомфортно, но стоять он пока не в состоянии. - То есть, ты притащил меня в этот клуб, заранее забронировав комнату наверху, подсыпал мне в выпивку какой-то херни, принес мою бессознательную тушу сюда, раздел и привязал к этому монстру? Ки, растянувшийся на кровати, как большой, довольный жизнью кот, кивает: - Именно, господин Шерлок. Знаешь, ты охренеть, какой тяжелый вообще-то. Я чуть не надорвался! - Какие жертвы, детка, я так тронут! – Джонхён вытягивается рядом. – Неужели обязательно было идти на такие радикальные меры? Я, между прочим, чуть не обосрался от испуга, когда очухался! Кибом прыскает, устраиваясь на его груди: - Ну, знаешь ли, вряд ли бы ты согласился, если бы я просто вежливо попросил предоставить мне в распоряжение твою задницу. - Вряд ли, – сонно соглашается Джонг. – Но ты же все равно делаешь все, что тебе заблагорассудится. Да, – Ки натягивает на них обоих одеяло. – И тебе это нравится. Джонхён фыркает, даже не собираясь спорить.