Кольца фараона

— Эй, Гигантор! Погляди, что у нас есть! Джед и Октавиус радостно вопили и размахивали руками. Точнее, орал и размахивал один Джед, как обычно: а Октавиус стоял молча, с достоинством подняв вверх левую руку с растопыренными пальцами. — Мы тебя так ждали, повелитель, — вздохнул Октавиус. — Но увы! Хорошо, Акменра сказал, что сегодня ты вынужден задержаться. Акменра молодец. Никаких подробностей не выдал. А то Ларри просто сгорел бы со стыда. Вот уже две недели, как к нему привязался кашель. Ак слушал, слушал, а вчера вечером нахмурился и сказал: — Ларри Дэйли, немедленно иди к лекарю. — Да ерунда это всё! У меня осенью такое случается. К тому же ботинки промокают, может, и пора уже новые купить. Так что не волнуйся, само пройдёт. Ларри это ляпнул — и через секунду пожалел. Потому что Акменра не забыл, что он — четвёртый фараон четвёртой династии. И сперва посмотрел: так, что у Ларри затряслись поджилки. Потом сказал несколько слов на своём языке: Ларри готов был поспорить, что это нецензурные ругательства. А потом перешёл на английский и ледяным тоном припечатал: — Само пройдёт? В наше время многие тоже вот так кашляли, а потом оказывались у бальзамировщиков. — Да ну, в самом деле. Сейчас эра антибиотиков, — начал Ларри. Но Акменра сказал с металлом в голосе: — Ничего не хочу знать. Немедленно к врачу. Это приказ. И пока не исполнишь, в моём зале не показывайся. Ясно? Ларри растерянно покивал. Даже не задавшись вопросом, с чего бы вдруг какой-то экспонат может приказывать охране музея. Днём нужно было выспаться после ночной работы, поэтому к докторам пришлось отправиться ближе к вечеру. Предупредить Макфи, получить его согласие и отправиться. А ещё Ларри с утра положил в саркофаг записку: что задержится, может быть — надолго, и попросил присмотреть за народом, если вдруг что. Он хорошо знал нынешних врачей: попадёшься к ним в руки — быстро отделаться не мечтай. Пожилой доктор хмурился, таскал Ларри по разным исследованиям, потом долго пялился в снимки и в итоге сказал: — Молодой человек! Ларри усмехнулся: когда тебе стукнуло сорок, называться молодым человеком достаточно лестно. Хотя самому доктору явно к шестидесяти, и сорокалетний пациент для него, конечно же, молодой. Ларри вспомнил, как он с Акменра познакомился, и как в голове долго вертелось: «Мамочки, какой же сопляк». Да, а теперь этот сопляк набрался наглости ему приказывать! Ларри улыбнулся и захотел побыстрее удрать на работу. Но доктор никак не умолкал: — Молодой человек! У вас обострение хронического бронхита, который вот-вот перейдёт в пневмонию. Вам нужно принимать препараты, вот список: и берегитесь переохлаждений, в первую очередь держите ноги в тепле! Ларри в очередной раз подумал, что, наверное, всё-таки придётся купить новые ботинки: старые откровенно промокали, а дожди зарядили почти каждый день. Ну ладно, зарплата через неделю, тогда и решим. Но из-за этих докторов опоздал он на работу больше чем на три часа. А в это время Джед и Октавиус опять что-то отмочили. Интересно, что? Ларри подошёл поближе и прищурился: — Что там у вас? — Кольца! — гордо завопил Джедидайя. — Парные кольца, ты видишь, Гигантор? Ларри заморгал: — Какие кольца? Откуда? — Мы обручились, Ларри, — степенно произнёс Октавиус. — Дали друг другу клятвы верности при свидетелях и обменялись кольцами. По традициям обоих наших народов! — Да, — радовался Джед. — Сперва в его диораме, потом в моей! Ларри словно язык проглотил от таких известий. А Джед не унимался: — Ты не представляешь, Гигантор, какой у них там смешной этот... этот, ну... Окти, я забыл, как там его? — Консул, — нахмурился Октавиус. — И вовсе он не смешной. — Да ладно, не смешной! С таким серьёзным видом болботал на латыни: я чуть не лопнул со смеху! И ты вместе со мной, не ври, я видел! Ларри подумал, что Джед просто неприлично счастлив. Да и Октавиус тоже, но пытается сохранять императорское достоинство. — А наш мэр был ещё смешнее! Прикинь, Гигантор, вот тут Окти точно едва не заржал! Хорошо, я его за плащ дёрнул вовремя. Ну в самом деле, это же обхохотаться: стоит такой дедуган и говорит заунывным голосом: «Клянёшься ли ты в горе и в радости, в богатстве и в бедности...» и бла-бла-бла! — Да уж, я пропустил грандиозное событие, — улыбнулся Ларри. — А кольца-то у вас откуда? — Самодельные, — задрал нос Джед. — Среди моих ребят столько разных умельцев на все руки! Из проволоки сплели. — А проволоку откуда взяли? — Да ладно, Гигантор, не жмотничай: в наших диорамах этой тонюсенькой проволочки — Окти, как её? Ар-ми-рующей, вот! — чёртова прорва, ножичком ковырнул — и торчит, вся с волосочек толщиной. Мы и откусили... немножечко. Сам подумай, сколько нам надо? Или ты думаешь, что теперь обе диорамы обрушатся? — Надеюсь, что нет, — Ларри ещё внимательнее пригляделся. — Это что, реально вручную сделано? — А то, — Джед сунул руку прямо Ларри под нос. — Ты присмотрись: узор называется — римское плетение. Окти нарисовал, мои умельцы сплели. Красота же? — И не говорите, — Ларри покачал головой и улыбнулся. — Ну что ж, как говорится — совет да любовь. Искренне рад за вас, правда. — Ак тоже сказал, что рад, — заявил Джедидайя. — А сам от зависти едва не лопнул, да, партнёр? — В смысле? — посмотрел на ковбоя Ларри. — Ты имеешь в виду, что он мечтал оказаться на твоём месте? Или на месте Октавиуса? — Ой, Гигантор, не строй из себя дурачка, — усмехнулся Джед. — Иди работай! *** По-хорошему надо было пойти в комнату охраны и переодеться в форму, но Ларри вначале отправился прямиком в египетский зал. Ещё от входной галереи было видно, что Акменра сидит около саркофага и листает какую-то книжку. Ларри подошёл к порогу: — Да живёт, здравствует и благоденствует наш правитель во веки веков! — он согнулся в шутливом поклоне, чтобы скрыть улыбку. — Недостойный раб исполнил ваше приказание! — Ларри? — встревоженно послышалось в ответ. — Что-то случилось? — Ещё как случилось, — сторож выпрямился и пошёл к саркофагу, уже не скрывая усмешки. — Кое-кому, на кого мы не будем показывать пальцем, моча ударила в дешрет, вожжа попала под схенти и так далее. И он включил фараона. А я... — А ты — Хранитель Бруклина, — подхватил Акменра, тоже улыбаясь. — А не этот... как его? Не член собаки. — Вот и я о том же, — Ларри кивнул. — Ну скажи, Ак, какая древнеегипетская муха тебя укусила? — А как иначе заставить тебя не делать глупостей? — уже серьёзно посмотрел на него Акменра. — Должен был сработать эффект неожиданности, и сработал. Я молодец. Так что сказали врачи? — Нового — ни слова, — Ларри пожал плечами. — Прописали кучу пилюль и держать ноги в тепле. — Ничего не изменилось за несколько тысячелетий! Но пилюли... — Знаю, знаю. Вначале надо их купить, как и новые ботинки. А для этого надо работать. Поэтому я сейчас для начала пойду переоденусь: тебя с собой не приглашаю, а то вместо работы получится чёрт знает что. А вот пройтись со мной по этажам — это всегда пожалуйста, если ты не против. А? — Спрашиваешь! Кстати о работе: наши маленькие друзья тебе уже похвастались? — В полном объёме! И сказали, что... Тут Ларри смешался и прикусил язык. — Что сказали? — прищурился Акменра. — Не жаловались на меня случайно? Ларри опешил. Болтовню Джеда можно было назвать чем угодно, но только не жалобами. — А за что им на тебя жаловаться? Ты здесь при чём? — О-о-о, Хранитель Бруклина, ты не знаешь всей глубины моего коварства. Это же моя была идея, с кольцами-то. — Э-э-э?.. — Ларри так удивился, что не мог произнести ничего членораздельного. — Хотя не то чтобы идея, — продолжал рассуждать Акменра. — Просто мы с Октавиусом в очередной раз дискутировали о древности наших цивилизаций, и я сказал, что традиция обмениваться кольцами в знак любви и верности началась именно в Древнем Египте. — Серьёзно?! — Клянусь Осирисом. Садись, я расскажу: у нас есть немного времени? — Есть, — Ларри подумал, что он и так уже опоздал, и какие-то полчаса ничего не изменят. Акменра дождался, пока Ларри устроится рядом: тоже на одной из тех декоративных подушек, которые они натащили в витрины экспозиции ещё давно, убедив Макфи, что это самый что ни на есть древнеегипетский колорит. Директор косился недоверчиво, но с экспертом в лице настоящего фараона спорить не рискнул. А в результате, когда случалось вот так застрять в египетском зале за разговорами, хотя бы не приходилось сидеть на холодном камне, прислоняясь к нему же спиной. — Начнём с того, что кольца изначально были символом бесконечной власти фараонов. Бесконечной, понимаешь? Это вообще в голове укладывается с трудом, а если укладывается — то с куда большим трудом оттуда выковыривается. Это к вопросу о моче, ударившей в дешрет, и о вожже под схенти, — Акменра хитро улыбнулся. — Да ладно. Как говорит Ник — проехали. Тем более ты же эффекта неожиданности добивался, а не... — Угу. Так вот дальше: кольцо подтверждало выбор наследника, претендовавшего на место правителя. А также изначально указывало на богатство и влиятельность обладателя. — А где тогда твои кольца? — Ларри посмотрел на руки Акменра. — Понятия не имею, — пожал плечами фараон. — Возможно, их растащили те, кто открывал и перевозил гробницу. Но должен тебе сказать — они мне при жизни... очень мешали. Не люблю, когда на пальцах что-то... постороннее, понимаешь? — Понимаю, — кивнул Ларри. Он, честно говоря, тоже этого не любил. Эрика всё обижалась, что он не носил обручальное кольцо. Но Джед с его самонадеянностью по поводу того, что «Ак от зависти едва не лопнул», явно сел в лужу. Хотя самому Ларри стало немножечко грустно. — Вообще, если ты помнишь, в древнеегипетских символах круг обозначает вечность, — продолжал Акменра. — То есть кольцо в наше время было изначальным символом вечности, в том числе вечной любви: так они стали обручальными. Символом совместной жизни, которая продлится и после смерти. — Надо же, — удивился Ларри. — Кстати, именно древним египтянам человечество обязано традицией носить обручальное кольцо на безымянном пальце. Наши знахари утверждали, что именно этот палец особенным нервом — так называемой любовной жилой — связан с сердцем. Правда, мои нынешние поиски в интернете не подтверждают эту теорию, точнее, её сейчас называют красивой легендой, — Акменра усмехнулся. — Тем не менее, традиция, как опять же мне довелось узнать в современных источниках, была позже позаимствована у египтян древними греками, а от них перешла к римлянам, уже имевшим в своих традициях свадебный ритуал, который назывался «vena amoris», что переводится с латинского как «вена любви». И вот когда я недавно рассказал это Октавиусу... — То что? — Ему, как ты бы мог сказать, ударила моча в шлем и попала вожжа под тогу, — рассмеялся Акменра. — Они с Джедом просто загорелись этими кольцами. Так что — да, во всём опять виноват я, как главное древнее зло музея! — Ак, — выдохнул Ларри с чувством, трудно поддающимся описанию, — перестань. Лучше расскажи дальше про кольца, интересно очень. — Правда? Пожалуйста. Так вот, именно от нашего народа пошла традиция обмениваться кольцами в знак сердечных чувств. Причём среди всех, как сказали бы сейчас, категорий населения. — Даже среди рабов? — И среди них тоже. Правда, их обручальные кольца обычно делались из тростника и пеньки. Когда они изнашивались, их заменяли новыми. Состоятельные люди могли позволить себе более долговечные материалы: кожу, кости животных, камень, дерево. А верхушка, — Ак саркастически хмыкнул, — обычно использовала золото. — А серебро? — Серебро-о, — протянул Акменра уважительно. — Оно было большой редкостью в долине Нила и потому считалось металлом богов. Ни один смертный, даже фараон, не мог позволить себе носить серебряные украшения. — Ясно, — вздохнул Ларри. Это была засада. Потому что... ну, в общем, если быть честным с самим собой — Ларри принял решение ещё тогда, когда Окти и Джед махали перед ним своими пятернями. Но — зарплата, скажем так, не бесконечная. И нужно платить за квартиру, за колледж Ника, на что-то питаться, опять же новые ботинки... Миниатюрам хорошо, наковыряли в диораме проволоки и решили вопрос. Даже романтично. А тут? Упс, что называется. Проволочный вариант вообще не катит, с учётом того, что рассказывает Ак: преподнести фараону в знак любви и верности колечко для простолюдинов? Нет, он виду не покажет, но наверняка обидится. И с серебром вариант не выгорит, как внезапно выяснилось. А золото... вот золото как минимум с этой зарплаты не потянуть. И со следующей тоже, скорее всего. А Джед, значит, говорит, что Ак чуть от зависти не лопнул!.. Да-а, дилемма. Да ещё и с учётом того, что Акменра сказал раньше: ему некомфортно что-то постороннее на пальцах. Значит, и насчёт золота переживать не надо тогда? Голова кругом, мамочки мои. — Хранитель Бруклина, приём? — послышалось рядом. — Ты меня не слышишь? Ларри потряс головой: — Что? — Я спрашиваю: а твоё обручальное кольцо где? Оно же было у тебя? — Честно? В бумажнике, — хмыкнул Ларри. Грешным делом, он носил это самое кольцо с собой, намереваясь сдать его в какой-нибудь ломбард, когда совсем уж прижмёт. — А посмотреть можно? — Да на здоровье, — Ларри полез в карман, выудил оттуда бумажник, а из бумажника — кольцо. — Можешь даже померить. — Правда можно?.. — Акменра покрутил кольцо в руках и нацепил на безымянный палец. Оно село как влитое. — Ничего себе, — удивился Ларри. — В жизни бы не подумал. Мне-то казалось, у тебя... э-э-э... — Тонкие изнеженные пальчики правящей особы? Ну да, ну да. Крышку саркофага помнишь?.. — Ак уже вовсю ржал, причём не снимая кольца. — Я вообще любил с детства что-то делать руками, меня отец всё ругал за это: мол, будут руки как у ремесленника! Но с другой стороны, обращаться с колесницей, с луком, с хопешем? А рукопашный бой, опять же? А изготовление собственноручно первых кирпичей для храмов — из глины и навоза, прости за подробности? И кроме того, умение что-то делать своими руками — это независимость. А независимость мне нравится, как ни странно, — Акменра подмигнул. — Так или иначе, несмотря на обманчивую внешность, руки у меня... не такие уж изящные, — он стащил кольцо и повертел пальцами у Ларри перед носом. — Странно, что ты за столько времени этого не заметил! — У меня ещё всё впереди, — хитро усмехнулся Ларри. — То есть я хотел сказать... — Ой, молчи, Хранитель Бруклина, а то тебе так и не доведётся сегодня поработать. Ты даже до раздевалки рискуешь не дойти! Ладно, держи своё кольцо. Оно тебе дорого как память? — Ничуточки, — честно ответил Ларри. — Просто я всё хочу его в скупку сдать где-нибудь по дороге. «Можно и в переплавку, — подумал он, — но это и подавно не наш вариант». *** Утром Ларри вышел на улицу — и увидел, что там дождь. Даже не так: ливень. Плотнющей стеной. При мысли о том, что придётся сейчас туда нырять, пробирал озноб. Да и вообще самочувствие было хреновое: голова кружилась, в ушах шумело. Наверное, не выспался. Ну, ничего. Сейчас домой, и отдохнуть. Надо бы взять такси, но до дома три квартала — он наконец перебрался ближе к музею, и на то была масса причин, — а потом, какое теперь такси, если зарплата аж через неделю, а квартира, а колледж, а ботинки, а... Ларри поднял повыше воротник куртки и шагнул под дождь. Дома переоделся в сухое, выпил чаю и рухнул в постель. А когда заорал будильник — стало понятно, что даже головы от подушки не поднять. Всё тело пылало, мышцы ныли, слабость была жуткая. «Держите ноги в тепле!..» Ларри дотянулся до мобильника, ткнул в номер Ребекки (ещё с Макфи говорить в таком состоянии не хватало), пробормотал «Я, кажется, заболел, прийти не смогу» — и отключился. Ему виделась пустыня. Здоровенная, до горизонта. И зачем-то нужно идти по ней, куда — непонятно. Ноги вязнут в песке, тело горит, песок забивает лёгкие, дышать невозможно, и откашливаться сил нет. Лицо заливает едким потом, губы пересыхают и трескаются, язык царапает рот изнутри, как наждак, и кажется, нет больше никаких сил, вот сейчас просто рухнуть в эти пески — и всё. Но внезапно по лицу проходит холодная влажная ткань, собирая пот, а губы ощущают... воду? Нет, не вода, терпкая горечь какая-то, но маняще прохладная: и сглотнуть невозможно, и не сглотнуть нельзя — такая жажда. Чей-то еле слышный голос как сквозь вату говорит какие-то непонятные слова; кто-то поддерживает Ларри голову тёплой уверенной ладонью, а потом повторяет всё громче: — Пей, пей... И буквально приходится сделать глоток, потом другой, третий... Питьё обжигает горло, но потом внезапно становится легче. И остро-пряный запах напитка словно проясняет мозги, и песок отступает, и пустыни уже нет, и можно лечь и уснуть — без жара, без резкого сухого ветра, спокойно. Это видение повторяется несколько раз — и всегда полностью. И голос, и ладонь, поддерживающая голову, и прохладная ткань, обтирающая лицо, и глоток терпкой спасающей влаги. С каждым разом пустыня всё меньше, а сон всё легче. И есть надежда выбраться наконец. ...Ларри открыл глаза и поморгал: на часах было двадцать минут пополуночи. В полумраке комната казалась какой-то чужой. Ларри повернул голову: на тумбочке у кровати стояла большая кружка, от которой шёл тот самый остро-пряный аромат, а рядом валялся яблочный огрызок. Интересно!.. Ларри приподнялся и продолжил осматриваться: за столом перед компьютером сидел человек в футболке. Глаза наконец привыкли к полумраку, и Ларри усмехнулся: на футболке незнакомца, на спине, красовался Глаз Гора. Ларри вспомнил, как полгода назад позвонил Ник и протараторил, как в детстве: — Пап! Прикинь! Мама сказала, что мы на той неделе поедем отдыхать в Египет! И без паузы, с ударением на первое слово: — Вам что-нибудь привезти? Ларри тогда наскрёб полсотни баксов из своей заначки, вручил сыну и сказал: — На твой вкус. И Ник не подвёл. Отцу он привёз брелок для ключей: с анхом, символом вечной жизни. А Акменра получил эту самую футболку: на груди знаменитые пирамиды, на спине Глаз Гора. Ак тогда вцепился в подарок, как сумасшедший: потом выудил из шкафчика в комнате охраны свои «выходные» джинсы и кеды, и так и проходил до утра. А когда Джед попытался его подколоть — «Эй, эй, чувачок, а где фараон Акменра?» — ответил с показной суровостью: — У фараона сегодня выходной. Он заперся в саркофаге и приказал не беспокоить до утра! А сейчас, значит... — Ак? — негромко позвал Ларри. Акменра быстро развернулся от стола, подошёл и присел на кровать: — Уф, слава Осирису! Очухался! Упоминание Осириса и современное «очухался» в одной фразе было весьма забавно: но пока смеяться не было сил. — Ак, что это за пойло... вон, в кружке? Воняет ещё так? — Всё тебе скажи, — хитро усмехнулся Акменра. — Секреты древних цивилизаций! А потом подмигнул и добавил вполголоса, наклоняясь ближе: — Но изрядная гадость, верно?.. Ларри кивнул. — Меня этим поили, когда я в детстве болел, — говорил Акменра, вытирая Ларри взмокший лоб полотенцем. — Вот так торчишь в речке весь день... — В речке? В какой речке? Акменра отложил полотенце и водрузил Ларри на лоб раскрытую ладонь: — Странно, вроде уже нет жара, не должен бредить... Ларри! В Египте до сих пор фактически одна речка, называется Нил. Вот туда залезешь, где крокодилов уже распугали, и сидишь весь день, жара же? А тебе кричат: не сиди долго, вылезай, заболеешь! — Ага, — Ларри вздохнул. — Мне тоже орали: вылезай, хватит, губы уже синие! — Я же говорю, за столько лет ничего не изменилось. Так вот, вылезешь, а тут жарища, да ещё ветер, а во дворце эти... — Кондиционеры? — Очень смешно! Сквозняки, конечно. В общем, после всего лежишь в постели, весь в соплях, и приносят тебе огромный кувшин вот этого пойла... бр-р! А ты лежишь, тоскуешь и отчаянно хочешь большую миску фиников, а тебе вместо этого: «Пока всё не выпьешь, никаких фиников!» Веришь, с тех пор я эти финики ненавижу. Не вздумай принести их когда-нибудь. Тем более — представляю, какие сейчас у вас финики! Сплошной этот... эрзац: так, кажется. — Ой-ой-ой, — обиделся за современную действительность Ларри. — Кстати... Он протянул руку и молча поднял за хвостик яблочный огрызок. — Ох, — смутился Акменра. — Это моё: я забыл. Я потом хотел... доесть. — Что доесть? — Ну... это. До конца. — Да ты и доел до конца? — Ну... тут ещё много. Жалко. — Ак?.. — Ларри удивлённо поморгал. — Тебе, правителю великой страны, жалко выбросить яблочный огрызок? — Это, оказывается, так вкусно, — Акменра вздохнул. — Кисленько! А Ребекка сказала — яблоки больному. И только одно мне дала... попробовать. Сказала, что его надо обкусать, а серединку оставить. А я подумал, что жалко оставлять. — Ты что, раньше никогда не видел яблок? — Откуда? В Кембридже их не ели, по крайней мере, при мне. В наш музей пока тоже никто не приносил почему-то. А у нас они не росли. — Кхм, — Ларри подумал, что он хреново знает растительность Древнего Египта. Надо будет подучить. — А что у вас росло? — Финики, инжир, виноград и гранаты. Всё такое сладкое... а гранаты с косточками. — С ума сойти. А яблоки — да их сейчас как грязи. Можешь хоть все съесть, что Ребекка принесла, мы потом ещё купим. Сколько они там стоят? Ерунду. Только аккуратнее, если сразу много слопать — с непривычки живот заболит. — Я не буду много, ага, — Ак забрал у Ларри огрызок. — Дай. Выброшу тогда. Встал и пошёл на кухню. Ларри услышал, как хлопнула дверца отсека, где стояло мусорное ведро. И подумал: сколько он так пролежал? Кто всё это время был с ним? Кто делал ему это вонючее питьё, кто поил его, поддерживая голову, кто проводил по губам и лбу мокрой салфеткой, кто скармливал ему лекарства — вон на тумбочке, поодаль, валяются полупустые блистеры? В комнате явно убрано — кто этим занимался? И как этот кто-то сюда попал, в конце концов? — Ак, — спросил он у вернувшегося с кухни фараона, — а кто здесь со мной был, пока я лежал? И питьё, и лекарства… и уборку ведь тоже кто-то делал?.. Акменра смотрел на него и улыбался. — Я ещё посуду научился мыть, — гордо сообщил он. — Оказывается, это так интересно! Открываешь кран, а там... — А там Нил, — усмехнулся Ларри. — Охренеть! И что... тебе вот это всё... это всё не... Он замялся, не зная даже, как сказать. — Если ты имеешь в виду — не упала ли с меня корона от всего этого, то нет, не упала, — сказал Акменра серьёзно. — Я её оставил в музее, если что. Ларри не выдержал и фыркнул. Стало ощутимо легче. — И помнишь, — горячо продолжал Акменра, — я тебе говорил, что любил многое делать руками? Оказывается, это крайне полезно. А этот... пылесос, да? — такая удивительная штука, ты не представляешь! — Обалдеть. Как ты вообще сюда попал? — У Ребекки есть запасной ключ, она сказала — ты ей когда-то оставлял, как коллеге. И вот ты ей позвонил и сказал, что заболел: она сообщила Макфи, а потом пришла ко мне. И мы договорились: пока ты болеешь, в музее никто не оживает. Только я. — Э-э-э... в каком смысле — только ты? — В самом прямом. В тот вечер, когда ты не пришёл, Ребекка отвела меня сюда. Вместе со скрижалью. В музее утром, как и положено, все стали неживыми экспонатами: они так и будут оставаться, пока я не вернусь. А я тут от заката до рассвета... управляюсь. Осень, ночи длинные! Ребекка мне всё объяснила, показала, написала инструкции про вот это, — он кивнул на блистеры с таблетками, — принесла, что нужно — воду, еду, сказала, что будет заходить днём, а дальше я уже сам. В гугле всё написано, ну и я тоже не без мозгов. Только в город пока один не выхожу. Ларри только хлопал глазами. Ничего себе! — У тебя очень высокие... адаптационные способности, — промямлил он. — Стой, а днём? Днём ты как? — Днём я тут у тебя... отдыхаю на балконе. Там влажно и прохладно, как в нашем зале. А Ребекка принесла мне надувной матрас. — Ы-ы-ы, — Ларри стало нехорошо. Нет, не оттого, что какое-то время у него на балконе днём лежала настоящая мумия. А оттого, что все эти дни... — Погоди, а саркофаг? Пустой стоит? — А кому какое дело, — хитро глянул Акменра. И стал похож на озорного подростка. — Макфи что, туда заглядывает? А посетители и подавно. Кому придёт в голову туда смотреть? Ребекка узнавала — никаких проверок и чисток пока не планируется, так что должно обойтись. Кстати, ты знаешь, что саркофаг моей прабабушки Хетепхерес, по слухам, так и захоронили пустой, потому что её мумия исчезла? — Как исчезла? — Пропала куда-то, и всё. Канопы на месте, погребальная мебель на месте, драгоценности на месте, а самой прабабушки... то есть её мумии! — нет. Я всё думаю — может, её тоже зацепило действие скрижали? Прабабушка ожила и удрала с каким-нибудь симпатичным мужчиной! Да, мама говорила мне в детстве, что я весь в прабабушку. Но я не насовсем удрал, иначе у... одного мужчины будут неприятности. — Однако, — только и смог сказать Ларри. — Действительно, ты натурально удрал из музея. Пусть и ненадолго. Кстати, сколько я провалялся? — Пятые сутки пошли, — сказал Акменра, подумав. — Я в календарике отмечал, чтобы не запутаться. Доктор так и сказал Ребекке: примерно неделю. Так что ты молодец, график соблюдаешь! Ларри улыбнулся. Потом вспомнил почему-то несчастный яблочный огрызок на тумбочке и подумал: чёртова скрижаль. Скоро Аку уходить на балкон. И даже если он тут, в комнате, останется, ему всё равно... придётся уходить. А так было бы здорово, если бы они могли и днём валяться в кровати, трескать яблоки и кидать огрызки на тумбочку. Да, кстати о яблоках! — Слушай, Ак, что-то странное творится. Я дико жрать хочу. — Выздоравливаешь, значит! Это я и без гугла прекрасно знаю. Только чем тебя кормить? — Сейчас мы что-нибудь в доставке закажем. Неси ноутбук. — Зачем? — Еду на дом заказывают по интернету. А ты думал — Нилом в кране всё ограничится? — Замучил ты меня этим Нилом, — шутливо пробурчал Акменра. И Ларри наконец рассмеялся. Но тут же закашлялся. Акменра взял кружку, поднёс, положил вторую ладонь Ларри на затылок: — Пей. Чтобы до конца всё. А то... — А то что? — Ничего, — Акменра пожал плечами. — Ничего не будет. Из того, что могло бы быть, пока время есть. — Шантажист, — Ларри закрыл глаза и прикончил пойло в несколько глотков. Что любопытно — оно теперь не показалось такой уж гадостью. Потом он подтянул к себе ноутбук и застучал по клавишам. — Смотри, вот сайт доставки еды. Набираем заказ... ага, теперь нажимаем вот сюда — оплата онлайн. Кинь мой бумажник, там карта. — Карта? — Виртуальные деньги. Вот сюда набиваешь этот длинный номер, вот сюда короткий, вот здесь нужно написать имя и фамилию владельца, то есть мою, причём без ошибок... готово! Нажимаем — оплатить. Всё, получилось! «Ждите доставку через двадцать минут». Понял? — Пока не очень, — честно признался Акменра. — Но если надо — я разберусь. — Я тебе все данные своей кредитки показал, — усмехнулся Ларри. — Цени это. Акменра посмотрел на него как-то странно. А потом ответил полушёпотом: — А я тебе все комбинации скрижали показал, даже те, которые отец никому не велел показывать: и если бы он узнал — я бы помер ещё раз. Цени это. — Я ценю, честное слово, — ответил Ларри так же негромко. Мысли у него дико путались. Изначально кольцо — символ безграничной власти. Безграничная власть... и пылесос. И посуда: кран открываешь — а там Нил. Всё это отказывалось умещаться в голове одновременно. *** Электронные часы стояли на полке, прямо напротив кровати. Почему-то сейчас очень раздражали цифры в полутьме. Яркая зелёная точка пульсировала, отсчитывая секунды, и Ларри вспомнил недавнюю пустыню. В его усталую голову сейчас другого сравнения не приходило: как песок сквозь пальцы. Время течёт, как песок. И не удержишь. Акменра сел рядом на кровать: — Ты как? — Да вроде ничего... видишь, поел даже, — Ларри вздохнул и закрыл глаза. И тут же почувствовал, как тёплые губы коснулись его лба: — Жара нет... это хорошо, — Акменра ловко расстегнул на Ларри рубашку и приложил ухо к голой груди. — Подыши глубже? Ларри добросовестно подышал. Это было несложно, учитывая то, как захватило дух от такого прикосновения. Спутанные жёсткие волосы щекотали сосок, и это было... волнительно. — Тут тоже всё чисто, — довольно заявил Акменра. — Мы молодцы, Хранитель Бруклина. Анубис со своим Дуатом получили от нас под зад коленом, как часто любит говорить твой сын. Ларри снова вздохнул. А потом сказал, не открывая глаз: — Ак, ты помнишь, что я твоё пойло... допил-таки до конца? — Конечно. А что? — Ты сказал, что мне за это кое-что будет. Он всё-таки открыл глаза и увидел: Акменра наклонился над ним с интересным выражением лица. Лукаво-растерянным. — М-м-м... а что бы ты хотел? Ларри сказал честно, выпутываясь из рубашки: — Даже не знаю. Что-нибудь. Я что-то... соскучился. Выздоравливаю, наверное! — Это точно, — Акменра наклонился ближе, легко поцеловал Ларри в шею, а потом повёл губами от горла вниз, касаясь сосков по очереди. Внезапно Ларри протянул руку и буквально вцепился ему в волосы: — Стой. — М-м-м? — Как-то оно... не знаю. Чёрт, я ведь пять суток в душе не был. — Обижаешь, Хранитель Бруклина, — сказал Акменра. — Ты, конечно, можешь смеяться надо мной по поводу Нила в кране, но вот помыть человека прямо в постели — в этом древние египтяне оставят современных людей далеко позади. Губка, таз, чистая ткань... капелька мыльного снадобья... так что этот момент пусть тебя не беспокоит. — Что? Но ведь ты... — Корона — в музее, — ответили ему с притворной строгостью. — Не забывай об этом. — Ну, тогда... — у Ларри перехватило горло. Он и сам толком не мог сообразить — что «тогда». Только понял, что с него стягивают штаны, а потом краем глаза увидел, как на пол полетела футболка с Глазом Гора. А вслед за ней — вся остальная одежда. Впечатления смешались в один безумный ком, который заставлял вздрагивать и немножко стонать — или это Ак опустился уже вниз, к члену, наполовину вставшему только от одного приближения губ и горячего дыхания? — Помнишь про воскрешение Осириса? — доносился снизу прерывистый шёпот. — Мы сейчас тоже вдохнём в тебя жизнь... и ты, бодрый и счастливый, выйдешь... на работу... Не было никаких сил лежать с открытыми глазами: голова кружилась, в горле пересыхало, пульс частил как бешеный, но перед глазами была уже не та пустыня — а... чёрт его знает! Влажный горячий ветер, заросшие камышом берега, темно-зелёная ленивая вода... Нил? Ларри ведь никогда его вживую не видел. Только в кино и на картинках. Члену было горячо и туго от обхвативших его губ, от языка, пробегающего по головке. Ларри чувствовал, как Акменра тоже вздрагивает там, внизу, и уже не понимал, кто из них обоих негромко постанывает, кто гладит дрожащими горячими пальцами везде, где только может дотянуться, кто рвано и тяжело дышит — так, что сердце готово выскочить из груди. Хотелось подаваться навстречу ласкающему рту, зарываться пальцами в густые тёмные волосы — и снова, снова закрывать глаза, чтобы не видеть пульсирующей зелёной точки напротив, никогда не видеть, чтобы она исчезла совсем, навсегда, чтобы больше не приходилось думать, сколько осталось времени. Ларри почувствовал, как подкатывает разрядка, и взял Акменра за плечо: — Я... сейчас... отойди... В ответ на эти бессвязные бормотания Ак на мгновение выпустил член изо рта, что-то резко сказал по-своему — по интонации было похоже, что Ларри просто послали куда подальше. А потом губы снова обхватили ствол, и Ларри понял, что больше не может сдерживаться. Но через пару мгновений после, еще до конца не опомнившись, только ощущая, что творит что-то непонятное, он потянул Акменра на себя: — Иди сюда... скорее... И впился ему в губы самым глубоким поцелуем, на который только был способен. Ощущения были странные, но это только подстёгивало. И заставляло прижимать Акменра к себе все сильнее, рукой обхватив его член: двух-трёх коротких движений ладонью в тесном пространстве между двух прижавшихся тел хватило, чтобы Ак коротко вскрикнул и тоже кончил, тяжело дыша. — Вот теперь оба в душ, — заявил Ларри, когда окончательно пришёл в себя. — Сколько у нас времени? — Минут двадцать пять точно есть, — сказал Акменра, не поднимая головы. Ларри давно знал, что у Ака внутренние часы. Он чувствует. — Тогда не пошли, а побежали. Быстро. Представляешь, если это всё на тебе засохнет? — Да уж, — Акменра встал, улыбаясь, и протянул Ларри руку. — Поднимайся, только не резко. А то голова закружится. *** — Я тут у тебя немножко похозяйничала, ничего? — Ребекка довольно улыбалась, пока Ларри оглядывал комнату охраны. Берлога сторожа превратилась в уютный уголок: на столе расположились чайник на плетёной салфетке и чистенькая кружка, диван был застелен мягким пледом, а в одном из шкафчиков обнаружились комплект постельного белья в цветочек и весёлая клетчатая пижама. Да, и на архивных стеллажах вместо прежнего бардака был почти идеальный порядок. — Ребекка, ну зачем ты это всё? — Исключительно для себя, любимой! Я же тут неделю жила безвылазно, пока ты болел. — В каком смысле — жила? — В том самом. Днём водила экскурсии, а вечером тебя заменяла. Макфи официальный приказ издал: на время твоей болезни я числюсь на твоей должности. — Да как же ты успевала? — А у тебя, Ларри Дэйли, работёнка весьма непыльная, если не оживает никто. Дневные сотрудники ушли, я все двери и окна проверила, сигнализацию включила — и отдыхаю до утра. Выспалась наконец-то, кучу фильмов интересных посмотрела, книжек перечитала... на стеллажах вон порядок навела. Представляешь, Макфи как увидел — даже премию обещал выдать: и что самое любопытное — выдал! — Потрясающе, — отозвался Ларри. Ребекка посмотрела на него уже без улыбки: — Я тебе то же самое могу сказать, между прочим. Я до сих пор под впечатлением. — От чего? — Не от чего, а от кого. Вот честно, не ожидала. Ни капельки. — Ты про что? — А-а-а, — Ребекка махнула рукой и поудобнее устроилась на диване. — Когда ты мне позвонил, я вначале к Макфи пошла, а потом в египетский зал. Дождалась заката и говорю: Акменра, так и так, Ларри заболел, не придёт. Он мне: «Как заболел?» А я ответила, как есть: сильно заболел. Еле позвонить сумел и, кажется, отключился. Скорее всего, температура высокая, всё такое. Надо будет как-то его заменять, пока не выздоровеет, ты подумай. А он на меня смотрит и говорит: «Это как раз несложно: я, Тедди, Сакаджавея, Аттилу можно подключить под моим присмотром...» — Стратег, — восхитился Ларри. — И что? — И то, — улыбнулась Ребекка. — Я киваю — мол, да, всё верно, а он мне: «Но ведь Ларри там, дома, один будет? Один, больной, в лихорадке?» Мне это, уж прости, даже в голову не пришло! А ему пришло. — На то он и правитель, — пожал плечами Ларри. — Да ладно: правитель! — хихикнула Ребекка. — Не в этом дело, как я полагаю. Я ему сказала — можно позвонить его бывшей жене, а он мне сразу — не надо! Ну, не будем уточнять. Но! Я-то ждала — поахает, поохает, а дальше что? А он думал... минуту, не больше. А потом выдал этот план. Я вообще ошалела: ты, говорю, с ума сошёл? А он мне: объясни, где у этого плана проблемное место. По-моему, всем хорошо. Я подумала — и ведь правда: всем хорошо. Но... Ребекка замялась. — Но? — переспросил Ларри. — В общем, я его спросила в лоб: а ты вообще сможешь? Ты в жизни делал хоть раз что-нибудь подобное? Человек с температурой, нужно и поить, и обтирать, и кровать перестилать, и прочее... А он мне знаешь что? — Что? — Видишь, говорит, у меня две руки и голова. Больше ничего не нужно, только ноутбук с интернетом, а он у Ларри дома есть, я знаю. Я думала — свихнусь с ним! — Но не свихнулась? — Не спрашивай, — вздохнула Ребекка. — Я на второй день заскочила часов в пять, у меня последнюю экскурсию отменили. Захожу — в комнате проветрено, ты спишь, рядом на тумбочке такая вонючая кружка, упаковки с таблетками начаты... Я стою среди комнаты, глазами хлопаю, а потом думаю: пойду на балкон, подышу. — Ха-ха-ха! — не выдержал Ларри. — Дай угадаю: ты завизжала и вылетела в комнату обратно? — Вот и не угадал. Я же изначально знала, что он где-то у тебя будет. Поэтому просто съездила домой и привезла надувной матрас. А пока ездила... возвращаюсь, а меня уже встречают. И просят показать, как посуду мыть и с пылесосом обращаться, а то в гугле искать долго. Если мне не трудно, конечно! — Две руки и голова, — повторил Ларри. — Изумительно. — И ещё сердце. Я так поняла — это основное! Ларри подумал, что хорошо бы сменить тему. И спросил: — А ты ко мне часто заглядывала? Но Ребекку так просто было не переключить: — Да всего несколько раз, для успокоения. Вначале мы оба к тебе пришли, тогда же я в аптеку и в магазины сбегала — он мне список написал, представь? Для пойла этого своего! Потом я матрас привезла, и ещё разок заскочила в конце недели, помочь кое в чём. Нет, реально, я потрясена! Я-то думала... — ...что он вообще ничего подобного не станет делать? — подхватил Ларри. — Я тоже думал. И я тоже потрясён, представь себе. — Главное, он мне говорит — ты не бойся, с меня корона не упадёт. Я её в музее оставлю! — И мне то же самое говорил, ага. — Вообще он такой забавный! Когда мы с ним ходили... — Эй, — Ларри аж вздрогнул, — а куда это вы с ним ходили? — Оу, кто-то ревнует? — расхохоталась Ребекка. — Но тем не менее — не скажу. Сам скоро узнаешь. Мучиться неизвестностью тебе осталось совсем недолго, если я что-то в этом понима... Тут в комнату охраны постучались. — Да? — сказали Ребекка и Ларри хором. На пороге показался фараон: во всех своих положенных регалиях. — О, — Ребекка понимающе улыбнулась. — Привет, Ак. Ладно, мне пора домой! А потом быстренько поднялась и вышла. — Странно, — Ларри пожал плечами. — Что это она? — Не знаю, — ответил Акменра. — Я просто... — М-м-м? — Я тут подумал, в общем... Джед с Октавиусом, конечно, балбесы, но... — В смысле? — нахмурился Ларри. Вот уж про Джеда с Октавиусом слушать он никак не был готов. — Э-э-э... в том смысле, что они... в общем, это, понятно, формально ничего не значит, но... — Ак, да что случилось? — Ларри уже начал волноваться. — Я тебя не узнаю. Давай, вспомни, как ты мной командовал неделю назад, и таким же уверенным голосом скажи. Ну? Акменра улыбнулся: — Нет, таким же не могу. Потому что... Он вынул из-за спины руку: только сейчас до Ларри дошло, что она там была, сжатая в кулак. Разжал пальцы и протянул на открытой ладони... два тускло поблёскивающих золотом кольца. — Вот. Это... тебе. То есть я хотел сказать — нам с тобой. А Джед с Октавиусом... — О, Исида, — улыбнулся Ларри. — Хотя бы в такой патетический момент ты можешь не трепаться про Джеда с Октавиусом? Лично я бы предпочёл услышать про древнеегипетскую символику, про бесконечность любви и про совместную жизнь, которая продолжится и после смерти. Акменра открыл было рот, но Ларри поднял руку: — Хотя нет, стоп. Не надо ничего говорить. Я, как ты знаешь, не любитель красивых слов, я больше склоняюсь к делам, и... мне, если честно, вполне хватило посуды, пылесоса и прочего. Он протянул руку и взял с ладони Акменра одно из колец. По ободку бежала еле различимая вязь иероглифов. — А что тут написано? — Вместе в жизни и смерти, — смутился Акменра. — Это обычно писали... на наших кольцах. — Логично. Ха, так вот куда вы с Ребеккой вместе ходили? — Ага, — Ак выдохнул и повеселел. — Продавец в ювелирном думала, что мы парочка! И так удивилась, когда мы купили два одинаковых кольца... на мой палец. Ты же помнишь — выяснилось, что у нас один размер? — Ах, стратег, — усмехнулся Ларри. — Это ты, значит, ещё тогда... — Ага. Когда Джед с Октавиусом хвастались своими. И я подумал: а мы что, хуже, что ли? — Но ведь ты сказал, что не любишь ничего постороннего на пальцах? — Постороннего — не люблю, — Акменра сделал акцент на первом слове. — А это разве постороннее? — Тоже верно. И сказать по правде — я ведь тоже примерно тогда, когда эти двое хвалились, подумал... А дальше Ларри вспомнил: деньги! Откуда у музейного экспоната, даже не у сторожа, такие деньги? Два золотых кольца и сложная гравировка!.. — Ак, — осторожно спросил Ларри, — а на какие средства ты их... — На свои, — продолжал веселиться Акменра. — Ребекка сказала, что если бы не мой план — ей бы никогда не получить премию, и что по-честному половина моя. — Это какую же премию ей дали? Чтобы половины хватило на такое? — Ох... Я забыл сказать: это называется... ювелирный сплав. Не драгоценный металл. Ничего?.. И тут Ларри начал хохотать. — Мамочки мои, Ак, — лупил он ладонью по дивану, — а я-то мучился, я-то переживал! Ну, теперь расскажи мне: от этого у тебя корона не упадёт? Ты же сам мне говорил, что верхушка, — он хмыкнул, передразнивая, — предпочитала исключительно золото? Акменра посмотрел так, что смех застрял у Ларри в горле. — Так то верхушка, — произнёс он с лёгкой улыбкой. — Если бы я до сих пор был верхушкой, Ларри Дэйли, мы бы... — он сглотнул. — А сейчас я — музейный экспонат. И у меня теперь... несколько иные притязания и возможности. Понимаешь? — Господи, какой ты балбес, — Ларри вздохнул и обнял Акменра за плечи, все ещё сжимая в кулаке его подарок. — Меня, если честно, устроила бы и проволока. Я просто постеснялся... тебе это предложить. — Значит, мы оба балбесы, — обрадованно кивнул Акменра. — Кстати, если я что-то ещё помню о ювелирных изделиях — этот сплав недорогой, но не потемнеет. Клянусь Осирисом. *** — Дэйли, вы серьёзно? — вытаращился на сторожа Макфи. И после ответного утвердительного кивка всплеснул руками: — Это какая-то эпидемия! Что, где-то в музее прорвало трубу? Ларри усмехнулся: директор даже шутить изволил с помощью актуальных для него сравнений. — Нет, я понимаю — Теодор и Сакаджавея! Это само собой! Я участвовал, так сказать, с чистой совестью: если помните, у нас тогда аншлаг был! Ларри помнил, конечно. Директора уговорили поучаствовать в церемонии только на условиях, что праздник станет частью ночной программы. И действительно, тогда в музее яблоку негде было упасть. — А теперь как мне быть? Тоже делать из этого ночную программу? Очень смешно! Нет, я понимаю, толерантность и всё такое, но... в прошлый раз были все-таки два экспоната! А тут что? Вы хотите, чтобы мои коллеги потом говорили: «Лесли, дружище, да у тебя в музее сплошной разврат»? — Если честно, — Ларри придержал Макфи за рукав, чтобы директор не слишком сильно жестикулировал, — я вообще ничего не хочу. Ну... в смысле этих всяких праздников. Мне достаточно факта, — он улыбнулся, вспомнив два кольца на смуглой ладони. — Но вы понимаете, Ак хочет церемонию. Древнеегипетские мозги, верность традициям и всё такое. — Ой, не рассказывайте мне, — усмехнулся директор. — Я бы не сказал, что у древнего египтянина, который пользуется смартфоном и запросто пишет мне СМС, такие уж застарелые мозги! — Точно, — согласился Ларри. И подумал, что СМС — это ещё такие мелочи. — Но — хочется ему, понимаете? «Во-первых, потому, что Джед и Октавиус так сделали, а он мальчишка и ему действительно завидно. А во-вторых, ему очень нужно, чтобы его родители и все окружающие поняли, что это... серьёзно, да». — А кстати, насчёт верности традициям: его не смущает, что это всё пойдёт по современному сценарию? Я же не смогу организовать ему тут древнеегипетский обряд? — Вы — не сможете, — согласно кивнул Ларри. — Вы будете представлять, так сказать, традиции с моей стороны: «В богатстве и в бедности, в болезни и в здоровье», и так далее. А насчёт его обрядов — мне странно напоминать это директору, но через неделю к нам вновь прибывает выставка Британского музея. В том числе — саркофаг фараона Меренкаре. — Ах, прохвосты! — усмехнулся Макфи. — Всё продумали. Кстати: а кто из вас будет бросать букет? Это вы тоже уже решили? — Ак будет, конечно же, — Ларри старательно напустил на себя вид «что за глупый вопрос, в самом деле». — Вот как? Ну... это действительно вам решать, — Макфи пожал плечами и глянул на часы. — Зайдите ко мне после работы, обговорим подробности. Только сами понимаете — никакого включения в ночную програ... — Ещё не хватало, — оборвал его Ларри. — Тут, пожалуйста, кулуарно. Среди своих. Он проводил взглядом удаляющегося по коридору Макфи и подумал: директору ни в жисть не догадаться, почему именно Ак будет бросать букет. Они вообще вначале хотели это делать вместе, но потом Акменра сказал: — Предлагаю другой вариант: букет бросать буду я один. Подожди, объясню. Для тех, кто смотрит даже на такие вещи стандартно, это будет совершенно неудивительно. Но мало кто знает, что я могу запустить букетом куда сильнее, чем ты, и потому... представляешь, как будет смешно, если этот букет прилетит точно в Макфи? И дождавшись, когда Ларри отсмеётся, хитро добавил: — Так что ты решаешь связать свою жизнь с настоящим древним злом, Хранитель Бруклина. И моё дело — предупредить!..