Продюсер и актриса

Он снял очки, положил их себе на грудь и зажмурился, потирая уставшие глаза. Очередной сценарий по его будущему проекту оказался беспросветной ерундой, на горизонте уже маячили новые проблемы с поиском другого автора. Сергей убрал сшитые листки на журнальный столик, вытянулся во весь рост на казенном диване и тяжело вздохнул. Серые сумерки за окном клонили в сон, не хотелось ничего делать, тем более — решать какие-то рабочие вопросы. Этот вынужденный отдых окончательно затянул его в депрессивное состояние, думать не получалось ни о чем другом, кроме как о его рухнувшей в один миг жизни. Сегодня давление было, как у космонавта, хотя еще несколько дней назад он считал, что попросту не выдержит. Когда стало совсем плохо, он собирался звонить Вере, но передумал и в последний момент и набрал «03». Только день спустя, находясь под наблюдением врачей, Сергей сообщил семье, где он, в надежде, что последует какая-то реакция. Но в этот раз жена осталась безучастной. Проведать его пришла Маша, принесла фрукты, коротко и холодно пообщалась с отцом. Домой его явно никто не ждал, так что в день выписки — а его продержали в больнице трое суток — Жигунов отправился в съемную квартиру, которую успел выбрать, лежа под капельницами. Доктора строго рекомендовали ему побыть дома хотя бы неделю, но он чувствовал себя намного лучше и собирался на студию уже послезавтра. Нужно было работать, иначе, как казалось Сергею, он рисковал сойти с ума от уничтожающе жгучей вины, обиды, тоски и одиночества. На столике завибрировал мобильный телефон. Жигунов приподнялся и посмотрел на экран. «Настя», — настойчиво высвечивались пять судьбоносных букв. Он понимал, что слышать ее голос сейчас, в таком уязвимом состоянии, — дело опасное. Либо они разругаются, либо он пошлет все к черту и захочет ее увидеть. Но любопытство всегда побеждало, велик интерес узнать, зачем же она ему звонит. — Слушаю, — он откашлялся из-за непривычно долгого молчания. — Привет, — Настя говорила так тихо, будто боялась, что её подслушивали. — Здравствуй, — Сергей старался изображать спокойствие, но, на самом деле, не слабо заволновался. — Что-то случилось? — Хотела узнать, как твое здоровье. На студии какие-то ужасы про тебя рассказывают. А ты…ты можешь говорить сейчас? — спохватилась она. — Пока могу. Никаких ужасов, всё в порядке. Не знаю, что там тебе наговорили. Повышалось давление, мне прописали отдых. — Максим говорил, что тебя на «скорой» с дачи забирали. — Было и такое, но уже всё позади. — Ты бы хоть позвонил, рассказал, — зазвучали нотки недовольства. — Зачем? — недоумевал Сергей. — Ты же делала вид, что не знаешь меня. С чего я должен делиться с тобой подробностями своего состояния? — Не преувеличивай! У меня были причины на это. И они, кстати, никуда не делись. Но я, знаешь, не железная, я не могла остаться в стороне. — Да ты что? — сам не понимая, почему, он начал нападать. — А, может, ты надеялась позлорадствовать? — С чего бы это? — Ну, услышала про дачу, решила, что меня из дома выгнали после всего. Порадовалась, да еще убедиться в этом захотела. — Как ты можешь так думать? — оскорбилась Настя. — Почему нет? Ты же усмотрела расчет во всем, что между нами было, в том числе и в этих ненавистных фотографиях. Я тоже могу в чем-то тебя заподозрить. Но ты учти, тебе не удастся возликовать. У меня, к счастью, всё хорошо, я дома, с семьей. Через день снова приступаю к работе, так что увидимся на студии. — Слушай, катись ты, знаешь, куда? Тебя, похоже, уже ничто не исправит! Зачем мне только пришло в голову тебе звонить! Всё, флаг тебе в руки, а я могу быть спокойна! О тебе там явно есть, кому позаботиться. Разговор прервался. Сергей отшвырнул телефон на диван, к своим ногам, откинулся на подушку и стал безразлично рассматривать потолок. Он и сам не знал, с чего вдруг сорвался, зачем сказал ей такое. Эти слова будто сами вырвались изо рта, действия расходились с желаниями. «Ничего, — он пытался себя успокоить. — Так лучше. Пусть она будет обижена. И не надо ей больше доказывать свою правоту. Пусть так, это проще. Тогда меньше шансов снова к ней приблизиться. Нужно как-то держаться подальше и думать о семье, пока ещё не поздно. Ведь еще не поздно…». *** Взаимоотношения Анастасии с мужем постепенно теплели. Они продолжали спать по разным комнатам, но уже вполне расслабленно общались, напряженная обстановка потихоньку спадала. И ей, и ему было понятно, что до конца это вряд ли уйдет когда-нибудь, оба прилагали максимум усилий, чтобы справиться с первым за десять совместных лет кризисом. Они скрывали свои проблемы от близких, при встречах изображая счастье и спокойствие, хотя их мамы и без того всё знали и понимали. Ни Настя, ни Петя не нуждались в советчиках со стороны, поэтому отклоняли всяческие попытки Валентины Борисовны и Любови Васильевны высказать, как именно им надо поступать. Дети вроде бы и не догадывались о происходящем. Аня далеко, а Майкл, который делил с ними одну территорию, не должен был заметить перемен, так как поглощен подготовкой к экзаменам и своими подростковыми заботами. По соседним спальням Анастасия и Петр расходились поздно, когда юноша уже закрывался в своей комнате. Пресса со временем отчаялась получить от них хотя бы какие-то комментарии и отступила, переключившись на более популярных медийных личностей, предстоящие президентские выборы и прочие злободневные темы. Петя был увлечен новым творческим проектом и загружен тренерской работой. Настя продолжала сниматься, но в появившееся свободное время успевала провести несколько мероприятий, одно из них — на Мальте. Она улетела одна, смогла целиком и полностью посвятить дни себе, своим мыслям, мироощущению, настроению. Ничто не успокаивало лучше, чем смена обстановки и тишина вокруг. Она бродила по песчаным пляжам, наслаждалась красотой экзотической природы и отдыхала душой. Анастасия надеялась, что Сергей станет занимать всё меньше и меньше места в ее размышлениях, но не слишком в этом преуспела. Стоило услышать песню о сложной или несчастной любви — она думала о нём. Стоило посмотреть кино с яркой и драматичной историей — она проецировала ее на собственную жизнь. Стоило увидеть счастливые пары, от которых искрило радостью и любовным сумасшествием, она снова думала о нём. Не о Пете, с которым необходимо было продвигаться дальше в их сближении, процесс протекал очень медленно. Стимулом, подтолкнувшим их друг к другу, стал случай: Аня сообщила, что прилетит на несколько дней, у неё выдались короткие каникулы. Настя к тому моменту возвращалась из мальтийской командировки — прилёт дочери был на несколько часов позже ее собственного. Без обсуждений стало понятно, что Петру придется переезжать в супружескую спальню, хотел он этого или нет. — Мам, у вас всё в порядке с Петей? — вполголоса произнесла девушка, когда праздничный семейный ужин по случаю ее приезда был окончен. — Конечно! — Настя изо всех сил изображала счастливую улыбку — впрочем, ей было не привыкать. — Только не говори, что и ты желтой прессы начиталась. — Не, — Аня поморщилась. — Даже не пыталась. Просто смотрела на вас сейчас, и что-то показалось… — Глупости, — Анастасия поднялась из-за стола и начала убирать тарелки в посудомоечную машину — так было легче, чем под пытливым и пристальным взглядом дочери. — Ты так редко бываешь дома, что, видимо, отвыкла от нас. — Не знаю — не знаю, я чуть больше месяца назад вас навещала, и, скажу откровенно, обстановка была другой. Учти, тебе от меня ничего не скрыть! — Аня присоединилась к матери в уборке. — Пока Майк там присел Пете на уши и отвлек его, ты могла бы поделиться со мной, что тут у вас случилось. — Девочка моя, — Настя остановилась напротив нее и взяла за обе руки. — Ты стала чересчур беспокойная. Если бы какие-то проблемы существовали, ты бы узнала о них первой. — Да-да, конечно, — Аня закивала головой в притворном согласии. — Так ты и побежала мне всё докладывать! Мам, я не хочу на тебя давить. Просто не могу видеть тебя такой…потухшей, что ли. Мне кажется, это не усталость, что-то другое. Не хочешь говорить — я не настаиваю. Просто уеду тогда с тяжелым сердцем. Я так хочу, чтобы ты была счастлива, мама… — Я счастлива, — прошептала она и крепко прижала к себе дочь. — Я счастлива, что у меня есть ты. Анастасия отстранилась спустя несколько секунд и стала любоваться своей красавицей. Когда она успела стать такой взрослой, такой проницательной, такой мудрой? Это была уже не та малышка, которой любых слов и уверений матери хватало, чтобы успокоиться. Теперь они считали друг друга близкими подругами, не утаивали даже самого сокровенного, но в нынешней ситуации всё переменилось. Аня прекрасно знала, что страна опять мусолит старую тему и приписывает маме возрожденный роман с бывшим продюсером, но до сих пор не обмолвилась об этом. Её детское сердце было ранено не меньше в тот жутчайший период, когда приходилось терпеть угрозы отца, его безумное поведение, и в то же время пережить появление рядом с мамой нового мужчины. Майкл тогда был слишком мал, а вот Анне приходилось нелегко. Тема Сергея Жигунова и для неё была болезненной. Для Анастасии это всё ещё оставалось суровой реальностью. Они часто виделись на студии, правда, теперь уже не ежедневно. Он не претендовал на её внимание вне работы, не стучался в гримерку поздним вечером, не звонил, не писал сообщений. Только печально смотрел на неё, когда они случайно или намеренно ловили взгляды. Настя порой замечала, как он болезненно сдвигал брови в такие минуты. Тесное присутствие в одном пространстве тяготило и мучило обоих, единственным желанием было, чтобы съемки поскорее завершились. Такого азарта и упоения работой Настя уже не испытывала, слишком высокую цену она успела заплатить за этот проект. Сергей тоже как-то сникнул, заметно похудел и осунулся, выглядел потерянным и измученным. Ей было предельно ясно, как обстояли дела у него дома, он сам подтверждал ее догадки своим внешним видом. *** Петя погасил основное освещение, снял махровый халат и перекинул его через высокую спинку стула. Настя наблюдала за действиями супруга из кровати, куда улеглась на десять минут раньше. Она успела пережить их вынужденное раздельное проживание в одной квартире и даже привыкнуть, теперь же заметно напряглась. — Когда-то нужно было это сделать, — Петя улыбнулся, устраиваясь под одеялом. — Давно пора, я считаю. — Да, — беззвучно подтвердила она, не глядя на мужа. — Спасибо Ане. Не знаю, может, она просто знает, поэтому приехала? Мы вроде старались быть осторожны. — Ну, если ты на меня намекаешь, то я точно к этому отношения не имею. Если только Майкл все-таки раскусил, что мы с тобой по разные стороны баррикад… — Они давно уже не дети, — Анастасия повернулась к супругу. — Не так просто что-то скрыть от них. А я к этому всё никак не адаптируюсь… Вполне возможно, что Майк с ней договорился. — Представь, если там ещё и мамы наши замешаны, — усмехнулся Чернышев. — А мы одни с тобой ничего не понимаем. Все хотят нас помирить. — Как в детском саду, ей-богу… — Мы недалеко от этого ушли, — он пододвинулся к ней и обнял за плечи. — Прятались друг от друга, что-то изображали. Так не могло продолжаться вечно. — Ты сам это предложил… — Знаю. Согласись, я имел право. Может, я и не должен вести себя так сейчас. Может, другой бы не смог простить, но я больше не в состоянии быть далеко от тебя, — он нежно поцеловал ее в висок, потом спустился к щеке и ниже, а когда достиг шеи, остановился там подольше. Настя никак не могла расслабиться, хотя предполагалось, что ей должно быть приятно. Она закрывала глаза и терпела, слабо откликаясь на его действия. — Я так соскучился, — шептал Петр, в миг оказавшись над ней. — Настя, я так соскучился… — Петь, подожди, — она выставила вперед руки. — У нас дверь закрыта? — Закрыта, — он снова потянулся к ее губам. Она не могла придумать, что ещё спросить, как ещё оттянуть этот момент, к которому до сих пор не была готова, поэтому решила сдаться. Аргументы вроде: «Мне рано вставать» или «Я плохо себя чувствую» не послужили бы ей помощью. Петя был настроен решительно: он нетерпеливо избавлял ее от ночной рубашки и нижнего белья, со стремительностью необузданного подростка ласкал ее, покрывал поцелуями, затрагивая все ее эрогенные зоны. Вот только напряжение не позволяло ей реагировать на это так, как раньше. Ей было мало воздуха, но не от страсти, в теле ощущался дискомфорт, слабое возбуждение не собиралось усиливаться, как Петр ни старался её распалить. Настя чувствовала себя в его руках, как в клетке, из которой хотелось вырваться. Объятия сковывали, как наручники, прикосновения вызывали отторжение. Она ненавидела себя, свое тело за отсутствие отклика на желание мужа. Голова закружилась, ей хотелось схватиться за горло в поисках кислорода, и в тот миг, когда Петр намеревался слиться с ней воедино, она вскрикнула: — Нет! — и уперлась ладонями ему в грудь так сильно, что он не мог пошевелиться. — Что не так? — он тяжело дышал, удерживаясь на вытянутых руках. Она попыталась его оттолкнуть, и, когда он чуть-чуть покачнулся, вылезла из-под него и села на краю кровати, в отчаянии закрыв лицо ладонями. Это произошло за считанные секунды — Петр оказался лежащим на боку по середине постели. — Петя, давай разведемся. Эти слова рассекли накалившуюся от эмоций тишину. Нельзя сказать, что они были спонтанными, хоть и вылетели вот так внезапно. Они словно зрели где-то глубоко в ее сердце и в один момент не удержались внутри. — Можно было выбрать какой-то другой момент, — раздался голос Петра. Настя сидела к нему спиной и не в силах была повернуться. Её душили слезы. Она застыла так — обнаженная как физически, так и морально, и беззвучно плакала. Он укрылся одеялом и молчал — идти было некуда, эта ночь диктовала им свои условия. — Прости… — выделила сквозь слезы Анастасия, так и не глядя на мужа. — Прости меня, я поступаю, как…как… Господи, ты не заслуживаешь всего этого… — Ты уходишь к нему? — задал главный вопрос Петр. — Нет! — слишком быстро и громко произнесла Настя. — Я ни к кому не ухожу. И не собиралась. Просто… я не знаю, что-то надломилось… Я не могу больше делать вид, что всё в порядке, — она, наконец, повернулась, пряча наготу под одеялом. — Я люблю тебя, ты мне очень дорог, мне хорошо рядом с тобой. Но это уже не то, все стало по-другому. Я не хочу, чтобы ты мучился, Петя. — Чтобы я мучился? — он изумился. — С тобой я не испытывал никаких мучений. — Раньше — да, когда всё было нормально. Но сейчас и тебе уже непросто, признайся, — она судорожно вытирала слезы. — Ты же делал усилие над собой. Всё это время. Особенно только что. — Я старался сохранить нашу семью, — спокойно говорил он. — Тем более, ты давала понять, что тоже стремишься к этому. — Да, да, я надеялась, что у нас получится… Но ничего не вышло. — Если я и делал усилие, то явно не сейчас, — оскорбленно отметил Петр. — Я искренне соскучился по тебе. — Я уже не вижу смысла что-то сохранять. Прости меня, прости, что тебе приходится это слушать. Но ты просил, чтобы я была честной. Я, правда, не знаю, ради чего нам спасать наш брак. У нас совсем ничего не осталось общего. Вот это время после моего возвращения из Венеции стало очень показательным. — Ты только что уверяла, что любишь меня. — Да, люблю! Ты давно стал мне родным человеком и всегда им останешься, — на этом слове она снова сорвалась на рыдания. — Успокойся, — попросил супруг. — Не надо так убиваться. Особенно если этим ты пытаешься продемонстрировать, как тебе плохо. Предлагаешь развестись — давай разведемся. Я не из тех, кто будет принуждать к совместному проживанию. Если ты поняла, что любишь другого, то… — Он не причем! — перебила Настя. — Как это? Если бы не он, этого разговора бы точно не было. — Да, но… Я же сказала, что не ухожу к нему. Возможно, только так я могла понять, что жить по-прежнему больше не хочу. У тебя еще будет шанс встретить кого-то, с кем ты создашь нормальную семью, станешь отцом. Ты заслуживаешь лучшей жены, чем я. — Успокоила, — саркастично отметил Петр. — Прямо сейчас ринусь искать лучшую жену. — Петь, ну, ты же понимаешь, о чем я… — Понимаю, — он вздохнул. — И нормальная ты жена. Просто слишком импульсивная. Импульсивно вышла за меня замуж, импульсивно венчалась. Значит, всё изначально было неправильно. И тянулось десять лет… Десять лет, Настя! Если бы тебе в голову пораньше пришло, что ты не хочешь так жить, у меня было бы больше времени и шансов устроить личную жизнь иначе. Как-то ты затянула со своим признанием… Но если серьезно, то…мне даже нечего сказать. — Вот, видишь, — она посмотрела на него заплаканными глазами. — Так продолжалось уже много лет! Нечего сказать… Нам давно нечего друг другу сказать! — И что с разводом? Будешь требовать его срочно? — Нет, — Настя виновато опустила голову. — Куда мне торопиться? Это формальности. Можно разойтись и без бумажек. — Не хочешь привлекать внимание общественности? — И это тоже, — она кивнула. — Отличный у нас вышел семейный вечер, ничего не скажешь, — Петр удобнее устроился на кровати и натянул одеяло почти до подбородка. — Скажи, ты, правда, никак не влиял на приезд Ани? — Какое это теперь имеет значение, — глухо пробормотал он, уткнувшись в подушку. Настя посмотрела на мужа — он повернулся к ней спиной и явно не намеревался продолжать их беседу. Она не представляла, как ей теперь уснуть, но от безвыходности тоже приняла удобную для сна позу и закрыла глаза. Может быть, утром окажется, что ей это просто приснилось.