Я все еще помню вас...

Я часто задумываюсь о том, кто я есть на самом деле. Иногда я настолько вживаюсь в какую-либо роль, что забываю, какой я на самом деле. С одними людьми я добрый и милый, с другими — бесчувственный эгоист, с третьими — веселый и общительный, и так до бесконечности. Но какой я на самом деле? Даже я не знаю ответ на этот, вроде бы, простой вопрос. Из-за этого у меня часто случаются разногласия и недопонимания с людьми. И вот, вроде, с одной стороны мне абсолютно плевать на их мнение, но с другой оно важно для меня. Даже если нам не хочется прислушиваться к мнению общества, то мы все равно делаем так, как говорит оно. Замкнутый круг. А если ты все равно будешь стоять на своем, то станешь изгоем. Общество не любит не таких, как все… Как раз в это самое общество я никогда не вписывался. Да и не хотелось особо. Я отличался всем от этих людей, из-за этого меня не принимали нигде и никто. Обидно, если честно. Я же не маньяк-убийца, не вор, не грабитель… Так почему же я тоже не вписываюсь? Ответ прост. Мои вкусы и предпочтения. Они очень своеобразные, люди не понимают и не видят в них того, что вижу я. Я в плохом найду хорошее, а в хорошем плохое. И да, такое возможно. Я же могу. Мои убеждения никто никогда не поддерживал. Лишь осуждали. Конечно, ведь легче встать на сторону обвинявших, чем на сторону обвиняемого. И вот такие люди еще что-то говорят о справедливости… Не каждый сможет защитить того, кого все унижают. Легче унижать его одного с остальными. В школе я был тем самым обвиняемым и на мою сторону никто не встал. Кроме одного… Рихард. Этот парень появился в школе в середине второй четверти одиннадцатого класса. Именно в этом классе я стал изгоем школы официально. Его я заметил сразу. Просто была надежда, что он не встанет на их сторону, и у меня появиться друг. И он не встал. Он не вошел в ряды тех людей, которые осуждают. — Осуждать могут только слабые, а я не слабак, — сказал он как-то при всем классе, когда самый «крутой» парень в нашем классе предложил ему присоединиться к ним. В ту самую минуту он поднялся в моих глазах. Я с ним ни разу не говорил, ничего о нем не знал, но уважал. Именно с того дня я начал его действительно уважать. Возникает вопрос, на который я все-таки нашел ответ. Почему же я не подружился с ним? Боялся. Хоть он и не осуждает таких, как я, я не был уверен, что он захочет со мной говорить, не то, что общаться или дружить. Я перестал доверять людям. Я это понял в тот же день, когда не мог подойти и познакомится с ним. Доверие ушло в один день, когда мои родители сидели на кухне и разговаривали. Я их действительно любил и доверял им. Доверял. Но в один миг все изменилось. — … Мне Пауль уже порядком надоел. Ходит постоянно, как будто не в школу, а на расстрел. Может его каким-нибудь родственникам отправить? У меня сестра в России живет, может, отвезти его туда? Видеть его уже не могу. Мой мир разрушился в этот вечер. Я совершенно по случайности подслушал разговор родителей, и очень об этом пожалел. Я им надоел… Мама так и не отправила меня в Россию. Не знаю, почему она передумала. Может, из жалости? Но, после этого вечера она ходила радостная, счастливая… Тогда я думал, что ей все-таки удалось договориться с моим переездом. Когда я решил выйти в тот день из комнаты она встретила меня и сказала, как меня любит. Ложь… Она меня не любит уже давно… Меня никто по-настоящему не любил. Даже собственные родители. Неужели, я такой ужасный человек? У меня никогда не было друзей. Ни одного. Только в самом раннем детстве. Мы жили тогда еще не в Берлине, а в какой-то деревеньке рядом с ним. У нас был свой собственный дом, а нашими соседями была семья Линдеманн. Именно их сын — Тилль, был моим единственным настоящим другом. Он был моим другом… Мы дружили с ним целых одиннадцать лет. А потом его родители захотели переехать и его увезли. Я остался один. Снова один… Снова никому не нужный… Я долго не мог смириться с тем, что больше мы с Тиллем не увидимся. Он подарил мне лучшие моменты моего детства… Помню, как летом все ребята ходили на речку, а я нет, потому что не умел плавать. Тилль не раз меня звал с собой, но я придумывал множество отговорок, чтобы не опозориться перед лучшим и единственным другом. Я думал, что он рассмеется надо мной, скажет, что я просто неудачник, уйдет и больше я никогда не выйду из дома. Но, когда он узнал, он не рассмеялся, а предложил научить меня. Когда все смеялись надо мной, он поддерживал и помогал мне. Эх, Тилль, а помнишь ли ты меня? — Прощай, Пауль, я тебя всегда буду помнить. Знай, ты был для меня лучшим другом, — сказал мне Тилль на прощание. Я готов был расплакаться тогда, но держался. Не хотел выглядеть слабым перед ним. Но, когда он уехал я забежал в дом, закрылся в комнате и разрыдался так, как никогда прежде не плакал. Это было больно… Я до последнего не хотел дать слабину, но не сдержался. Слабак… Неудачник… После этого мои родители тоже решили переехать, но в Берлин. Маме всегда нравился этот город. Она не раз уговаривала отца переехать, но он был не приклонен. Только после уезда семьи Линдеманн, он все же согласился. А вот мне было абсолютно все равно. Я умер морально. А физически нет. Пока что. Меня лишили единственного друга. Меня лишили единственного смысла жизни. Я жил только потому, что нужен был Тиллю, а теперь я не нужен никому. Так смысл жить? Тогда, в мои почти пятнадцать лет я ни в чем не видел этот самый смысл. Но мне все же удалось его найти. Маленький и незначительный, но он был. Музыка. Я полюбил музыку. Заглушал ей свою боль, отчаяние, одиночество… Я только слушал музыку. Сам я ее не играл. Гитару мне никто покупать не собирался, а сам я зарабатывать не мог, так как родители не позволяли. Одна из причин, почему я стал изгоем в школе, была как раз-таки музыка. Мои музыкальные предпочтения никому не нравились. «Как это можно слушать? Боже, Ландерс, выключи это… Это просто ужасно!!!» Но один сказал: «Мне очень нравиться твоя музыка». Рихард. Я его до сих пор помню. Ох, Рихард, мне тебя не хватает… — Спасибо, — как же мне было приятно и неловко одновременно. Он единственный в классе, кто заговорил со мной. И ему нравиться моя музыка. Сейчас я вспоминаю Рихарда, Тилля… Мне их не хватает. Два самых близких мне человека и обоих отобрали у меня. За что? Я так мало настрадался? Одинокий… Ненужный… Снова. Когда я заходил в класс, ко мне сразу подходил Рихард. Он просто здоровался со мной. Но как это было искреннее… Меня это задевало в самое сердце. Впервые в жизни, после переезда Тилля, я стал чувствовать себя в безопасности. Ты никогда не будешь в безопасности… Всем плевать на тебя, Пауль… Он помогал мне с некоторыми предметами, с которыми у меня были проблемы, разговаривал со мной о музыке на переменах, сидел со мной рядом в столовой… Я все это помню, Рихард, я помню… Мы с ним очень сдружились. Но я все равно его не подпускал к себе. Как бы не хотел. Не мог. Слабак… Он стал мне новым другом. Даже братом. Родственной душой. Хотя, нет. Родственной душой он не был по одной простой причине… У меня ее нет. Я всегда не понимал, как он может общаться с таким, как я? Я просто моральный мертвец, который ничего и никого не любит. Эгоист. Бесчувственный. Жалкий. С такими как я не дружат, таких избегают. — Пауль, не неси ерунды. Ты прекрасный друг, — он смотрел мне в глаза, когда говорил эти, такие простые, но такие важные для меня слова. А я отводил взгляд. Не могу смотреть кому-либо в глаза. Слабак. «Ты был для меня лучшим другом…». «Ты прекрасный друг…». Почему я не верю в это? Рихард всегда говорил мне, что я должен отвечать тем, кто меня унижает. Но мне было страшно. Нет, я не боялся того, кто меня унижал. Я боялся, что Рихард увидит какой я слабый, рассмеется и уйдет. Всегда боялся, что близкие мне люди уйдут. И, если подумать, то я должен был уже привыкнуть к этому, но нет… Мне каждый раз было больно, как в первый раз. Я не хотел, чтобы он видел меня слабым. — Пауль, ты сильный, ты все сможешь. Я верю в тебя, — эти слова вселили в меня уверенность Вселенских масштабов. От одной его фразы я был готов не то, что однокласснику ответить, я был готов убить любого, чтобы оправдать его надежды… Но я не смог. Слабак… Из-за этого я его потерял. Навсегда. Все его проблемы, все его несчастья, все из-за меня… Он настрадался из-за меня. Но он никогда меня не обвинял. Никогда. — Пауль, ты не виноват. Даже не смей думать об этом. Только я ответственный за свои поступки и в том, что со мной произошло, только моя вина, — он сидел на холодной плитке школьного туалета с разбитым лицом. Я тоже пострадал, но он сильнее. Я сидел рядом с ним и понимал, что хоть он и не винит меня, я виноват. Очень виноват. Это случилось спустя пару недель, после прихода Рихарда в нашу школу. В наш класс. Те самые «крутые» парни решили в очередной раз показать, какие они «крутые». Я привык. И вот, я уже с слегка побитым лицом, стою на коленях перед одним из них. Второй мне заламывает руки. Мне не больно. Мне стыдно. Первый ударяет меня в живот, но я даже голоса не подаю. Не больно. По непонятным причинам Рихард тоже был в школе, хотя последний урок уже закончился. Он зашел в этот самый злополучный туалет. Он помог мне ценой своего здоровья. Он тогда немало пострадал. Из-за меня. Я помог ему подняться и отвел домой. В больницу он не соглашался. После этого я стал его ценить еще больше. Он спас меня… А чем отплатил ему я…? Как-то мы сидели у него дома. Он брал у меня что-то на время, я уже и не помню, и я пришел забрать. Он пригласил меня выпить чаю, а я, хоть и не хотел соглашаться, не смог ему отказать. Мы говорили о всяких мелочах, которые и смысла никакого не несут. Но мне было важно ни о чем я говорю, а с кем… — Не понимаю, как со мной можно общаться? Я даже разговор поддержать не могу, — я сдался. Я так пытался быть общительным с ним, но мои попытки были настолько жалкими, что я просто сдался. Все-таки я слабый. — Пауль, может ты и не можешь поддержать разговор, но зато ты прекрасный человек. — Ага, как же… Почему же со мной тогда никто дружить не хочет, раз я такой «прекрасный»? — Понимаешь, люди не видят прекрасное. Ни в людях, ни вокруг себя. Вот, например, радуга. Для людей это вполне повседневное природное явление, но, согласись, радуга — прекрасна. Но это разве кто-то замечает? Нет. Я всегда восторгался его мышлением. Он всегда приводил интересные сравнения, о которых я бы даже и не подумал. А он был прав. Радуга — прекрасна. Когда я смотрю на нее, вспоминаю тебя, Рихард… После того дня, я стал часто к нему заходить. Мы просто разговаривали. Мне нравилось его слушать, он всегда говорил медленно, мелодично… Я всегда заслушивался его голосом, даже иногда не вникая в то, что он говорил. Мне не хватает твоего голоса… Он говорит… Только ты его не слышишь… В один из таких, уже привычных для меня дней я задал ему вопрос, который мучает меня всю мою жизнь. Я хотел услышать именно его мнение. Оно было для меня важнее всего… — Рихард, скажи, меня можно любить? , — глупый вопрос, но он мне не дает покоя никогда. Как же я часто задумывался, как можно меня любить… Но ничего определенного никогда не выходило. Кому-либо я этот вопрос никогда бы не решился задать. Только ему. — Да, Пауль. Тебя просто нельзя не любить, — я ему поверил. Правда поверил, хоть на один миг, но мне стало легче. — Почему же тогда меня никто не любит? , — этот вопрос тоже мучил меня неоднократно, но решался я его задавать только себе. — Неправда, Пауль. Я тебя люблю. Именно в этот момент я просто хотел кричать. Меня. Кто-то. Любит. Даже, нет. Не кто-то, а Рихард. Я был готов умереть и воскреснуть. Рассмеяться от счастья и расплакаться. Я боялся пошевелиться. Я просто сидел неподвижно и смотрел в его глаза, для которых я никогда не найду достойного сравнения, и не мог поверить, что он любит меня. Он любит меня. Спустя пару минут моего внутреннего шока, я подлетел к нему и обнял. Просто обнял. Мы просто молча обнимались. Я не мог ничего сказать, но ему не нужны были слова. Он понимал меня без слов. Но я его потерял… Потерял. Снова один… Никто тебя не любит… Смирись. В одной из очередных драк, в которой жертвой был снова я, Рихард пострадал серьезней, чем кто-то мог подумать. Я мог все предотвратить. Но я слишком слабый для этого. Не смог постоять за себя… Слабак. И из-за меня пострадал самый важный человек в моей жизни. На его месте должен был быть я. Я стоял возле раковины все в том же школьном туалете, в котором я потерял того, кто любил меня. И того, кого любил я. Я плохо соображал, в этот раз мне досталось больше, чем обычно. Рихард помог мне встать и подвел к раковине, а сам пошел бить моих обидчиков. Нет, не нужно, Рихард… Я этого не достоин. Рихарда ударили, и он немного отшатнулся. Мой мозг был слишком затуманен, в глазах все плыло. Я не видел, что ко мне подходят сзади. — Пауль, берегись! , — до меня не сразу дошло, что это адресовано мне. Рихард подбегает так быстро, что я даже подумать не успеваю, толкает меня в сторону, а сам принимает удар в живот. На его месте должен был быть я… Удар оказался сильным, и Рихард упал, ударившись головой о ту самую раковину. Ясность ума пришла ко мне мгновенно, как только я увидел, что Рихард не встает. Он вообще не двигался. Мне показалось, что мое сердце перестало биться. Он не двигается… Я послал к черту боль и подбежал к Рихарду. Он был жив. Те парни давно сбежали, как только увидели, что Рихард не двигается. Он жив. — Рихард, держись, пожалуйста… — но он не отвечал мне. Я еле дополз до своего рюкзака, чтобы достать мобильник. Скорую, быстрее. Я надеялся, что сейчас он очнется, скажет, что ничего страшного, что виноват только он сам, а я тут абсолютно ни причем, и мы уйдем отсюда, хоть и побитые, но живые. Но все прошло иначе… Увезли нас с ним обоих. Я был сильно избит, и меня забрали вместе с ним. Я уже не сопротивлялся, мне было все равно. Человек, который сделал мою жизнь лучше, сейчас лежит без сознания… — Рихард… Пожалуйста… — слова давались мне с трудом. Мне что-то вкололи, и я не мог ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Внутри все сжималось от мысли, что он сейчас страдает из-за меня. «Неправда, Пауль. Я тебя люблю». Прости меня, Рихард, я не оправдал твоих надежд… Меня отпустили наследующий день. Родителям позвонили и сообщили, что произошло, но они сказали, что: «Раз он в порядке, то пусть идет пешком, нам его забирать некогда». Но я не собирался уходить. Я пошел к Рихарду. Он все так же был без сознания. Рихард, пожалуйста… Меня к нему не пускали. Я просидел так пару дней, но врачи отправили меня домой, со словами: «Ты ему все равно так ничем не поможешь. Иди отдохни». Отдых мне не поможет. Я уже умер, а мертвецам не нужен отдых. Как бы я не хотел побыть дольше, меня выставляли. Я хотел быть рядом с ним, ведь это по моей вине он оказался в этой больнице. Ты приносишь людям несчастья… Твоя судьба — быть всегда одиноким… Прошла неделя. Самая длинная неделя в моей жизни и самая худшая. Я потерял самого дорогого мне человека… И по чьей вине? По своей. Во всем я виноват и никто, никто меня не переубедит в обратном. Все и так понятно. Вечером мне позвонили родители Рихарда. На экране высветился незнакомых номер, и я боялся брать трубку. Я хотел услышать: «Пауль, Рихард пришел в себя, приезжай, он хочет тебя видеть», но услышал совсем не то… — Здравствуй, Пауль… — это голос человека, который не имеет больше смысла жизни. Я узнаю такой голос из тысячи. У меня такой голос. — Простите, а кто говорит? , — мои руки дрожали так сильно, что я думал не удержу телефон в руке. — Это Гретель Круспе, мама Рихарда… — прошу, скажите, что он жив… Скажите, что он жив… Я не могу потерять еще одного близкого человека, — Рихард, он… Пауль, он умер. Он умер. Рихард умер. Телефон падает из рук на пол, но мне плевать. Боже, он ушел от меня… По моей вине. Он умер из-за тебя! Все из-за тебя! Он был ни причем, но погиб из-за тебя! В тот день я второй раз разревелся. Последний раз, когда я так плакал, был переезд Тилля. Эх, Тилль, я все еще помню тебя. Помнишь ли ты меня? Похороны. После их полного окончания возле могилы остался только я и его родители. Я плакал. Но не сильно, не хотел, чтобы он считал меня слабым. Его родители простояли не очень долго и решили оставить меня одного. Я им благодарен за это, мне нужно было с ним поговорить. Глупо как-то, он ведь меня не слышит. Больше никогда не услышит. Но попробовать все же стоит. И я рискнул… — Рихард… Прости меня. Я знаю, что ты даже сейчас меня не винишь, ты слишком сильный и гордый для этого, но я все равно виноват перед тобой. Знай, Рихард, что ты был одним из немногих, кого я по-настоящему любил… Прощай, Рихард Круспе. «Пауль, ты не виноват. Даже не смей думать об этом. Только я ответственный за свои поступки и в том, что со мной произошло, только моя вина», — нет, Рихард, я виноват тоже. И намного больше, чем ты. Я кое-как доучился в этой школе. Тех парней отправили в колонию, но по мне, для них достойное наказание — смертная казнь. Они забрали у меня смысл жизни, а я заберу у них жизнь. Справедливо? Да. Прошло одиннадцать лет с окончания школы. Одиннадцать лет со смерти Рихарда. Даже не помню, сколько лет прошло с переезда Тилля. Я уже взрослый, но внутри так же мертвый. У меня больше никого нет… Я все еще помню вас.