По вечерам

Возвращаясь домой по вечерам, первым делом она всегда включает свет. Не разуваясь, истощённым ураганом мчится по комнатам, обнимая их холодным электрическим теплом, мчится в определённом, сумасбродном, запутанном порядке, словно по цепочке оборванных мыслей. По щелчку выключателя очертания захламленной квартирки преображаются, а обшарпанный чайник, плюющийся паром и скрипучими оскорблениями, приглушённое бормотание телевизора и запах дешёвых, но крепких сигарет добавляют уюта и своеобразного облезлого шарма. Холодает. Обезумевший ветер рвёт листья с деревьев и пригоршнями швыряет в пыльные стёкла. Оставшись нагой, природа уныло дрожит и стучится в тепло — безответно. Её глаза потухли уже давно, только вот она всё ещё не может с этим смириться. Она не из тех, кто признаёт поражение. Ушли? Насовсем? Да не страшно! Вернутся, обязательно вернутся, может, позже, но не бросят же? Раньше характер не был помехой. Глупые надежды? Она верит, пусть даже оптимизм — это нехватка информации. Непонятно, конечно, какой свет она находит в паутине будней, — главное, не тот, что обычно брезжит в конце тоннеля. Изо дня в день исхудавшие руки хлопают по старым выключателям, заваривают чай с чабрецом и смородиной, жмут что есть сил на измочаленные кнопки пульта, расправляют бескрайнюю холодную постель. И пусть чай быстро остывает, ветер за окном плачет от бессилия, а по телевизору каждые пятнадцать минут крутят бессмысленную рекламу шампуня от перхоти и дешёвых лекарств. Пока она верит в ритуалы — лодочка на плаву. Неизвестно, как долго она ещё будет бороться с однообразием илистой рутины, да и можно ли назвать существование борьбой? Лишь одно усталые руки знают наверняка: они не окрасятся в багровый. Не понимают они, как можно стремиться в жестокие объятия асфальта.