Оплетите своими корнями мои кости

Она получает метку в пять лет — похожие завитки на запястьях. Они появляются друг за другом, сначала на левой руке, потом на правой, с разницей всего в десять или пятнадцать минут. Бабушка говорит: наверняка это значит, что ее соулмейты (бабушка называет их «друзьями души», потому что Дарси, ну, всего лишь пять) — родственники. Очень вероятно, близнецы. Почерки не совпадают, но похожи, как будто их обладателей учил писать один и тот же человек. Точнее, научит, поправляет ее бабушка, потому что, если Дарси пять, ее соулмейты только-только родились и еще долгое время не смогут даже правильно держать карандаш. Дарси называет их Близнецы — с большой буквы, но не все могут уловить это на слух. Становясь старше, она начинает звать их своими Близнецами, но молча, про себя. Мама называет их кандалами. У Лорны нет метки, она ее никогда не хотела и зло гордится этим вслух. («Ни у кого нет времени на это дерьмо, — говорит она однажды, застав тринадцатилетнюю Дарси, водящую большим пальцем по правому запястью. — Все это — гребаная трата времени». Она пьяна — сложно застать ее не пьяной, — но эти слова жалят Дарси сильнее, чем ей хочется признать.) Дарси пять, но она уже умеет читать, поэтому понимает странную короткую усмешку бабушки, когда та видит ее метки. На левом запястье — немного сжатое, с петельками: «Прости, может, поговорим об этом потом?». На правом — кривое и торопливое: «Может, когда никто в нас не будет стрелять». И это многое определяет в ее жизни, если честно. *** Впервые Дарси попадает в перестрелку не в Нью-Мексико, а в Калвере, когда случайно сталкивается с целым батальоном чертовой Армии, пересекающим территорию, словно танковая дивизия времен Второй мировой. Она не должна быть здесь, действительно не должна. Она уснула, блядь, читая на дереве, и проснулась, когда кто-то запустил танк в ее сторону. Чудо, что она не попала в огонь. Она, ради всего святого, новичок, не на это она подписывалась, когда приехала в Калвер. Она записалась на политологию и, может, рассчитывала на диплом с отличием, а не... на танки и гигантских зеленых монстров, которые эти самые танки могут швырять так, словно они не тяжелее игрушечных грузовиков. Она остается на дереве. И когда все заканчивается — когда ее перестает рвать, а армия убирается прочь, — она решает: наверное, надеяться, что она справится всего лишь с электрошокером, купленном на eBay за пятьдесят баксов, — не самый надежный способ остаться в живых. *** Калвер, может, и не предлагает занятия с огнестрельным оружием, но это Джорджия. Здесь людей с пушками больше, чем Дарси себе представляла, а ведь она выросла в районе, кишащем флагами Конфедерации. Найти стрельбище несложно, а после шести месяцев добросовестной экономии Дарси покупает пистолет, как у полицейского. (Она изучила, что нужно, поговорила со знакомыми в уголовном подразделении, выяснила, сколько готова потратить, какой пистолет удобно носить, какая должна быть отдача и прочие детали, список которых она специально составила в записной книжке.Дарси любит составлять списки.) Он небольшой, полуавтоматический, но это ее собственный пистолет, и она научится им пользоваться. Она знакомится с другими женщинами на стрельбище — не только потому, что они единственные женщины в здании, которое, по представлению обывателей, заполнено мускулистыми парнями с проблемами самолюбия, но и потому, что они круты. Кэрол — пилот военно-воздушных сил на базе, расположенной неподалеку отсюда, и любит тренироваться с гражданскими, когда может. — Почувствовать другой воздух, ты понимаешь, — говорит она, показывая Дарси правильный захват и с удовлетворением оценивая результат. — К тому же здесь люди не обращаются ко мне «капитан». — Только «кэп», — произносит Дарси и игнорирует взгляд, которым та награждает ее. После этого Кэрол — потому что она такая — надевает наушники и четыре раза подряд попадает в самое яблочко, только чтобы что-то доказать. Вал, наоборот, загадка. Она аспирант в Калвере, изучает международную политическую экономику (если верить ее словам; Дарси ни разу не видела ее в кампусе, так что она сомневается). Она из тех, кто меняет свою этническую принадлежность каждый день: при первой встрече Вал говорит, что ее отец — итальянец, потом упоминает бабушку из Ирака, потом кузена-шведа, тетю из Южной Америки... Она непоколебима, милая снаружи и твердая внутри, и с ней хорошо выпивать. Не прошло и пяти минут, как Дарси исполнилось двадцать один, а ее телефон уже разрывался от звонков Вал с предложением пойти в клуб. Она видит метку Вал в ту ночь, но случайно. Вал (пьянея, она начинает говорить с акцентом, который Дарси не узнает) снимает футболку, потому что ей становится жарко от долгих танцев. Слова «Убирайся, пока я тебя сам не убрал» украшают ее левую лопатку, спускаясь ниже от лямок бюстгальтера и топа. Если Вал и замечает, что Дарси начинает тереть правое запястье, впиваясь ногтями в слово «стрелять», то предпочитает промолчать. Но Дарси уверена, что Вал слишком пьяна, чтобы что-то заметить. Метку Кэрол она не видит, но процентов на семьдесят пять уверена, что она у нее есть. Кэрол становится очень скрытной, когда Вал расспрашивает ее, и отказывается что-либо говорить. *** Кэрол помогает ей отлично справиться со всеми курсами по стрельбе, но именно Вал знакомит ее с кикбоксингом. Дарси, если честно, не очень нравятся физические упражнения: она от природы... не то чтобы пухлая, но у нее тяжелая кость и есть формы, поэтому физкультура для нее проблема, сколько бы спортивных бюстгальтеров она ни надевала. Она начинает ходить в тренажерный зал, потому что Вал не позволяет ей отказаться. Отжимания и боксерские груши — настоящая заноза в заднице, когда у тебя такая грудь (а уж бег... еще хуже), но это отличная тренировка. Дарси не худеет, а наращивает мышцы. Теперь она уверена: что бы ни произошло, обычный человек не сможет отнять у нее пистолет. Это приятная мысль. *** Иногда она просыпается от кошмаров, в которых тикают бомбы. Откуда у нее такие сны, Дарси не знает. Она смотрит на ракету посреди комнаты, широкую и толстую, как кит, и ее сердце бешено колотится. Ничего не происходит. Но это не мешает ей просыпаться в слезах. *** Спустя три недели после того, как Кэрол отсылают обратно в Афганистан (или Ирак, или еще какую-то часть Ближнего Востока, по которой маршируют войска Штатов, — на самом деле Кэрол не может говорить об этом, потому что она достаточно важное лицо и ей доверяют секретные миссии и секретную информацию), Вал врывается в общежитие Дарси через окно — замок сломан, и Вал это так и оставляет — и вытаскивает Дарси сначала из кровати, а затем из комнаты. — Пошли, пошли, — говорит она, — у меня появилась отличная идея. — Она включает кофе? — Она включает получение тобой диплома, — отвечает Вал, — и кофе. — Такой план мне нравится. Когда они доходят до университетской кофейни «Латте для Класса», Дарси уже чувствует себя бодрее. Но она все равно не разобрала ни слова из того потока, который обрушила на нее Вал, а теперь та усаживает Дарси за уже занятый столик. — Стажер, — говорит Вал, — познакомься, это босс. Босс, это твой новый стажер. Босс, к недоумению Дарси, одета в футболку с надписью «Кварковый», клетчатую фланелевую рубашку на пуговицах с пятнами краски на левом рукаве и обрывком клейкой ленты на правом, а на шее у нее шарф, хотя на дворе апрель и чертовски жарко. Впрочем, сама Дарси в шапочке и леггинсах, так что не ей осуждать то, как одеваются другие. Девушка выглядит скорее как аспирантка, а не как кто-то, кому нужен стажер. Ей вряд ли больше двадцати восьми, и она крошечная. Настолько, что Дарси могла бы двумя пальцами обхватить ее запястье. Босс моргает (с таким удивлением, будто это ее вытащили из постели за волосы) и хмуро смотрит на Вал. — Мне не нужен стажер, Валентина, — говорит она. Вал (Валентина? Серьезно? Ничего удивительного, что она не представляется полным именем.) усаживается на стул между «боссом» и Дарси, хмыкая. — Ага, конечно, не нужен, Фостер. Что бы ни думали на кафедре астрологии, — (до аспирантуры у Вал было две специализации: политология и теоретическая физика), — тебе столько нужно делать, что не хватает ни рук, ни часов. Не говоря уже о том, что Льюис забыла, что ей нужны кредиты стажера, чтобы выпуститься, а все дедлайны уже... давно прошли. — Вообще-то, — говорит Дарси или, точнее, пытается сказать, но Вал находит под столом ее ногу и давит каблуком прямо на стопу, и Дарси умолкает. Дело не в том, что прошли все крайние сроки подачи заявлений, просто никто не захотел ее брать. Она не знает, из-за размера ли груди, или острого языка, или потому, что она не позволяет никому потворствовать ей, но никто до сих пор не ответил. — Ну, ipsoergofacto [1], стажер, — Вал указывает на Дарси, — познакомься с боссом. — Привет, босс, — говорит Дарси, и Фостер — наверное, доктор Фостер, хотя Дарси не знает, доктор чего, кроме астрофизики, — смотрит на свой наполовину съеденный банановый маффин с таким лицом, которое бывает только у людей, идущих на казнь. Дарси морщится. Во-первых, потому, что вообще-то она знает огромное количество людей, которые не отказались бы иметь стажера. Она сама, например: в сутках недостаточно часов, чтобы и делать все, что нужно, и устраивать марафоны на Нетфликсе. И, во-вторых, потому, что банановые маффины всегда пахнут как носки после тренировки. — Мне не нужно устраивать жизнь, Валентина, — говорит Фостер, обращаясь к своему маффину. — И я очень сомневаюсь, что твоя подруга, кем бы она ни была, хочет добавить в свое резюме строку «была стажером у доктора Джейн Фостер, чокнутой, торговки слухами, охотницей за мифами». — Дарси не безумный ученый, так что все нормально, Джейн. — Вал разглядывает меню и, встав из-за стола, объявляет: — Нахуй твой маффин, я возьму булочку с корицей. Дарси поигрывает краем перчаток. Ей очень хочется достать айпод и вставить наушники — именно это она делает всегда, когда становится сложно или неловко, или и то и другое, — но вместо этого она смотрит на Джейн Фостер. Джейн несколько раз открывает и закрывает рот и награждает Дарси твердым взглядом. — Какая у тебя специальность? — Политология, — быстро отвечает Дарси. — Знаешь, границы, международные соглашения, ходатайства о повышениях заработой платы и тому подобное. Не связанное с космосом. И дополнительная специализация в биохимии, потому что я, блядь, сумасшедшая. Она содрогается — боже, нельзя ли последить за собственным ртом, — но Джейн только отмахивается. — Как у тебя с числами? — Я люблю числа. — Дарси научилась умножать в детском саду, потому что складывать ей было скучно, но она не говорит этого. Она редко говорит об этом. — И мне нравится организовывать все. На самом деле это, как мой основной талант, даже указано на моей странице в Фейсбуке. Дарси Льюис, Госпожа, королева удивительного и организатор необычайного. У Джейн делается странное выражение лица, но потом она говорит: — Еда? — То есть... что я люблю или умею ли я готовить? — И то и другое. Дарси обдумывает вопрос. — Я люблю пасту. И у меня получается отменная тарелка хлопьев. — Водишь машину? — Механику и автомат. И мотоцикл, но, знаешь, не думаю, что он у тебя есть. — Это еще один подарок от Кэрол. «Каждая девчонка должна уметь водить байк. Ну, байк и самолет. Но я не смогу помочь тебе с лицензией пилота до отъезда, так что пока обойдемся мотоциклом». Дарси полностью за, потому что — ну, правда, мотоциклы. — Компьютеры? — Я мастер Фотошопа и таблиц Экселя. — Фотошоп не понадобится, — бодро произносит Джейн. — Еще какие-нибудь навыки? — Хм. Я делаю хороший кофе. Еще могу готовить печенье и стрелять по тарелочкам. — Соулмейт? Дарси замирает. — Будьте уверены, этот вопрос задали бы в любом штате. — Я хочу знать, не получаю ли стажера, который может в последнюю минуту сбежать с внезапно объявившимся соулмейтом, — говорит Джейн, и в ее тоне слышится горечь, которую Дарси понимает, только когда они на полпути в Нью-Мексико и она замечает чудную радужную метку-узелок у Джейн под правой ключицей. — Соулмейты, во множественном, — говорит Дарси, потому что она редко прячет свои метки. Все-таки фраза про стрельбу находится на внутренней стороне ее запястья, а почерк Правого Близнеца настолько паршивый, что большинство не может прочитать слова на расстоянии. — И сейчас неизвестны. Они типа еще в школе, я думаю. Они только родились, когда мне было пять. Джейн опускает взгляд на запястья Дарси, потом опять смотрит на ее лицо. Вал возвращается с тремя булочками вместо одной и, как настоящий баскетболист, забрасывает маффин Джейн в мусорку. Один из футболистов с другого конца кафе издает одобрительный возглас, но Вал отмахивается. — Ну что, безумцы, разобрались? — Она выглядит довольной собой... впрочем, она всегда выглядит довольной собой. — Или мне нужно запереть вас в шкафу? — Проживание и питание предоставляются, — говорит Джейн. — Минимум шесть месяцев. Ты уже почти закончила занятия? — По большей части да. — Отлично, потому что через четыре недели мы едем в Нью-Мексико. Дарси не говорит, что вообще-то еще не согласилась, потому что уверена: в живых после такого она не останется. Ну и к тому же ей немного интересно, что астрофизику интересно в Нью-Мексико. __________ [1] ipsoergofacto — Ну что ж, тогда *** Дарси не знает, как ее обязанности сместились от приготовления кофе до создания новой личности для психа-инопланетянина с отличным прессом, но они сместились. За это она может поблагодарить Кэрол: если честно, именно Кэрол научила ее взламывать департамент транспортных средств. Тору повезло, что она решила оставить пистолет в трейлере, а не брать его в погоню за бурей. Пристрелить соулмейта босса — не самый хороший способ сохранить рабочие отношения. Радужный узел становится понятнее, если знаешь о радужном мосте и гребаном скандинавском полубоге, и это все, что она может сказать. *** Духовная связь Джейн с Тором эмоциональная и пространственная: она может чувствовать эмоции Тора (во всяком случае, после создания связи, а для этого требуется разговор, видение и прикосновение, не обязательно в таком порядке, учитывая, что Джейн сбивает Тора на машине — это вина Джейн, она готова поклясться в суде) и понимать, где он находится, близко ли или далеко. Хотя все-таки эта связь больше эмоциональная, потому что Джейн нужно хорошо сосредоточиться, чтобы уловить направление, но она справляется. Она становится на отметину, которую оставляет позади себя радужный мост, закрывает глаза и тянется, тянется, тянется. (Джейн называет это именно так — как будто она пытается достать дальше и еще дальше, до чего-то, чего не может коснуться). Они стоят там часами, и Дарси наблюдает, как выражение на лице Джейн сменяется: надежда переходит в упрямство, в ярость, в боль. Наконец солнце заходит. Они отворачиваются, Эрик берет Джейн под одну руку, Дарси под другую, и они возвращаются в лабораторию, потому что больше ничего не могут поделать. Она заканчивает тем, что передает свой пистолет Агенту Похитителю Айпадов точно так же, как отдала и плеер. Тот смотрит так непримиримо, запугивая, как какой-то, блядь, Скиннер из «Секретных материалов», что она сдается и отдает ему все. Глаза Джейн расширяются, потом снова сужаются, но она не комментирует происходящее. После всего этого Эрик ее побаивается. Она просто работает, а он думает, будто она здесь для того, чтобы шпионить за Джейн после всего этого разрушения, и она так зла на него, что не разговаривает с ним неделю. Бога ради, Дарси — всего-навсего вооруженный отморозок. Не шпион. Когда все заканчивается, Агент Похититель Айпадов возвращается, чтобы лично отдать ей пистолет. — Вы зарегистрировали его, — сообщает он, пока она смотрит на оружие, а потом на агента, затем выхватывает у него из рук пистолет. Позже, разбирая его, она обнаружит внутри два жучка, которые раздавит каблуком военного берца. — По закону мы не можем забрать его у вас, не обвинив вас в чем-то. — А все остальное, что ты сделал, было очень-по-закону, — огрызается Дарси. Она очень рада, что Джейн спит уже... три часа как. Ей не стоит видеть Агента Похитителя Айпадов после недавнего исчезновения Тора. Соулмейта, который снова пропал. На что похоже это чувство? — Ты мог просто не отдавать его. Что тебе нужно? Агент Похититель Айпадов секунду или две смотрит на нее. Он такой странный — спокойный, не опускающий взгляда, словно осознающий свое абсолютное превосходство, просто парень в костюме посреди пустыни, протягивающий пистолет женщине-интерну, которая соединила два конца вселенной. — Я хочу предложить вам работу, — говорит он, и в мозгу у Дарси происходит короткое замыкание. — У меня уже есть работа. — Работа аспирантом, — уточняет он. — Мы наблюдали за вами, мисс Льюис. Валентина Аллегра де Фонтейн зачла вам эту практику. Капитан ВВС США Кэрол Денверс научила вас стрелять и водить мотоцикл. Вы сбили пришельца на автомобиле и создали ему новое удостоверение личности, взломав базу правительства США. — Вы не докажете, что это я. — Это слабое оправдание, и они оба это знают. — Чувак, я интерн. Я просто варю кофе и слежу, чтобы мы ничего не подожгли. Поверь мне, я буду не слишком хорошей девочкой на побегушках. Я, вероятно, перепутаю важные файлы или вовсе случайно уничтожу их. Или еще хуже. — Нам не нужна девочка на побегушках, мисс Льюис, — говорит Агент Похититель Айпадов. На мгновение его взгляд останавливается на ее запястьях, и она знает — она знает, — он в курсе, что значат ее метки. Она знает, что он действует напоказ, позволяя ей увидеть свои мысли, потому что он уверен: это заставит ее думать, как предвосхитить ответ, заставит ее думать, что это может быть единственным способом знакомства с ними. Она не знает, злится ли на него за это или чертовски впечатлена. Он дает ей визитку. На обеих сторонах ее пусто, хотя, когда она вертит ее, то, кажется, замечает проблеск цифр. Может быть, невидимые чернила?.. Какого хрена? — Свяжемся позже. Он уже на полпути к машине, когда к Дарси наконец-то возвращается голос. — Я прямо сейчас могу ответить вам «нет»! Агент Похититель Айпадов, не оглядываясь, машет ей рукой. *** Во второй раз ЩИТ пытается ее завербовать через три недели со дня битвы в Нью-Йорке. Дарси открывает дверь своей квартиры в Атланте (она возвращалась в Калвер на несколько недель, потому что каким-то образом из стажера Джейн превратилась в ее личного помощника во всем подряд, впрочем, это не важно, куда Джейн, туда и она) и застает за кухонным столом женщину с черными как вороново крыло волосами и очень высокими скулами. У нее повязка на глазу, а ладони она держит плотно прижатыми к столешнице. На вид она вполне похожа на тайного агента, а в жизни Дарси и так уже почти не осталось места нормальному, так что она даже не спрашивает, как женщине удалось войти. — Слушай... у меня тут заявлений в магистратуру страниц на миллион, и все нужно изучить, так что давай ты просто скажешь свою речь и уйдешь? А то я в последнее время не большой поклонник ЩИТа. Женщина с высокими скулами склоняет голову набок, и Дарси жалеет, что не потратилась на ту дурацкую подмышечную кобуру, которую ей пыталась втюхать Кэрол. Сейчас, когда на ее кухне сидит какой-то шпион и наблюдает, как ястреб, за каждым ее движением, идея с кобурой кажется куда более разумной. — Серьезно, ребята, вы просто.... Сначала вы попытались отправить нас с Джейн в Тромсо, что, должна заметить, полное свинство, ведь Тор — всего лишь ее пара. Дарси бросает сумку на пол в проходе и скидывает обувь. — Потом, когда Джейн говорит: «Черта с два, он моя вторая половинка, и спустя год он вернулся в наше измерение, что поделать», вы на четыре дня запираете нас в бункере. В смысле, какого хрена? Ни интернета, ни новостей. Нам никто ничего не говорил. А когда мы выбрались, Тор снова ушел, и теперь мне придется еще полгода приводить Джейн в чувство, потому что ее глупая вторая половинка продолжает сбегать, как будто ему за это доплачивают. И я еще не вспоминаю про то, что случилось с Эриком. Плевать, сколько засекреченных страниц в его личном деле, парню промыл мозги инопланетный Кастро. Но это, видимо, не проблема ЩИТа, так? Или Тора, раз уж на то пошло. Так что да, я от вас не в восторге. От всех вас. Тора и ЩИТа. В любой комбинации. Вот. В общем, говори, что хотела, а потом, пожалуйста, уйди. Или сразу уйди, ничего не говоря. Так, наверное, будет даже лучше. — Хм, — наконец говорит женщина и встает. Она выше Дарси, у нее такое же жилистое телосложение, как у Кэрол. — Коулсон был прав. Ты может стать хорошим активом, если захочешь. «Когда, мать вашу, я потеряла нить разговора?» — Ну, я не хочу. Так что вот. — Дарси замолкает. — Коулсон? А, тот Агент Похититель Айпадов. Пару секунд она пристально смотрит на Агента Скулу. — Стоп, вы что, опять пытаетесь меня завербовать? Знаете, когда девушка говорит «нет»... — Только если ты захочешь быть завербованной, — говорит Агент Скула. — А вообще, я хотела посмотреть, как ты поведешь себя, встретив незваного гостя. — Зависит от того, связан ли этот гость со ЩИТом, —отвечает Дарси. — Уходи. Мне еще с учеными спорить. Агент Скула уходит через входную дверь, беспечно, как кошка. Дарси не может найти признаков взлома на замке, поэтому просто его меняет. *** Только после Эфира и почти сразу после ГИДРЫ Дарси, наконец, принимает предложение. Не от ЩИТа, конечно же. ЩИТ исчез. Даже если где-то в тени остались небольшие действующие группы (а Дарси знает, что остались — она контролирует «Наступающую волну», как и любой политически подкованный хакер, и до нее доходят слухи), сам по себе ЩИТ в эти дни ценится не больше, чем грязь под ногами. Зато ГИДРА у всех на устах, и по причинам куда хуже. Поэтому, когда Агент Скула (Мария Хилл, поправляет себя Дарси, потому что, в конце-то концов, она уже столько раз видела эту женщину по телевизору) снова появляется на пороге ее дома — на этот раз в Малибу, потому что, опять-таки, здесь Джейн, — Дарси только делает шаг в сторону, чтобы пропустить ее. Вал вторую неделю наслаждается загородной природой Калифорнии, благослови жизнь богатых и безработных, и сидит на диване в ее гостиной. При виде Хилл в дверях она застывает, как пантера. — Хилл, — говорит Вал сдержанным голосом, которого раньше Дарси у нее не слышала. Хилл многозначительно смотрит на Дарси, а затем встречает пристальный взгляд Вал. — Контесса. Контесса? Дарси думает, что, возможно, это стоит обсудить позже. — Вы знакомы? — У нас есть общие знакомые, — в конце концов отвечает Хилл, потому что Вал в кои-то веки держит рот на замке. — Кроме того, у контессы свои дела со ЩИТом. Дарси оборачивается. — Вал? — ЩИТ однажды помог моему отцу, — Вал не отрывает взгляд от Хилл. — Много лет назад. Я пыталась поступить в их Академию, но мне отказали. — Рекомендовали выбрать другое место, — говорит Хилл. — Отказали, — повторяет Вал, теперь уже громче. — Хоть сейчас называй вещи своими именами. Хилл откидывает челку с лица. — Отказали. Но по причинам, не связанным с твоей квалификацией. — Ваши причины — чушь собачья. Дарси переводит взгляд то на одну, то на другую. — Может, все-таки просветишь меня? — Не сейчас, — говорит Хилл, и в тот же самое время Вал произносит: — Позже объясню. Вал сверлит Хилл взглядом. Та выглядит совершенно невозмутимой. — Хочешь пива? — спрашивает Дарси у Марии Хилл, потому что не знает, что еще сказать. Хилл резко оборачивается к Дарси, а потом шумно вздыхает. — От пива не откажусь. И только после того, как все они порядком пьянеют — Дарси от водки, потому что захотелось; Вал от какого-то дорогого бурбона из своей коллекции, который вечно дарит Дарси на Рождество, хоть и знает, что Дарси: а) еврейка, б) совершенно не может пить бурбон; а Хилл от светлого пива, — Хилл откидывается в кресле и говорит: — ЩИТ мертв. — Ага, — отзывается Вал. — Сложно было не заметить — спасибо Капитану Америке. Дарси машет на Вал рукой: не время показывать коготки. — Ты была ЩИТом. — Я была заместителем директора, — говорит Хилл. — И я не знала о происходящем. Но это не значит, что все наши действия.... все действия ЩИТа были полностью неверными. Существуют силы, от которых люди не могут защитить себя сами, которые даже понять не способны. Ты видела их, Льюис. Эфир, Эсминец, Локи. ЩИТ был первой линией обороны. — Нет, Мстители были первой линией обороны, — поправляет Дарси. — ЩИТ собрал Мстителей. — Хилл проводит большим пальцем по краю пивной бутылки. — Теперь они независимы, но призвать их было инициативой ЩИТа. Мы были их поддержкой, их подкреплением, их глазами. Без ресурсов ЩИТа, без самого ЩИТа они не смогут сохранить прежний уровень эффективности. Кажется, она выглядит встревоженной. Дарси сильно сомневается, что Мария Хилл сказала бы нечто подобное, если бы не верила в это на пятьсот процентов. — А нам нужна их эффективность? — вполне обоснованно, по мнению Дарси, спрашивает Вал. — Я имею в виду, что каждый раз, когда Мстители в чем-то участвуют, мир, как правило, стоит на грани уничтожения. — Разумеется, было бы предпочтительнее, чтобы необходимости в них не возникало вообще. Хилл снова вздыхает и вдруг становится уже не Хилл, а Марией и выглядит очень одиноко. — Но еще остались угрозы, с которыми нужно разобраться, люди, которых нужно спасти. Мстители не справятся со всем. Пять человек на защиту человечества по всем фронтам? Это невозможно. Это превосходит способности даже сверхлюдей. — Ага. Из-под ворота строгой рубашки Марии выглядывает несколько серебристых букв. Дарси не может их разобрать. — А я тебе для чего нужна? Чтобы сделать из меня Мстителя? Не хочу тебя расстраивать, но я, как бы сказать... самый неособенный человек на свете. — Нам не нужны новые Мстители, — говорит Хилл. — Нам нужна сеть. У ЩИТа еще остались скрытые группы верных агентов, которые делают все, что в их силах, но после случившегося они могут работать только в тени. Мстителям нужна команда для подстраховки. Им нужна система поддержки. Не эмоциональной, а стратегической. Я уже задействована. Она объясняет это так обыденно, будто напоминает про старый, давно оговоренный план, будто они обсуждали это раньше, будто сейчас Дарси видела Марию Хилл не впервые за год и говорила с ней не второй раз в жизни. — Я работаю на «СтаркИндастриз». Отдел кадров. Это работа с бумагами, но все-таки работа. Пресс-секретарь, менеджер, называй как хочешь. — По-прежнему не понимаю, каким образом я могу на что-то повлиять. Я не собираюсь быть их психотерапевтом или кем-то подобным, если ты предлагаешь это. — Нет, — Хилл мотает головой. — Ты показала себя готовой проявить жесткость и способна быстро соображать. Ты можешь выстрелить и ударить. Я хочу отточить эти навыки. Я хочу, чтобы ты была подкреплением. Дарси чувствует легкое головокружение. Она делает глоток водки. — Я не очень-то гожусь на роль подкрепления, — говорит она. Хилл поджимает губы. — Сгодишься, когда я с тобой закончу. — У меня есть право голоса? — Оно всегда у тебя было. Ты с самого начала им пользовалась. Вопрос в том, хочешь ли ты и дальше прибегать к этому праву, чтобы торчать здесь и присматривать за несчастными кофеинозависимыми астрофизиками, или хочешь использовать свои таланты для работы с одной из величайших ударных команд в мире. Вал кривит рот. — Ты и меня намерена в это втянуть? — Иначе я не стала бы предлагать в твоем присутствии, — говорит Хилл, и на лице Вал проскакивает победное выражение, причину которого Дарси не до конца понимает. — То есть что? — она смеется немного нервно. — Ты хочешь, чтобы я была шпионом? — Шпионом, напарником, наблюдателем, хранителем, — отвечает Хилл. — Лудильщиком, портным, солдатом [2], — вставляет Вал. Хилл ее игнорирует. — Я делаю одно. Ты будешь делать другое. И ты, — добавляет она, обращаясь к Вал. — Есть и другие люди на примете, но пока что я говорила только с вами двумя. Ты уже подписала соглашение о неразглашении, уже в это втянута. Если примешь предложение, то получишь по крайней мере хоть какую-то возможность выбирать: быть запертой в бункере или вытаскивать из бункера других. Дарси нужно подумать. Она отставляет стакан с водкой и крепко сжимает пальцы на правом запястье. «Может быть, позже, когда никто не будет в нас стрелять». Она смотрит на свою руку, потом на Вал. Та уже сделала свой выбор — по ней это отчетливо видно. Какая бы история в прошлом ни связывала ее со ЩИТом, сейчас Вал готова с головой нырнуть в этот омут. А Дарси... Что ж, у Дарси есть и свои мысли о том, чем она могла бы заняться. — Ладно, — говорит она спустя какое-то время. — Почему бы и нет? Все равно у меня нет других планов на лето. __________ [2] Лудильщиком, портным, солдатом — английская считалка ( TinkerTailorSoldierSpy — досл. «Лудильщик, портной, солдат, шпион»). *** Конечно же, одним летом все не ограничивается. У ЩИТа больше нет Академии, откуда можно было бы набирать новобранцев. Дарси даже не уверена, что такое понятие как «новобранцы ЩИТа» вообще осталось после того, как Черная Вдова слила в сеть засекреченные документы и растворилась в шумном мире. Вал все равно называет их так, но лишь потому, что они не могут придумать ничего лучше. Однажды вечером, где-то на шестой неделе всей этой шпионской жизни, пока они латают друг друга после долгого-долгого дня, Вал издает протяжный низкий стон, а потом говорит: — Меч. Дарси, по прежнему зажимая в зубах бинт, застывает. — Что? — Меч, — повторяет Вал. — Вместо ЩИТа. МЕЧ. И Дарси правда не знает, как ее понимать. Разве что прямо. — Как это будет расшифровываться? — Пока не знаю, — Вал чешет кончик носа. — Но я придумаю. Вал де Фонтейн может делать все, что ей вздумается, так что Дарси терпеливо ждет рождения расшифровки акронима. А пока ей надо потренироваться в метании ножей. Марии приходится многих просить об одолжениях. В конце концов, в « СтаркИндастриз» ее рабочий день с девяти до пяти. Больше похоже, что с пяти утра до одиннадцати вечера, считая сверхурочные, и, возвращаясь к ночи, она выглядит так, будто хочет покрошить Тони Старка на мелкие кусочки, а потом их поджечь. Так что, помимо выходных, у нее нет времени самой учить Дарси и Вал. А у Дарси есть и собственная работа в лаборатории, где — сюрприз — она продолжает заниматься тем же, чем занималась раньше: составляет графики, проводит вычисления, напоминает Джейн, когда пора спать, есть, увидеться с Тором, если тот оказывается поблизости. А когда она не делает ничего из этого — она читает. С ЩИТом покончено, и все старые правила уже не действуют, но это не значит, что у Дарси мало материала, с которым необходимо ознакомиться за очень короткий срок. Вся документация на Мстителей, как ни крути. Не только тех, которые состояли в команде, не только Роджерса и Романофф, Бартона, Старка, Беннера, но и кандидатов, которые по тем или иным причинам не подошли. Дарси нравится Хоуп ван Дайн. Человек-паук попал в список, но был вычеркнут. «Риск побега» — единственная пометка на его странице, и Дарси не может разобрать, чей это почерк — Фьюри или Хилл. Затем Рид Ричардс («Личное соперничество между Старком и Ричардсом создаст слишком большой риск», — написано кривым почерком Агента Похитителя Айпадов); Сьюзан Шторм («Ричардс не делится», — указано рядом с ней — весьма грубое замечание); Люк Кейдж (в его деле написано «конфликт интересов», но Дарси нравится, как он выглядит, и нравятся морщинки в уголках его глаз); женщина, в прошлом известная как Сокровище (Джессика, ее зовут Джессика Джонс, и под ее именем целый абзац причин, почему она плохо подходит для команды, не последней из которых является травматическая предыстория — всем известно, как закончил Бэтмен); Джеймс Роудс («Хватит с нас одного Железного Человека», — пишет Агент Похититель Айпадов, и Дарси становится немного грустно, что она не успела узнать его лучше при жизни, потому что ей нравится его чувство юмора); и последняя, но ничем не хуже остальных, — БонитаХуарес, которая, по мнению Хилл, просто не заинтересована. Есть другие документы, темные. Те, от которых у Дарси мурашки по коже. Первостепенные угрозы безопасности. Файлы о пятом уровне боевой готовности. Досье на особо опасных злодеев. Виктор фон Дум. Локи. Магнето. Норман Озборн. Мистик. Дарси заставляет себя читать их все до единого так же, как заставляла читать истории о Холокосте для курса по мировым войнам, так же, как заставляла читать о массовых убийствах на Ближнем Востоке, о женском обрезании в Африке. Она заставляет себя, потому что должна это знать, и, вглядываясь в темноту, она никогда до конца не уверена, что темнота не смотрит в ответ. Мария зовет Бобби Морса, чтобы научила их рукопашной. На стрельбище она оставляет их с Клинтом Бартоном, который не очень-то понимает, что происходит, но все равно соглашается, потому что никто не спорит с Марией Хилл, даже когда на ней костюм-тройка и красивые серьги. (А может, особенно в эти моменты, если вспомнить, как быстро Клинт встал по стойке смирно.) Они отправляются в школу в Рочестере, где проводят шесть недель, и это невероятное безумное и вместе с тем самое спокойное время в жизни Дарси. (Ее окружают люди еще страннее, чем она.Классное ощущение.) Потом из ниоткуда появляется Наташа Романофф и тоже начинает работать с ними. Месяц. Три месяца. Полгода. Год. Кэрол возвращается из турне взъерошенная и загорелая и в то же мгновение, когда видит их, понимает, чем они теперь занимаются. — А я все думала, — только и говорит она, а затем они вместе идут в бар на окраине города и напиваются в хлам. Естественная реакция на то, что один из лучших друзей, отбыв воинскую повинность, вернулся с таким выражением на лице, будто из него что-то вырезали. В какой-то момент Дарси окидывает бар взглядом и понимает, что, вероятно, сможет вырубить добрую половину присутствующих, и те даже не поймут, что их свалило, а к тому времени, как она закончит, Вал уже разберется со второй половиной. И это не беря в расчет Кэрол, которая дергается каждый раз, когда музыкальный автомат меняет композицию, и то и дело проводит рукой вдоль ребер, хотя по движениям не скажешь, что ей больно. — У тебя уже есть твой байк? — спрашивает Кэрол. Мгновение порочности рассыпается, и они снова становятся самими собой. Мир безвозвратно изменился, думает Дарси, но все равно остался таким же. *** Чем больше она узнает о ГИДРЕ, тем сильнее печет ее метка. Сначала Дарси этого не замечает. Они с Вал работают на износ, и порой бывает трудно отличить жжение в мышцах от перенапряжения и боли от солнечных ожогов. Но после того как однажды вечером Вал спрашивает: — У тебя что-то с запястьями? Ты постоянно их трешь, — Дарси начинает обращать внимание. Это происходит только тогда, когда она читает о ГИДРЕ, просматривает отчеты, присланные Марии Сэмом Уилсоном и Стивом Роджерсом — мужчинами, которых она не встречала, но чьи рассуждения понятны ей, как собственные. Она читает о промышленных объектах ГИДРЫ, о метках на руках чудовищ, и ее запястьям больно. Скоро она не сможет даже открыть отчет, не получив при этом ожогов на коже. — Скажите мне, — говорит она своим рукам. — Скажите мне хоть что-нибудь. Но ответа, конечно, нет. Все это ненормально. Она слышала о парах (и троицах, и квартетах), которые начали чувствовать друг друга задолго до первой встречи, у которых была ментальная связь, у которых были общие сны. Но общие сны — это одно, а ее случай совсем другой. Становится хуже, и хуже, и хуже, и она не может это остановить. Ей продолжает сниться бомба. Раньше Дарси видела ее, может, раз в месяц, раз в три недели. Теперь — каждый вечер. Снова и снова. Она закрывает глаза, и перед ней только ракета, на которой красуется надпись свежей синей краской: «СтаркИндастриз». (Корпорация прекратила производить оружие после того, как Тони вернулся из Афганистана, но склады есть повсюду, не все из них были уничтожены, нет никакой возможности узнать, где это произошло, когда произошло, что именно произошло, и, о боже...) Иногда, проснувшись, Дарси слышит чье-то сердцебиение, определенно чужое. В такие ночи она отправляется на стрельбище (Талли давным-давно дала ей личный ключ) и стреляет, стреляет, стреляет до тех пор, пока может держать пистолет ровно. И думает: «Мои Близнецы». А однажды ночью она произносит это вслух: — Мои Близнецы. Ее голос странно отражается в пустом пространстве. — Мои Близнецы, — повторяет Дарси. — Мои Близнецы. Что с вами происходит? Ее первая миссия — тревожно легкая почти до самого конца, и, если уж на то пошло, Дарси рада, что все скатилось в непередаваемый идиотизм. Как никогда раньше, ей слишком неуютно, что все слишком просто, так что она просто не может не искать подвох. — Иногда разведка — это только разведка, — сообщает ей Сэм во время рейса в Румынию, где, по словам одного из ужасно многочисленных Наташиных родичей (что-то типа шурина дяди по линии матери), кто-то видел Зимнего Солдата. — Мы пройдемся, погуляем вокруг, а потом уйдем. Я сомневаюсь, что это больше, чем просто слухи. — Ну, раз ты так говоришь... — отвечает Дарси и закрывает глаза, потому что, ради бога, впереди еще семь часов полета из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, а потом еще семь до Лондона и, наконец, неизвестно сколько до Румынии. Она спит, пока есть возможность. К чести Сэма, все начинается достаточно скучно. Они находят Наташин источник, который направляет их в заброшенный отель на окраине Бухареста. Последние годы там жили бродяги, и если Зимний Солдат был здесь, то не оставил никаких следов. Они спускаются вниз (Дарси на три шага позади, ведь это ее первая миссия, и Сэм не хочет пускать ее первой), когда она замечает мерцание. И слышит шаги и скрип лестницы позади, и в тот же момент удавка серебром сдавливает горло Сэма. Она всегда боится, что впадет в ступор. Дарси замирала, когда случалось что-то, — пусть всего на мгновение, достаточное для того, чтобы обдумать ситуацию. Сейчас, однако, она этого не делает. Повернувшись, она стреляет. Вспышка на мгновение освещает зал. На самом верху лестницы стоит человек. Она видит его лишь миг, но этого хватает, чтобы прицелиться, и она попадает в коленную чашечку. Он с воплем падает вниз. Сэм успевает вскинуть руку и теперь борется, пытаясь высвободить другую. Дарси снова стреляет — и почти слышит, как попадают на стену брызги чего-то неясного, как человек с удавкой катится вниз по лестнице. Она не смотрит на его тело, потому что, даже если часть головы у того и отсутствует, она не хочет этого знать. — «Иногда разведка — это всего лишь разведка», — повторяет она, а потом они срываются на бег, потому что за ними гонятся несколько человек, и каждый раз, когда кто-то из них падает, преследователи бормочут: «Хайль, хайль, хайль». Они защищают что-то, эти люди. Дарси и Сэм окружены. На третьем этаже пустого отеля (потому что теперь он точно пустой, ребята из ГИДРЫ бегают по улице в напрасных поисках) они находят комнату с неровным полом. В дальнем ее конце рассохшийся шкаф, а за ним — лестница, ведущая вниз, в темноту. Там лаборатория, почти пустая. И куча комнат-ячеек с полуразвалившимся койками. На некоторых из них странные пятна. И дальше кресло, при взгляде на которое Сэм со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы, — с ремнями-фиксаторами, странным металлическим подголовником, соединяющимся с мониторами на подлокотнике. Дарси перебирает файлы и далеко не сразу понимает, что испачкала пальцы о страницы (кровь и порох, красное и черное), хотя пролистала не больше четырех. Ее руки дрожат. Эксперименты, думает она. Зомбирование. Никаких документов о Баки Барнсе, ничего о Зимнем Солдате, но, очевидно, ГИДРА экспериментировала с различными техниками. Выжила лишь четверть испытуемых. Они забирают файлы с собой в отель, и Дарси большую часть ночи блюет. И сама точно не знает почему: потому, что выстрелила человеку прямо в лицо, или потому, что хочет сотворить что-нибудь еще хуже. *** За три месяца она успевает отправиться на семнадцать миссий. Двенадцать из них одиночные. Девять — в восточной Европе. По-русски Дарси говорит как на родном, спасибо бабушке, и поэтому ей выпадает все, что к востоку от Германии. Она поднимает старые источники ЩИТа, убеждается, что те все еще лояльны. Если это не так, она договаривается с ними заново. Вал делает то же самое в Африке, задевая Уганду, Нигерию, Кению, Бенин, кружась по континенту словно торнадо. А Дарси задерживается в Праге на три недели только потому, что может, каждый раз вспоминает ГИДРУ, и ее запястья зудят. В них больше нет боли. Она не знает почему. Нетерпение. Предвкушение. Она не говорит этого вслух, но это ее пугает. *** Она координирует операции Наташи в Москве (и разве это не забавно, Черная Вдова вернулась в родную стихию: смотреть, как работает Наташа в России — это как смотреть на змею, сбросившую абсолютно все шкуры), когда они впервые слышат о Штрукере. Сначала это обычные слухи. Ученый, как называют его люди из ГИДРЫ. Некоторые считают, что он сумасшедший. «Красный Череп возрождается», — шипит один из них, и Наташа бьет ребром ладони по его горлу. (Она не убьет их. Дарси это сделает, если потребуется. Дарси не Мститель. Дарси просто прикрывает их. Это странно, но на ней вся грязь, так что Черная Вдова — убийца, шпион, изгнанный из Академии Красной Комнаты, — может не пачкать руки.) Они находят его следы в Польше, в Будапеште, в Литве. Он знает, что они ищут его: Мстители и их тени. Наверняка знает, потому что куда бы они ни пришли, он уже исчез задолго до их прихода. Чертов Штрукер. Они пересекают границы: из Словакии в Румынию и дальше в Заковию. Последняя для нее — почти удар. Штрукер-Штрукер-Штрукер. Она смотрит на разрушенный город и знает эти улицы. Заковия-Штрукер-Заковия. Ее голова плывет. Ей нужно сесть. Наташа что-то говорит ей, но она не слышит слов. Кровь-кровь-кровь. У нее красные руки. «Помогите нам», — говорит кто-то, но это не вслух, это только ее ощущения, словно камень на душе, просто отчаяние, пронзающее насквозь, остро, кричаще, помогите-помогите-помогите-помогите... ...и она исчезает. Это быстротечный бред, но он ясен, яснее, чем когда-либо. Стены сдвигаются внутрь. К основанию кровати. Логотип — «СтаркИндастриз» — прямо перед ней, и она ненавидит его. Она чувствует чью-то руку в своей. Она Дарси. Она — друг. Беспокойство-страх-ужас. У нее сводит желудок. Забываясь, она чувствует, как воспоминания возвращаются, чувствует, как они исчезают, выкручивая, затягивая во тьму. Стоп-стоп-стоп. Эти воспоминания нельзя выбрасывать. Они им нужны. Они их. Мое-мое-мое-мое-стоп-страшно-неправильно. Ложь и хитрые игры. Сядьте на стул, Ванда. Такое ощущение, что они что-то утратили. Штрукер свободно наблюдает за ними с платформы. Вор-командир-дающий-бог. Спрятать это, быстро, но где, негде, мозг не ее, тело не ее, и с этим ничего не сделать, нужно какое-то место... Дарси дергает рукой — или пытается, здесь у нее нет тела, нет рта. Я здесь. Используй меня. Я всегда была здесь. Она не издает ни звука, но кто-то слышит, и воспоминания — они сгорают, и развариваются, и корчатся, и потом что-то щелкает в затылке, и все кончено, все кончено, они исчезли, они утрачены, и они у Штрукера, полностью, они Штрукера, и ненависть-ненависть-ненависть-ненависть... «Нет», — произносит Дарси, но она приходит в себя, и Наташа смотрит на нее глазами, в которых сгорает целый мир. Она не спросит. Дарси почти хочет, чтобы та это сделала. *** — Соулмейты с телепатическим контактом не могут общаться мысленно, не познакомившись, — говорит ей по скайпу Брюс спустя две ночи, его глаза закрываются, и под ними глубокие синяки. Странно думать, но технически это первый Мститель, которого она увидела. Если, конечно, не считать встречу с Халком. — Это невозможно. Узы не подделать. Никто никогда не мог этого сделать. На соседней кровати Наташа сушит волосы. Она отделяет прядь и, используя полотенце, выглаживает ее, медленно, неуклонно, словно проводя ритуал. Мгновение Дарси смотрит на нее, а затем снова на Брюса. — Что, если один из них мутант? — спрашивает она, потому что это единственное, что, по ее мнению, имеет смысл. — Ты? — Брюс моргает. — Нет, — она качает головой. — Нет, я нормальная. Но один из моих соулмейтов может быть. Может, и не один, думает она. Но единственный, кто ответил ей, да. Женщина — она точно помнит. У нее было это чувство. Испуг. Непреклонность. Мое. Она подсознательно потирает левое запястье. Мое. Он обдумывает ее слова. Она знает, что он водит большим пальцем по своей метке соулмейта, обернувшейся вокруг среднего пальца, словно кольцо. «Меня зовут Бетти Росс». — Слушай, спроси об этом профессора Ксавье, а не меня. Я не знаю ничего о телепатии. Она уже пробовала добраться до Ксавье. В Академии никто не отвечал. — Спасибо, — все равно говорит она, потому что в США сейчас хрен-знает-сколько-часов ночи, и Брюс все-таки ответил на вызов, потому что он Мститель и он знает, что она не станет звонить, если дело не важное. — Я ценю это. — Ты в порядке? — Брюс спрашивает, а она думает.  У меня есть воспоминания в моей голове, но они не мои. Имена и места, и люди, и семьи. И бред в моей спальне. Наконец она пожимает плечами. — Я не знаю. Хоть кто-то из нас в порядке? Она обрывает связь до того, как Брюс успевает ответить. *** Дарси составляет список, потому что она всегда так делает. Они близнецы, ее Близнецы, — это то немногое, что она точно может сказать, может вытащить из воспоминания. Во время Хануки на столе всегда стояли меноры. «Евреи», — пишет она. Девушка старше. Ванда. Ванда — Левый Близнец. Ванда — это «Прости, может, поговорим об этом потом?». Правый Близнец — это Пьетро: «Может, когда никто в нас не будет стрелять». Ванда — это гранаты и мед, ветер, птица. Пьетро — ртуть, ураганы и зубы. «Максимофф», — пишет она не думая, и это не ее почерк и не ее подпись. Это пишет Левый Близнец. Ванда, поправляет она себя. Эти торопливые каракули — Ванда, которая вспоминает ее. «Дарси, — говорит она строчкам. Сухо и строго. И вряд ли хоть кто-то из них ее слышит. — Меня зовут Дарси. Я иду за вами». *** — Ты нашла их, да? — говорит Кэрол. Последние шесть месяцев Дарси тратит на программу обучения на пилота для «Инициативы Мстителей» по настоянию «СтаркИндастриз». «Воздушные силы, — чопорно сказали они, а затем многозначительно, а затем: — Выметайся из моего кабинета». Старки никому не дают кредит. Все-таки служба Кэрол заканчивается, и после окончания четырехнедельных гастролей в Ираке она оказывается в кабинете Марии с резюме и жестким взглядом. Теперь Кэрол — их пилот на тот случай, когда нужно перелететь куда-то быстро и тихо. Гарнитура на фоне яркого золота ее волос выглядит почти естественно. Дарси отрывается от чистки пистолета и вопросительно склоняет голову. — Своих Близнецов. — Кэрол произносит это с большой буквы. Она, наверное, единственная из всех людей, кто вообще на это обратил внимание. Дарси снова смотрит на ее гарнитуру, а затем вытирает клеенку. — Я с ними не встречалась, — говорит она. — Но ты знаешь, кто они. Пожимая плечами, Дарси молчит. Кэрол кивает. Затем отворачивается, щелкает несколькими тумблерами на консоли (обучение полетам на настоящих самолетах все еще далеко впереди в программе Дарси) и ставит птичку на автопилот, огибает коробку и еще какой-то хлам и опускается в кресло рядом с Дарси. Ей тридцать три, думает Дарси. Они с Кэрол познакомились, когда Дарси было девятнадцать, а Кэрол двадцать семь, а теперь ей тридцать три. Хотя она и выглядит не старше двадцати пяти. Она машет кистью, а затем сгибает пальцы. На костяшках шрамы после боев на ринге. — Я встретила своего соулмейта, — резко говорит она. — В Ираке. Дарси крутит на коленях пистолет и поворачивается в другую сторону. Когда Кэрол в таком настроении, стоит делать вид, что не слышишь ее. В противном случае она замолкнет и больше не скажет ни слова. — Она из ГИДРЫ, — продолжает Кэрол. — Или вынуждена там быть. Она сказала, что ее заставили шпионить, пока не выяснится, кто они и чего хотят. Она работала с кем-то в Багдаде, чтобы уничтожить кое-кого на базе ГИДРЫ. — Она пожимает плечами. — Может быть, парня, которого ищут твои друзья, я не знаю. Но я встретила ее. Дарси искоса смотрит на Кэрол. Затем снова на пистолет. — Как ее зовут? — Джессика. — Кэрол откидывается на спинку кресла. — Дрю. Она на несколько лет старше тебя. — М-м. — Когда я представилась, первое, что она сказала: «О боже, только не ты». — Кэрол проговаривает это так безапелляционно, как будто это не больно, но Дарси видит ее глаза. — Так вот, ты же знаешь... что-то происходит с твоими Близнецами, и, если захочешь об этом поговорить, ты можешь сказать мне. Ладно? Дарси запихивает обойму обратно в приемник и сует пистолет в кобуру под левой рукой. Потом откидывается на плечо Кэрол. Та не обнимает ее, ничего такого, — это же Кэрол, ради бога, — но не сопротивляется. Дарси представляет себе, каково это — идти по жизни с такими словами на коже, зная с самого начала, что твоя вторая половинка хочет, чтобы ты был не с ней. Она не может смириться с тем, что это происходит с Кэрол. — Я думаю, что-то случилось с ними, — говорит она. — Один из них — она — оставила свои воспоминания в моей голове. Она хотела скрыть их от кого-то. От Штрукера. Я думаю... думаю, что ГИДРА что-то сделала с ними. Заставила их забыть, кто они. Зомбировала их, как Барнса, может быть. — Она смотрит на противоположную стену, считая взглядом самолетные заклепки. — И — я не могу увидеть их все, эти воспоминания. Они не умещаются у меня в голове. Это словно их заперли, что-то вроде, — я не могу описать. Если я пытаюсь увидеть их, то становится больно. Но я знаю, я-то знаю, что они особенные. И знаю, что они злые. И что они пошли к Штрукеру за ответами, а вместо этого оказались в ГИДРЕ. — Кэрол задумчиво утыкается носом ей в шею. — Я знаю это. Но когда я встречусь с ними, они меня не узнают. Возможно, они даже не захотят меня, когда снова станут нормальными. Если вообще смогут такими стать. Они могут... они могли уже умереть, и я никогда не смогу их увидеть. Кэрол тяжело вздыхает. Затем кладет руку Дарси на плечо и касается губами ее волос. Послушно обнимая Кэрол за талию, Дарси всего на мгновение позволяет себе закрыть глаза. Затем Кэрол приходится вернуться в кабину. Остаток пути до Будапешта Дарси листает задания на своем старкфоне, пытаясь сосредоточиться, хотя все, что ей хочется делать — это плакать. *** Вообще она удивлена, когда их троих — ее, Вал и Кэрол — приглашают на вечеринку Старка. Они ведь не Мстители, хотя — и она не отрицает это, когда Мария комментирует, — технически теперь она связана с Инициативой. Она знает Мстителей и, к ее удивлению, нравится им. Она идет и покупает себе по этому случаю новое платье, красное, у которого низкое декольте, зато закрыт позвоночник (у нее шрам на плече от недавно зажившего пулевого ранения) и разрез на боку, чтобы можно было легко достать пистолет из кобуры на бедре. Вооружена не она одна — ей точно известно, что у Марии три оружия, а Вал даже не пытается скрыть свое: яркое, с бабочками, удерживающее ее волосы в прическе — не что иное, как метательный нож. Впрочем, оказавшись на месте, она не понимает, что делать. Не то чтобы она не знала, как веселиться на вечеринках. Просто она... наверное, подходящее слово — «грустит», хотя Вал назвала бы ее угрюмой, а Кэрол и Мария продолжают сверлить ее многозначительными взглядами. Она все равно язвит достаточно, чтобы Тор не беспокоился о ней, а как только они с Тони вступают в разборки, он перестает обращать внимание. Дарси какое-то время ходит за Вал, пока та не заговаривает о делах с Кэрол и Роуди — это происходит всегда, когда Роуди и Кэрол оказываются на одном мероприятии. Она бы пошла к Наташе, но та сегодня носит маску Таш, искрометной девушки из Общества, и с ней Дарси не особенно ладит. С Нат ладит, с Талией тоже, но не с Таш. В итоге Дарси усаживается на диван вдали от большей части толпы, сбрасывает туфли и подтягивает колени к груди. Огни Манхэттена горят очень ярко. Ей виден Эмпайр-стейт-билдинг: его шпиль светится голубым. Метка Правого Близнеца выглядывает из-под одного из серебристых браслетов, подарка Вал на двадцать четвертый день рождения. Дарси наклоняет голову, прислонившись щекой к спинке дивана. «Я не знаю, слышите ли вы меня, — говорит она не в первый, не в сотый, может быть, в тысячный раз. — Но если можете, подайте знак». Ответа нет. — Эй, — зовет ее Мария. Дарси открывает глаза: та стоит и смотрит на нее с полуулыбкой. Мария слегка расслабилась после того, как ЩИТ окончательно распался. Или не в этом дело — ей стало проще показывать не только ту часть себя, которая является ультра-эффективным заместителем директора, потому что теперь она знает: Мстители не отвернутся от нее из-за этого. «Женщина в мире мужчин, — думает Дарси и убирает ноги, чтобы Мария могла сесть. — Нам приходится дважды превосходить их, чтобы получить хоть половину уважения». — Ты выглядишь устало. — Я прилетела из Тайваня сегодня утром, — отвечает Дарси, — по-моему, я не спала три дня. — Молодец, — ровно и иронично говорит Мария. Она падает на диван, и он слегка пружинит. — Уже пожалела, что приняла предложение? — Думаю, если я не пожалела, когда Бобби заставляла меня бегать спринты в гору, то не пожалею из-за джетлага. — Она делает паузу. — Бойся меня. — Разве так говорят с боссом. — Мария потягивает коктейль и откидывает голову назад. У нее в ушах длинные висячие серьги, редкая роскошь, и они мерцают как звезды. — Они нашли Штрукера. Эти слова как удар под дых. Дарси с трудом вздыхает и зажмуривается. Она не чувствовала ничего со стороны Близнецов — совсем ничего. — Когда? — Три дня назад. — Значит, когда искали скипетр. — Ты не знала? — Я перебралась из Заковии в Тайвань через Пекин за тридцать шесть часов. Я ничего не слышала. — Не говоря уж о том, что единственный, кто сдает отчеты в установленные Марией сроки, это Стив, и у нее нет доступа к половине из них. Она обычно все равно взламывает систему, но на этой неделе еще не делала этого. — Там были... кто-нибудь упоминал... Она умолкает, потому что Капитан Америка подходит к дивану. Капитан, не Стив, понимает она, видя, как сдвинуты его брови. Она смотрит на Марию, потом снова на Капитана. — У меня не торчит лифчик, надеюсь? — спрашивает она тонким голосом. — Было бы очень унизительно, если бы это случилось перед национальной иконой... опять. — Мария сказала, ты связана узами с близнецами из Заковии. — Это правда, — отвечает Дарси. Ей не нравится тон Стива. — Вы нашли их? — Один из них чуть не убил Клинта, — говорит Капитан Америка без предупреждения, без промедления, и Дарси рада, что сидит сейчас — у нее слабеют колени. Тони появляется неизвестно откуда, потягивая свой напиток. Он выглядит так, словно тоже провел полнедели без сна, и его волосы торчат в разные стороны, как будто он запускал в них пальцы. — Усовершенствованные. Оперативники ГИДРЫ. На мгновение Дарси сжимает губы. — Не говорим о делах, — произносит Тони. — Ну кто начинает такие разговоры на моей вечеринке, кроме де Фонтейн? А мы-то все знаем, откуда у нее это. — Они были ранены? — спрашивает Дарси, потому что это единственное, что она может спросить. Капитан Америка становится Стивом и качает головой. — Насколько нам известно, нет. — Они с Тони обмениваются взглядами, поднимая брови и понимая друг друга без слов. Стив засовывает руку в карман и протягивает ей флэшку. — Это все, что у нас есть на них. На близнецов. — На Близнецов, — поправляет Дарси. Стив внимательно всматривается в ее лицо. — На Близнецов, — повторяет он. Тони хлопает ресницами — за последние несколько лет она обнаружила, что чем чаще он хлопает, тем быстрее размышляет. А сейчас он действительно стремительно думает, учитывая их скорость. — Парень быстрый, — говорит он, — а девчонка чудная. Ты знаешь их, Льюис? Дарси берет флэшку, прижимает ее большим пальцем к ладони. Браслет движется над ее неожиданно ставшей чувствительной меткой, и она сжимает губы, но потом заставляет себя улыбнуться Тони. Сомнительная, но все же улыбка. — Ага, — отвечает она, — с того момента, как они родились, Старк. — И как давно это было, пять минут назад? — Тони, — произносит Стив, но Дарси не обижается. Она встречается с Тони взглядом и заправляет волосы за уши обеими руками, привлекая внимание к запястьям с буквами на них. Тони снова хлопает ресницами. Она видит, как он понимает — так же, как может видеть, как он дышит, — потому что понимает он мгновенно. Его лицо изменяется. — Не повезло, Льюис. — Не-а, — произносит она. — Они мои. Они объяснятся рано или поздно. — Лучше раньше, — говорит Капитан Америка. — Если они еще раз попытаются вывести из строя кого-то из моей команды, они так легко не отделаются. — Вот почему, — отвечает Дарси, — в следующий раз вы берете меня с собой. Стив откидывается назад и смотрит на нее сверху вниз (что довольно глупо, потому что он и так... гораздо выше нее.Ему не нужно это делать, чтобы смотреть на нее как на муравья). — Ты можешь оказаться скомпрометирована. — Не окажется, — Мария трясет головой. — Она не глупа. — Все равно. Девчонка может... она манипулирует умами. Не так уж странно предполагать, что у нее больше власти над Дарси, потому что между ними связь. — С ними что-то не так. — Дарси складывает руки на груди. — Штрукер делал с ними что-то, Стив. Я не могу доказать, но... это правда. Они не поступили бы так, не будь что-то совсем не в порядке. И я не могу помочь им, если я за тысячу миль. — Ты не можешь знать наверняка. Ты не встречала их. — Я знаю, что шесть месяцев назад мне в голову засунули чужие мысли и заперли их так, словно они секрет, — говорит она. — Я знаю, что она... Ванда боялась, что Штрукер доберется до них. Я знаю, что он работал у них в головах. Это я точно знаю. Понятия не имею, промыли им мозги, или они пили какую-то дрянь, но они мои. Не смей трогать то, что принадлежит мне, Роджерс. У Стива темнеют глаза, он отворачивается. Она понимает, что он думает о Джеймсе Барнсе. Сердце замирает у нее в горле. Чтобы смягчить удар, Дарси добавляет: — А если я пойду с вами, у вас появится шанс сбить их с толку, какого без меня не было бы. А еще ты сможешь любоваться мной чаще, чем раз в два месяца. Все в выигрыше. — Роджерс, — произносит Мария, но Стив не сводит глаз с Дарси, а Дарси не сводит глаз со Стива. В конце концов он выдыхает. — Ладно, — говорит он. — Следующий раз ты с нами. Ты и Валентина. Вы пригодитесь. Но вы обе должны будете оставаться с Нат — и это значит оставаться с Нат. Не заставляй меня пожалеть об этом, Дарси. — Да что ты. Разве ты когда-либо жалел, что задействовал меня? Стив поднимает брови, и у него дергаются губы. — Черногория считается? — Болван. *** В файлах есть фотографиии. До и после. У нее появляется возможность открыть их только после того, как Альтрон ударяет по ним и уходит, так что у нее вывихнута рука и ей больно листать страницы, проскальзывая мимо графиков, которые можно понять и без докторской. Честно говоря, ей нечего удивляться: это история болезни, взвешивание, серия тестов. Все записи экспериментов — с недостающими частями, которые запирают воспоминания внутри ее головы, гудящей, как осиный рой. Но эти фото слишком важны для нее, прямо сейчас, сейчас, когда она знает, что Тони Старк и Брюс Беннер создали гребаный искусственный интеллект, свободно разгуливающий по миру. (Значила ли поддержка то, что когда-нибудь их отсюда вытащат, Мария?Потому что, может, кому-то из них это вовсе не нужно.) Они, ее Близнецы, не соответствуют образам в ее голове. В глазах Ванды красные прожилки. Волосы Пьетро — серебристые, а не русые. Это странно, но не должно шокировать ее так сильно: до сегодняшнего дня она не видела их лиц. Тем не менее она чувствует, что знает их. Дарси тянется к экрану, пробегает кончиками пальцев по уголкам фотографий. В затылке что-то пульсирует. Волонтеры — говорится в файле. Жертвы — поправляет она. Искусственно усовершенствованы — говорится в файле. Естественные мутанты — шепчет ящик Пандоры. Мутанты, чьи силы еще не всплыли, чьи силы и не должны всплыть. Генная терапия, химические эксперименты, психологические тесты. Стул, стул, стул, и она ощущает кожаные ремни вокруг запястий, но стоит взглянуть вниз — ничего, кроме меток. Ей хочется привязать Штрукера к стене и разделать. Она читает файл трижды, впитывает, может быть, десять процентов, а затем выключает свет. Занавески распахнуты, и за окном она видит широкое пространство Нью-Йорка. Наверху по всему полу осколки стекла — разбитый на куски мир. Она должна помочь своей команде предсказать следующие шаги Альтрона, она знает. Это ее обязанность: поддерживать их, быть надежным тылом, чтобы им было куда отступать, быть кем-то, кто сделает всю грязную работу. Но там — ее Близнецы, и к такому она не готова. Пока не готова. Она наблюдает за огнями и снова прослеживает связь, обе ее части, словно тянется обеими руками. Помогите мне, говорит она им. Помогите понять. Ответа нет, не теперь. Но в ту же ночь она мечтает сбежать. Мир не расплывается, он становится отвратительно медленным, словно пойманным в янтарь. Все начинает ползти — кроме них. Деревья. Снег. Городские улицы ночью. Она ощущает мед, мягкий и сладкий, где-то в затылке, и это тоже помогает. Она не уверена, понимает ли он, что она тоже там. Все в голове Пьетро дрожит, мысли мечутся взад-вперед, как невероятные колибри. Ужасно, думает она. Дрожащий, ужасный, реальный. Ее. Скоро — шепчет кто-то, и она знает: это Ванда, потому что, когда она просыпается, она чувствует губы на щеке. Скоро, скоро, скоро. Скоро ты будешь здесь; как только ты будешь здесь, все снова станет хорошо. Дарси не может в это поверить — она не смеет разрешить себе поверить, — но эта мысль все равно ей нравится. Она держится за нее, когда они вылетают в Ваканду на следующий день. Она слышит обязательства, которыми ее Близнецы так разбрасываются, говоря с Альтроном. Она думает об этом, когда Кэрол вылетает в Айову, и пробегает пальцами по метке на левом запястье, появившейся позже. Позже, позже, снова позже. — Зачем Штрукеру подделывать собственные документы? — спрашивает Нат, когда они рассаживаются за обеденным столом. Дарси никогда не подумала бы, что у Клинта может быть фермерский домик, но теперь она просто не может представить его где-нибудь еще. Клинта и его язвительного соулмейта. Ей нравится Кейт Бишоп. Ей очень нравится Кейт Бишоп. — В этом нет смысла. Это ее Учительский Тон. Она использует его, когда догадалась о чем-то сама, а теперь хочет, чтобы остальные тоже додумались сами, хочет посмотреть, как они придут к осознанию. Дарси на самом деле ненавидит Учительский Тон. — Если только он не хотел, чтобы ГИДРА узнала, откуда появились близнецы, — в конце концов, Дарси тоже об этом думала. — Они мутанты или что-то в этом роде, я знаю это из воспоминаний. Они могли не знать этого, потому что у них рецессивные гены, но они сильны. А ГИДРА не похожа на организацию, которая с распахнутыми объятиями принимает мутантов. Подчистить им мозги, назвать их усовершенствованными — и готово. У вас есть подходящие документы и секретное оружие в придачу. Нат размышляет над этим, так сосредоточенно разбирая свой браслет «Укус Вдовы», будто пытается найти внутри что-то драгоценное. — И если близнецы когда-нибудь захотят увидеть эти документы, у Штрукера не будет ни единой причины отказать им, — продолжает Нат, и это значит, что Дарси угадала. Общение с Нат — всегда тест. Ты либо проходишь его, либо больше никогда не видишь ее как Нат. Наташу — может быть. Романофф или даже Талию — жестокую, смертоносную, злую Талию, Черную Вдову, дочь Красной Комнаты — да. Но не Нат. Дарси не может с уверенностью сказать, какой тест она прошла, что оказалась представлена Нат, но какая-то часть ее до сих пор боится похерить это. — И это тоже. Какое-то время сидят в тишине. До встречи с Нат Романофф Дарси не умела ценить тишину. Тишина напоминала ей о закрытых каморках и необходимости прятаться в темноте. Теперь тишина — это машинное масло от пистолета на ее пальцах и дружеское общение без слов. Нат собирает свой «Укус Вдовы» и фиксирует его на запястье, прежде чем сказать: — Возможно, им уже не помочь. Дарси загоняет патроны в обойму. — Я знаю. — Возможно, они будут в Сеуле вместе с Альтроном. — И это я тоже знаю, — она бросает короткий взгляд на Нат. — Веди себя так, будто все знаешь, и никто тебя не спросит. Помнишь? Наташа даже не усмехается. — Во-первых, не забывай, что ты одна из нас. Альтрон важнее всего. Некоторые из нас забывают об этом, когда оказываются в поле. Оставайся с командой. Не растрачивай силы на людей, которых, возможно, даже не сможешь спасти. На мгновение Дарси думает, не была бы Наташа лучшим вторым лидером команды, нежели Тони. Стив ведет их за собой, а Тони заставляет их продолжать идти — ну или так она думала раньше. Теперь она чувствует сдвиг парадигмы. — Я знаю. — Она ставит пистолет на предохранитель и убирает его в безопасное место. В этом доме слишком много любопытных пальцев, которых не удержит предохранитель. — Но я стала одной из них гораздо раньше, чем одной из вас. Это что-то значит. Нат поглаживает запястье, где золотом платонической связи выведена метка «Знаешь, ради тебя я выучил русский». Еще один слух. НатРоманофф заслуживала Фила Коулсона в качестве куратора. Она кладет обе ладони на стол. — Не забывай о команде, — говорит Наташа, и Дарси тянется через стол, чтобы коснуться ее руки. Она не знает, что тут сказать.  Мне жаль, что моя родственная душа влезла тебе в голову? Это так бессмысленно, учитывая происходящее. Десять минут. Понадобилось десять минут, чтобы почти рассорить команду снова. В первый раз, чтобы они объединились, погиб Фил Коулсон. Она не знает, что случится на этот раз. — Я не позволю снова ей это сделать, Наташа, — говорит Дарси. Нат бросает на нее взгляд из-под ресниц. — Как и я, — говорит Талия, и это не угроза. Это обещание. — Почему ты отослал меня? — Дарси слышит голос Вал, лежа без сна в Айове. Окно открыто, и она перекатывается: не чтобы подслушивать, но чтобы не привлекать внимания. — Ты должен был позволить мне поступить в Академию. Тогда я смогла бы помочь тебе гораздо быстрее. Почему ты отказал мне? Ей отвечает Фьюри. Фьюри, который должен быть мертв, но, очевидно, жив. — Потому что в этой игре мы не можем позволить себе быть связанными, Валентина, — говорит он, и кусочки пазла в голове Дарси со щелчком встают на место. Она поражена этим безумным миром: у Ника Фьюри есть соулмейт, и это ее лучшая подруга, ее девочка Вэлли, та самая, что сейчас плачет. Дарси никогда не видела, чтобы Вал плакала. — Это херовая отговорка, — отвечает ему Вал и с силой хлопает дверью. Дарси перекатывается обратно и ни слова не говорит о случившемся. Стив приказывает ей оставаться с Клинтом, потому что Клинт, как правило, всегда находится на одной и той же позиции. Дарси не уверена, что чувствует: злость или облегчение. Она лишь на подхвате, не Мститель. Она работает, когда нужна им, но не дотягивает до уровня Нат в акробатике и уровня Стива в героизме. Так что она прицеливается, стреляет и перезаряжает пистолет. Если выстрелить роботу в глаз, он упадет: там у них самая чувствительная электрика. Они не уничтожаются, но падают, а это значит, что они не поднимутся. Сказать по правде, она бы предпочла пойти с Вал, а не с Клинтом. Но Вал отправилась с Тони Старком, гневно бросив «Возьми подкрепление, придурок». Тони послушался, потому что отчего-то не мог сказать Вал «нет». (Дарси думает, что Тони боится высоких женщин.Достаточно посмотретье на него и Пеппер.) Так что здесь только она, Клинт и полчище роботов. Клинт за раз выпускает три стрелы и спрашивает: — Ты в порядке? — В полном, — отвечает Дарси и в очередной раз меняет патрон. — С чего такой интерес? — Просто. Нат сказала, ты была какая-то дерганная. — Нат нужно следить за собой. В коммуникаторе раздается голос Нат: — Я бы с радостью, если бы ты соизволила следить за собой. — Думаете, сейчас подходящее время обсуждать это? — прерывает их Стив. Его голос звучит потрепанно и несчастно, и несчастно для Стива означает «эта штука ударила меня, и это на самом деле больно, что, черт возьми, не так с этим миром». — Учтите. — Для чертовой терапии всегда подходящее время, — отзывается Клинт и ухмыляется. —Прости, Роджерс. — Засунь это извинение себе в задницу, Бартон. Дарси стреляет в глаз очередному роботу. Когда ее близнецы отвернулись от Альтрона, ей стоило понять, что они парочка таких же героических идиотов, какими были Стив Роджерс и Баки Барнс. Они сидят отдельно от остальных, молчат и жестко смотрят на всех. Дарси почти трясет от усилий, которые она прикладывает, чтобы не сорваться к ним, но у нее есть обязанности. Она помогает Кэрол вести джет, чему училась последние месяцы, и кроме того: потеря Нат слишком ощутима. — Где же ты, Талия? — Вопрос уходит в пустоту, и ей кажется, она слышит, как дергается в своем кресле ее Левый Близнец-Ванда-Алая Ведьма. Дарси не оборачивается.  Не смей умирать. — Это они? — Кэрол спрашивает так тихо, что Дарси едва разбирает вопрос, а ведь они сидят совсем близко. Дарси откидывается на спинку своего кресла второго пилота. — М-м-м. — И ты не с ними, потому что... — Ох, это сложно объяснить. Они обжигают, — говорит Дарси. Кэрол прекрасно помнит их разговор. Если они не знают меня, думает она, проверяя высоту, если они не узнают меня, все это было напрасно. — Всегда выбирай сложный путь, не так ли? — отвечает Кэрол, но сворачивает разговор. Когда Дарси встает с кресла, то понимает, что Близнецы не отводят от нее взгляда. Учитывая всю шумиху, боль, тревогу, сны, воспоминания и страх, она куда больше переживает о том, что ее подстрелил робот, чем о наконец-то свершившемся обмене словами. У нее задето плечо. Это не так уж и плохо — с ней случались вещи и похуже, — но она ранена, и это замечает Стив. Он бросает на нее пристальный взгляд из-под капюшона и говорит: «Ртуть, уведи ее отсюда». Пьетро мгновенно оказывается рядом с ней, и проблеск серебра у его губ дает понять: он знает, что она знает. Ванда тоже здесь, они бормочут что-то на заковийском в голове Дарси. Она ранена, но от этого она не глупеет, только вскидывается и говорит Пьетро: «Богом клянусь, если сейчас ты отнесешь меня, я сделаю тебе больно». Руки Пьетро по-прежнему удерживают ее за плечи. — И не смей потакать ему, — добавляет она для Ванды, потому что это все, что она может сказать. У Ванды распахиваются глаза шире и шире, и они карие по сути, но в них плещется магия — это нельзя назвать ничем другим, только магией; это свет, который одновременно поглощает, уничтожает и исцеляет, — и они пронизаны алыми всполохами. Дарси поджимает губы. Ее запястья горят огнем, но слова реальны, даже если она едва их слышит. Как бы то ни было, все заканчивается.  Все должно закончиться, подсказывает ей разум, но она чувствует лишь боль. Пуля прошла прямо под ключицей, и правую ключицу задело рикошетом. Брюс ушел — хэй, Веселый Зеленый Великан, не забывай нас, ладно? — и один из её соулмейтов сейчас лежит в коме в больнице (она все еще чувствует пистолет в своих руках, отчаянное чувство, что она опоздала, первую пулю и сплошное нет-нет-нет-нет-нет-мои...). Ванда на совещании. Дарси знает, что Ванда не создала дыру в пространственно-временном континууме по той единственной причине, что лежащая на больничной койке Дарси схватила ее за руку и медленно, четко сказала: — Я не оставлю его одного. Ванда отшатнулась, будто Дарси ее ударила. У нее было чувство, будто кто-то копается в ее голове, выдвигает запертые ящики и шелестит бумагами. Но запертая коробка в глубине сознания осталась нетронутой. Ванда ослабла, ссутулилась и закрыла глаза. — Ты останешься, — сказала она, и Дарси кивнула. Она не уйдет. Пьетро спит. Они все еще держат его под сильными лекарствами, чтобы он не проснулся, пока рана в его животе не зажила и кровоточит. Из файлов, которые они украли у Штрукера, стало ясно, что у близнецов есть ускоренный исцеляющий фактор. Не как у Стива, конечно, — Дарси как-то видела, как исцеляется Стив, и это ее испугало, — но достаточно, чтобы доктор Чо определила статус Пьетро как «осторожно воодушевляющий». Это не отменяет того, что видеть ее соулмейта с катетером в носу, капельницей в руке и всем остальным, что с ним сделали, — будто чувствовать, как по ее коже водят острой теркой. Она растирает правое запястье, обхватывает его пальцами и сжимает. Она не смеет коснуться Пьетро, потому что если она сделает это, то все станет реальным. — Знаешь, — говорит она на третий день после того, как Стив увел Ванду. На часах полночь. — Я никогда серьезно не думала, что буду делать, когда найду вас. Я думала... Почему-то сам поиск был гораздо важнее. Теперь это выглядит так глупо. Но так было тогда, и теперь... Я просто не знаю, что мне делать. Сердечный ритм на кардиомониторе не меняется. Так же как и артериальное давление и все остальные мигающие и попискивающие приборы. Ее ладонь покоится на кровати рядом с его рукой, но она не делает попытки подвинуться ближе. — Возможно, вы не захотите меня знать, когда заберете свои воспоминания. Вы с сестрой. Я не та, кем была, когда на мне появились ваши метки. Я уже совсем другая. Я убивала людей, — она впервые произносит это вслух. — Я не Мститель, я просто иногда помогаю им. Я не герой и не солдат, как Кэрол и Мария, и не настоящий агент, какой могла бы быть Вал. Я просто Дарси. Все, чего я когда-либо хотела, пойти в политику. Помочь менять мир к лучшему. А теперь я даже не знаю, кто я. Ей кажется, что кто-то наблюдает за ней от двери, но она не обращает на это внимания. — Я выбрала эту работу не только, чтобы найти вас, — она откидывается на спинку кресла. — Я выбрала ее, потому что думала, что буду хороша в этом. И я была. Большую часть времени я даже наслаждалась. Просто... Возможно, я не тот человек, которого вы бы хотели видеть своим соулмейтом, даже до Альтрона. Так что я думаю... Не знаю. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Она оборачивается, лишь утерев глаза, и видит вцепившуюся в дверной косяк Ванду. Та выглядит изможденной, будто не спала все это время, и стоит как вкопанная. Ее взгляд перебегает с Пьетро на Дарси и снова на Пьетро, словно она никак не может решить, на кого она хочет посмотреть в первую очередь. Стив стоит за ее спиной, и у него покрасневшие уши. Дарси салютует ему левой рукой. — Привет, Кэп. Только не расчувствуйся от этой старомодной традиции. — Заткнись, Льюис, — говорит Стив и кивает на Ванду. — Она будет в больничном крыле. Разве ты не должна спать? — Забавно, готова поклясться, что именно это я говорила тебе перед Беларусью. И Украиной. И Никарагуа. — Дарси знает, что вьющаяся темная метка на его запястье принадлежит Баки, но не знает, серебряная она или золотая. Она не уверена, что это имеет значение. — Убирайся, солдат, я лягу спать, когда мне это понадобится. — Угу, — говорит Стив, но выполняет ее просьбу. Ванда остается у двери. Похоже, она выбрала Дарси, потому что смотрит на нее, не отрываясь, ну а Дарси смотрит в ответ. В конце концов Ванда робко идет вперед, опустив голову, будто ожидая удара. На ее груди темно-фиолетовый кровоподтек размером с кулак Дарси, и его там не было до Заковии. — Спасибо, — говорит Ванда после небольшой паузы. Дарси поворачивается и переводит взгляд на спящего Пьетро. На Ванду, как и на Солнце, невозможно смотреть слишком долго. С Пьетро легче, пока он спит и не может встретить ее взгляд. — Я бы осталась, — говорит Дарси. — Я знаю, — напевает Ванда, и это звучит как колыбельная. — У тебя кое-что есть. Дарси снова оборачивается. Ванда хмурится и прищуривается. По ее волосам струятся алые вспышки. Всполохи тут же пропадают, а Ванда выглядит почти что раскаявшейся. Дарси интересно, не является ли это ее дурной привычкой. На мгновение ей становится лучше. — У меня много чего есть. Я бы отпустила какую-нибудь пошлую шуточку, но меня тошнит из-за этой дырки от пули, так что моя жизнь и правда сосет. — Она делает паузу. — Так она сказала. Ванда склоняет голову набок, а на ее губах мелькает улыбка. — В твоей голове. — Ванда стучит по виску, будто демонстрируя, где именно. — Там что-то есть. Закрытое. Спрятанное. Так вот как ощущается молния? — Ты сама отдала мне это, — говорит Дарси, потому что не собирается лгать своему соулмейту. — Ты спрятала это в моей голове. Ты думала, что так будет безопаснее. Ванда не отвечает. Она склоняет голову на другое плечо и хмурится. Ее губы плотно сжаты. Дарси не видит ее метку, но опять-таки у нее самой метка слишком странная, чтобы быть у всех на виду. Ванда все еще молчит. Лишь протягивает руку и очерчивает пальцами подбородок Дарси: беспристрастно и совсем не чувственно, но кожу все равно покалывает. А затем она прижимает большой палец к ее виску и закрывает глаза. Нет, думает Дарси, прежде чем закричать. Вот как ощущается удар молнии. Ее мозг разбивается вдребезги, склеивается и разбивается вновь, трескается, ломается. Спрятанный файл оказывается открыт, и она видит это, видит все, как собранную мозаику: иглы, кресло, химикаты, радиацию и боль, боль, боль. Нет, не делайте этого, не заставляйте меня делать это, не забирайте их у меня. Она расщепляется и исчезает. Когда она снова открывает глаза, то понимает, что все еще в больнице, но на этот раз она одна. Это первый раз, когда она просыпается, а рядом нет приглядывающих за ней Вал или Кэрол. В голове пустота, и она не помнит, что случилось. Она даже не помнит, что именно забыла. Ее плечо болит. Сказать по правде, у нее болит все. Она чувствует себя, словно ее прокрутили через мясорубку. Даже просто открыть глаза, просто моргнуть, просто вздохнуть, — любое действие кажется агонией. Ей требуется время на то, чтобы стало легче, чтобы прийти в себя. Она заставляет себя открыть глаза и моргнуть, а затем совсем перестает дышать, потому что Близнецы сидят по сторонам и держат ее запястья. Она на самом деле не помнит, что произошло, но они здесь. Губы Ванды искусаны, она наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. Пьетро спит. Он сидит в инвалидной коляске, одетый в больничный халат, и сперва Дарси видит повязки, выглядывающие из-под паршивого, словно бумажного, халата, а уже потом: как мерно поднимается и опускается его грудь, как он дышит. Дарси снова закрывает глаза и вздыхает. Она чувствует прикосновение к запястью, к тыльной стороне ладони. Ты в порядке. Телепатия Ванды по большей части представляет собой изображения и эмоции, а не слова как таковые. Это все еще восхитительное чувство. Дарси несколько раз сглатывает, но во рту слишком сухо, чтобы ей это действительно удалось. Она уверена, что Ванда думает о ней в Заковии. Слова цветут на ее языке, не имея возможности быть выраженными каким-то иным способом. Не пытайся встать. Ты в безопасности. Дарси пробует спросить, что случилось, но голос ее не слушается. Я слишком быстро считала воспоминания. Ванда горбится, и волосы падают ей на лицо. Дарси вдруг замечает, что у нее покрасневшие глаза. Словно она плакала. В ее голове неожиданно всплывает картинка, где она бьется, будто в припадке, и кричит, кричит. Потребовалось несколько дней, чтобы все исправить. Мне пришлось собирать тебя заново. Так вот почему у нее так болит голова. Дарси закрывает глаза.  Хорошо, Дарси. Твоя родственная душа вынесла тебе мозги. То есть буквально вынесла тебе мозги.Она больше никогда не будет бездумно использовать это выражение. Все хорошо,думает Дарси, осторожно подбирая слова, пользуясь их связью. Ты не хотела. Все в порядке. — Я делаю слишком много того, чего не хотела, — говорит Ванда, и акцент смягчает ее голос. — Это не отменяет того, что люди погибают. Но со мной ты все исправила, говорит Дарси, и Ванда на мгновение закрывает глаза. Все в порядке. У Ванды дрожит рука, но она обхватывает ее запястье, и больше не смотрит на нее. Ты спасла моего брата, без слов говорит Ванда. Это значит что-то важное, но у Дарси совершенно не работают мозги, чтобы обдумать это прямо сейчас.  Он ранен. Но жив. Благодаря тебе. Плевать на горло, от телепатии у нее слишком болит голова. — Ты вернула свои воспоминания, — каркает Дарси и слышит шорох с другой стороны кровати, где открыл глаза Пьетро. Дарси сглатывает, снова и снова. Очнулся, живой, здесь. Возможно, это последнее, чего она ожидала. Уж с ее-то удачей. — Давно я здесь? — Три дня. — Это не Ванда. Пьетро смотрит на нее, и он слишком спокоен для самого себя. Его ресницы темные, а не серебристые. — Они накачали тебя успокоительными. — Ох, — говорит Дарси, и они замолкают. Она не понимает, что ей теперь делать. — Ты хорошо сохранила их, — говорит ей Ванда. У нее хриплый и мягкий голос. — Воспоминания. — Жаль, что мне пришлось. Пьетро пододвигается к ней: — Ты не знала. — Я должна была сделать что-нибудь быстрее. — Ты сделала то, что могла, — когда Ванда говорит таким тоном, с ней невозможно спорить. Под ее глазами темные синяки. — Благодаря тебе мы в порядке. Дарси прикусывает язык. Облизывает губы. — Можно я?.. Несомненный плюс соулмейта-телепата: они все равно слышат все неловкие вопросы, на которые тебе не хватает храбрости, чтобы произнести их вслух. Ванда исподволь смотрит на Дарси и немного сдвигается в кресле. Она откидывает с шеи волосы, и вот оно: серебряные слова, написанные ее неряшливым почерком и означающие любовную связь, — «И не смей потакать ему». Дарси хочет коснуться их, но ее тело будто набито свинцом. Пьетро в инвалидной коляске издает тихий болезненный стон. Когда Дарси удается повернуть голову и посмотреть на него, тот уже распахнул больничный халат, демонстрируя остальные ее слова. Те опоясывают его шею и спускаются к левой ключице. Они совпадают, думает она, близнецы, и ей больно. Больно от того, как восхитительно разбухает ее сердце. Ее пальцы судорожно сжимают край одеяла, и Пьетро замечает это. Он смотрит на Ванду, а затем подается вперед, ловит ее руку и прижимает к своей метке. Он все еще спокоен, как камень, прижимает ее большой палец к «сделаю тебе больно», а указательный — к «отнесешь меня». Он еле слышно шипит, когда она касается его, и фокусируется на ее лице. Дарси чувствует его пульс под пальцами. Мои, думает она далеко не в первый раз, но только в этот момент понимает: а я — их. Она не может расценить выражение лица Пьетро иначе. Мои, думает она снова и чувствует низкий, пульсирующий шум в затылке от их связи. Мои. Ванда подается вперед, ее волосы завесой падают на другое плечо, и вот уже ладонь Дарси прижата к ее шее. Она знает, что метка — это просто кожа, всего лишь пятно на коже, но отчего-то буквы, пульсирующие под ее пальцами, кажутся теплее остальной кожи, у них обоих. Дарси зажмуривается. Ее руки чертовски болят. Пусть она всего лишь словила пулю в ключицу, ей чертовски больно. Люди такие хрупкие и такие глупые. — Ты не боишься меня, — говорит Ванда, снова откидываясь в кресло. Она прижимает колени к груди и держится руками за голени. — Ты не боишься нас обоих. Дарси честно не знает, что ответить. — Почему я должна бояться вас? У Ванды мерцают глаза. Она отводит взгляд. Перед внутренним взором мелькает Альтрон. Альтрон-Штрукер-кровь. Магия. Мутанты. Шепот в ее голове. — Нет, — она отвечает слегка невнятно. Она так устала. Ужасно устала. — Я не боюсь вас обоих. Может, они и наполовину связаны, но Дарси абсолютно уверена, что Ванда передает ее мысли, потому что Близнецы смотрят друг на друга. Губы Пьетро подрагивают. Ванда подается вперед и легонько касается пальцами синяка на скуле Дарси. — Ты нашла нас. Я знала, что найдешь. Вероятность, что у тебя получится, если мы пойдем со Штрукером, была восемьдесят девять — девяносто процентов. Ей нечего сказать на это. Она просто не может понять. Потому что это значит, что они пошли со Штрукером только ради нее, что они страдали, только чтобы найти ее, и она просто не может... не может... — Я не особенная. Вы не должны были... Вам не следовало проходить через это ради меня. — Нет, — Ванда трясет головой. — Ради нас. Дарси снова замолкает. — Наша, — ровно говорит Пьетро, не отводя от нее взгляд. — Ты наша. Ты всегда была наша. Мы не бросаем тех, кто принадлежит нам. Никогда. Никогда. Дарси думает об управляемых ракетах, терроре и ночных кошмарах. Два дня. Ее метки теплые и спокойные. Ванда ничего не добавляет. — Хорошо, — говорит Дарси, не отворачиваясь от Пьетро. — Потому что вы мои Близнецы. И я тоже не брошу вас. Пульсация возвращается, отчего ее голова снова болит. А затем что-то проникает в нее, успокаивает и растворяется в ней, и она чувствует ее: связь, лавину чувств от них обоих. Связь эмоциональную, думает она, как у Джейн, а затем ее поглощает какофония его-ее-нас-меня-их, и это обрывочная радость и обезоруживающая печаль и надежда, что на вкус как кленовый сироп. Перемены внезапные, необратимые, абсолютные, Пьетро широко распахивает глаза. Она думает, что рваное дыхание — это Ванда. Дарси борется за каждый вдох, и ей становится легче. Мои, думает она, и умиротворенная связь укутывает ее. — Что, — говорит она Пьетро, потому что от него исходит запах меди и беспокойство. Ванда в ее голове и сердце, но Пьетро доступно лишь только одно, и он не может читать ее мысли. — Не ожидал, что все случится так быстро? А ведь ты же самый быстрый человек на земле, хвастун. Что-то щекочет ее ребра. Она думает, что, возможно, Ванда пытается не смеяться. Психометрическая эмотивность, чувства-мысли-ощущения. Это ощущается правильно. Пьетро смотрит на нее, кривит губы, и, боже, это выглядит слишком развратно. — Только не когда это касается чего-то важного, — говорит Пьетро, и перед глазами Дарси возникает картинка, которая ей абсолютно не нужна, пока она прикована к больничной койке. Ванда смеется, на этот раз вслух. Когда Дарси поднимает руку, Ванда пересаживается на кровать позади нее, так что ее бедро касается головы Дарси. Она запускает пальцы ей в волосы, и это — Дарси не может это описать. Дарси не уверена, откуда Ванда знает, как именно ее касаться, чтобы не причинить боли, не уверена, откуда Ванда знает, что это именно то, чего ей так долго хотелось... Но, конечно, Ванда знает. Пьетро все еще держит ее здоровую руку. Мои Близнецы, снова думает Дарси и проваливается в сон. Она думает — знает, — что может слышать, как они шепчутся. Это словно звон у нее в голове, и она не уверена, ртуть это или гранат. Мои.