Шрамы украшают мужчину

— Шрамы украшают мужчину, — заверяет Олега Сережа, уверенно кивая. И пусть порез на щеке, который затянется через пару недель, шрамом назвать сложно. Да и самому «мужчине» всего одиннадцать лет. Сережа произносит избитую фразу с такой серьезностью, что Олег не придумывает ничего другого как согласно кивнуть в ответ. — Очень болит? — спрашивает Сережа, наклоняясь чуть ближе, рассматривая внимательно порез. — Спасибо тебе, конечно, что заступился. Вот только если бы я знал, что все так закончится, я бы тебя остановил. — Да брось, все нормально, — отмахивается Олег. — Друзей не бросают. Не бросают. Им помогают. И за них заступаются. Пашка опять обозвал Сережу рыжей девкой, да еще и по затылку заехал. Олег умеет постоять за себя, Сережа — нет. Сережа умел отвечать на такое только язвительностью. Олег умел кулаками. Даже если бы знал, что у Пашки была какая-то железяка в кармане, которую тот притащил с улицы и которой порезал щеку, то все равно не смог бы остаться в стороне. — Спасибо, — повторяет Сережа, улыбаясь. А потом вновь скашивает взгляд на порез. — Точно все нормально? — До свадьбы заживет, — Олег кончиками пальцев касается раны, недовольно морщится, а затем вновь заклеивает ее пластырем, ранее выданном в медпункте. — Почему ты каждый раз не в том месте да еще и не в то время? — ругается Сережа. Олег закатывает глаза, прижимает руку к низу живота, зажимая рану. Морщится, то ли от боли, то ли от пламенной речи Сережи, в которой сейчас особенно хватает и эмоций, и матов. — Не трогай, ты же так инфекцию занесешь, — продолжает ругаться Разумовский, возясь у раковины с аптечкой. — А что мне еще делать? Смотреть как кровь стекает? Дай мне хоть тряпку какую-нибудь, — раздраженно отвечает Олег, сидящий в двух шагах на бортике ванной. Сережа лишь недовольно хмыкает, после чего наконец-таки подходит с чистым полотенцем, вытирая кровь. — О чем ты думал? — О том, что не особо хочу расставаться с телефоном. — Молодец, отвоевал свой телефон у гопника, — раздраженно фыркает Разумовский. — Накостылял ему, — он аккуратно касается раны влажным полотенцем. Порез неглубокий, ничего серьезного, но Сережа понимает, что это все равно очень больно. — Словил ножом в печень. — Сереж, печень справа и выше. — Сиди молча, — сквозь зубы выдает Сережа. А потом берет заранее смоченный спиртом кусок ваты и прижимает его к ране. Не предупреждая. Олег стискивает зубы, впивается пальцами в бортик ванной. Ни стонов, ни ругани, ни еще каких-то звуков. — Ты прям как индеец, такая выдержка, что я поаплодировал бы, если бы руки не были заняты, — хмурится Сережа. Убрав вату, аккуратно проводит пальцами рядом с раной внизу живота, чуть выше джинсов. Слава богу, нож глубоко войти не успел, но крови все равно прилично. — Оно выглядит хуже, чем на самом деле, — произносит Олег, опуская взгляд. Сережа недовольно поджимает губы. — Шрам останется, — замечает он и вновь ведет пальцами рядом с раной. — Ну не на видном же месте, — Олег пожимает плечами, внимательно наблюдая за движениями Сережи. — Много ли ситуаций, где нужно снимать футболку? — Во время секса, например, — выдает вдруг Сережа. Судя по выражению его лица внезапно для самого себя. А затем резко убирает руку и, отвернувшись, лезет в шкафчик за пластырем. — Во время секса не до разглядывания шрамов, — отвечает он. — А, ну да, у тебя же есть опыт, — хмыкает Сережа, продолжая рыться. — Тебе виднее. Опыт у Олега действительно есть. У Сережи — нет. Разумовский, наконец найдя пластырь, хлопает дверцой. Подойдя к Олегу, забирает у того полотенце, после чего опускается перед ним на колени и заклеивает порез. — Все еще злишься? — спрашивает Олег. — Я вообще-то волнуюсь за тебя, придурок, — негромко отвечает он, проводя еще раз кончиками пальцев по пластырю, приглаживая. Подняв голову, встречается с внимательным взглядом Олега. Рука — на ране. Во взгляде — слишком много противоречивых эмоций. Оба к друг другу как-то… непозволительно близко. Игра в гляделки длится всего пару секунд, после чего Сережа наконец-таки отворачивается и убирает руку, прерывая прикосновение, которое в какой-то момент показалось слишком интимным. — Подай сигареты, — мурлычет Сережа Олегу на ухо и с довольной улыбкой тыкается ему в шею. Тот улыбается в ответ и, все также продолжая приобнимать одной рукой Разумовского, второй тянется к пачке и зажигалке, что лежат на прикроватной тумбочке. — Спасибо, — Сережа чмокает его в щеку. Достав сигарету, закуривает и довольно перекрывает глаза. — После секса с тобой всегда безумно хочется курить, — довольно тянет он. — Охуенно. Олег усмехается, берет пачку из рук Сережи и тоже закуривает. Где-то с минуту, оба наслаждаются моментом, каждый в своих мыслях. Докурив, Сережа тушит окурок в пепельнице, а затем поворачивается на бок, опираясь на один локоть. — Ты мог бы приезжать и чаще, — произносит он, скользя по груди Олега. — Ты же знаешь, что я приезжаю при каждой возможности, — отвечает он, продолжая курить. Олег умеет и дольше распивать алкоголь, не пьянея, и растягивать сигареты. Сережа — нет. Тому хочется, все, сразу и сейчас же. — Я все равно безумно скучаю, — закусывает губу Сережа, выводя на груди какой-то витиеватый узор. Резко замирает, когда натыкается на уже давно загрубевший шрам чуть ниже ребер. — Если отпущу тебя, то опять ведь вернешься с новыми боевыми ранениями. — Шрамы украшают мужчину, — Олег затягивается и выдыхает дым в губы склонившегося над ним Сережи. Тот вдыхает, довольно улыбаясь. — То, что тебе они добавляют брутальность, еще не значит, что я не переживаю, — он ведет пальцем вдоль рубца. — Ножевое? — Да. — Три года назад вроде? — Два с половиной. — Ужас, — Сережа в последний раз скользит по шраму кончиками пальцев, ведет ниже, натыкаясь на едва заметный шрам от ножа в низу живота, полученный еще в студенческие годы. Вновь скользит ладонью вверх, замирает чуть выше сердца, где еще один рубец после ножевого. Разумовский тихо выдыхает, нежно касается кончиками пальцев. А затем опять берет верх, замирая на плече. — Шальная пуля? — Сквозное. Едва задело. Сережа оглаживает шрам, ласкает пальцами кожу вокруг. Шрамы по себе вещь не самая приятная, но, ловит себя на мысли Разумовский, Олега они почему-то не уродуют. Напротив. Смотрятся красиво. Мужественно, даже сексуально. Сережа склоняется ниже, касается самого свежего шрама губами, а затем проводит языком и тихо стонет. — Если поцелую, то пройдет? — Извращенец ты, Разумовский, — усмехается Олег. — Кто бы говорил, — отвечает Сережа, вновь касаясь губами. Сережа смахивает текущие по щекам слезы и с силой закусывает губу. — Прости меня, — выдыхает он. Голос предательски дрожит. — Прости меня, пожалуйста. Олег ничего не отвечает, смотрит лишь в эти покрасневшие от слез голубые глаза. Сережа визуальный контакт долго не выдерживает, сдается первым. — Доволен? — сухо спрашивает Олег, стоя напротив. Сережа лишь мотает головой. Опустив голову, натыкается взглядом на лежащую под ногами Олега черную футболку. Лишь бы смотреть куда угодно, а не на совсем недавно зажившие пять шрамов от пуль. — Отворачиваешься теперь? — говорит Олег негромко, но при этом каждое слово как пощечина. — Когда ты в меня стрелял, то смотрел прямо в глаза. Что тебе сейчас мешает? — каждое слово как пощечина. После вопроса в камере на пару секунд воцаряется тишина, нарушаемая лишь всхлипами Сережи. — Я не хотел, — мотает он головой, смотря все также вниз. Поднимает голову, лишь когда Олег хватает его за руку и прижимает его ладонь к своей груди. — Первая ушла в бок, — произносит он. Сжимает запястье сильнее, когда Сережа порывается вырвать руку. — Потом легкое, — он ведет ладонь выше, заставляя Сережу коснуться пальцами второго шрама. — Потом совсем близко к сердцу. Чудо, что откачали. — Прекрати, пожалуйста, — шепотом просит Сережа, прикрыв глаза. Только бы не смотреть на это. — Прекратить что? — спрашивает Олег, но запястье все же отпускает. Сережа тут же отдергивает руку, отступая на шаг. Что мне сделать, чтобы ты прекратил меня мучать? Обвинять? Чувствовать себя еще более мерзко? Сережа не отвечает ничего, только молча смахивает навернувшиеся опять на глаза слезы. Как и молча смотрит, как Олег поднимает с пола футболку и выходит из камеры, хлопнув тяжелой дверью.