***
Могильный холод пронзил парня, у которого все же получилось открыть эти старые ворота. Однако они не издали не единого звука. Ни скрипа, ни кряхтения старых петель, ни ржавого скулежа — ничего. Парень оглянулся назад. За его спиной были точно такие же ворота, какие были до того, как он вошел. Выглядели абсолютно так же. Такие же ржавые, обвитые плющом, как зеркальное отражение, словно он и не проходил через них ни разу. Что-то мелькнуло впереди, и Кан обернулся. В конце дороги, поросшей мхом и травой, стоял человек. Его силуэт был сгорблен и источал леденящее душу омерзение — голова силуэта отсутствовала, она была крепко зажата под мышкой и улыбалась белой, неестественной улыбкой, будто на черный макет приклеили странный оскал. Фигура не двигалась. Она стояла молча, ослепляя своей чернотой и таинственностью. Кан не мог пошевелиться. Фигура не хотела шевелиться. Молчание прервал резкий порыв ветра. Словно кто-то дотронулся до плеча. Но… Иногда мы можем чувствовать прикосновение чего-то нереального, того, чего не существует. Это плод нашей безумной фантазии, наше желание и ожидание этого прикосновения. Мы думаем о том, что они могут прикоснуться, и они касаются. Легко и неслышно, вытягивая все соки, заставляя думать о них, медленно сводя нас с ума. Что есть ум? Это знание, что если что-то нереально — этого не существует. Почему мы так думаем? Потому что то, чего нет, не может быть реальным. И мы чувствуем себя в безопасности. Почему мы так решили? Если кто-то верит, что нас нет, то правда ли мы не существуем? Напротив, мы сейчас думаем о тех, кто, возможно, думает, что мы не существуем. Людям свойственно верить в то, во что им верить не положено. Они думают, что вампиры — сказочные существа, дарящие свою силу, пьющие кровь и горящие на солнце, а эльфы ослепительные красавцы, ловко орудующие тетивой, при этом смешно подрагивая острыми ушами. Но это не так. Людям свойственно придумывать им оболочки, покрытые ярким глянцем вдохновения и великой мысли. Но им не под силу изменить того, чем сказка является на самом деле. Сказка — это ласковое название этого места. Сказка — это то, чего мы боимся. Почему? Потому что нам свойственно. Это слово очень подходит людям. Они присваивают себе различные свойства, находя их довольно забавными. Но «они» не такие. «Они» — это те, кто отверг все человеческие свойства и стали первозданной сущностью, принимающую любую форму и размеры. Они — это наш страх. Ты не докажешь им, что ты их не боишься, пытаясь обернуть кишащую червями середину сладкой мякотью. Они знают тебя, потому что сами были тобою. И они пришли. Они стоят в конце потресканной аллеи и ждут тебя. Но они могут кое-что еще. Они могут заставить тебя поверить, что ты сошел с ума — и тут же грань между безумием и страхом стирает сам человек, послушавший их перешептывания. Они могут говорить у самого уха, а могут шептать так далеко, что ты их не услышишь. Закрой уши. Закрой глаза. Та тварь, что стоит в конце дороги — это не они. С новым ледяным порывом ветра волосы парня встрепенулись, однако фигура стояла и скалила зубы в беззвучном смехе. На ней появились белые узкие полосочки глаз, словно морда просыпалась от глубокого сна. Ты не стой. Беги. А вот и он. Глухо каркнув, омерзительная птица села на плечо фигуры. Её движения были отрывистые, резкие и точные. Птица вонзила свой клюв в отрез шеи и стала ковыряться там, время от времени громко и глухо каркая. Это ворон. Однако разве вместо кривой пятерки трехпалых лап у них не крылья? И разве вороны имеют рога? Конечно. Мы создали себе мир, где наши страхи стали безобидными и совсем привычными, но настоящий мир, имя которому Хаос, имеет более неприглядную форму. Рогатый ворон снова каркнул. Стрекот кузнечиков, чириканье птиц, рулады светлячков — это все звуки жизни, карканье же — смерти. Парень стоял и смотрел на эту фигуру и на ворона, выклевывающего из его шеи что-то свежее. Слышался противный хруст костей, когда клюв урода натыкался на позвоночник. С противным чавканьем там что-то хлюпало и трещало. Фигура не шевелилась, будто ей не мешала эта ситуация, которую люди назвали бы неприятной. Вдруг пронзительно каркнув, ворон встрепенулся и забился в истерике на плече фигуры, по прежнему не меняющей своего настроения. Ворон бил своими пятью мерзкими лапами по воздуху, испуская стоны, как женщина при родах. Внезапно что-то коснулось спины парня, и тот обернулся. Тут же в грудь ударила сильная бледная рука, и он упал на поросшую мхом аллею. Ворота совсем облупились и теперь сильнее заросли плющом. Надо было бежать, пока ты еще можешь. Рука, с нечеловеческой силой толкнувшая Кана, принадлежала прекрасной молодой девушке в белом огромном платье, развевающимся наподобие длинных прозрачных змей. Она повела пальцем, и на груди Кана раскрылась ужасная рваная рана, однако тот не почувствует боли сейчас. Девушка эта, бесстрастно смотря прямо в глаза человека, скинула свое рваное платье. Без звука оно скатилось в её стройного тела. Кан с удивлением рассматривал ледяную красавицу. В это время она наклонилась и провела рукой от рваной раны на груди до самого низа живота. Снова пошевелив пальцами, девушка оставила на теле парня новые порезы. Бесцеремонно рванув рукой вверх, словно опытный кукловод, девушка сжала в кулаке обрывки футболки, обнажая мужское тело. Внезапно Кан схватил девушку и опрокинул на землю, нависнув над её бесстыдно разведенными ногами и выгнувшимся телом. Он сжал зубы. Девушка провела рукой по щеке парня, оставляя новый порез. Она чуть заметно улыбнулась, и в ту же минуту вцепилась в его плечи, закричав от боли. Вдруг ожившая кукла силилась вырваться из цепких объятий обезумевшего мужчины. Тот с гортанным рыком продолжал неистово двигать бедрами вглубь её тела. На землю стекали капли крови, девушка облизывала прокушенные губы и её рот расплылся в ледяной улыбке. Она выиграла. Они выиграли. Эта тварь, что безмолвно стоит и смотрит, осталась ни с чем. Они никогда не отдадут ему Кана. Они заберут его, заберут его душу и тело. Внезапно лицо девушки изменилось. Оно стало стареть, словно время решило посмеяться над привычным своим ходом. Истошно вопя, девушка царапала длинными когтями спину своего партнера. Тот не обращал никакого внимания на глубокие раны, из которых почти проглядывали кости, увеличивая скорость своих толчков, и вскоре оба тела замерли. Кан вдруг пошатнулся. Ему привиделась девушка в белом платье и то, как он трудился между её ног. Это омерзительное чувство заставило Кана почувствовать приступ тошноты. Тварь улыбалась.***
— Что ты видишь, Кан? — голос исходил отовсюду, словно раздавался в собственной голове. — И что ты видел? — Я… я видел прекрасную девушку… — И ты спал с нею? — Кажется да… — Очень хорошо. Великолепно. Кан, что делает эта фигура? — Она стоит… стоит на том же месте. — И почему она не двигается? — Я не знаю. Голова… болит голова. — Кан, ты должен пройти мимо фигуры. Иди прямо, и не оглядывайся. — Хорошо… — Кан, она двигается?.. — Нет. — Продолжай идти. Не оглядывайся, Кан. — Почему? — Ты задаешь странные вопросы. — Мне не страшно. — Отчего же? Почему ты не чувствуешь этого? — Не знаю. — Кан, ты слышишь их? — Кого их? — Голоса. Они прячутся за деревьями. Ты уже прошел фигуру? — Да. Но голосов не слышу. — Странно… Аллея выглядела очень странной. Она была хорошо выметена, однако по ней явно никто не ходил. Кан остановился. На некотором расстоянии от него лежал человек. — Кто это, Кан? — Это… почему этот человек выглядит как я?! — Ты уверен, что у него твое лицо? — Конечно! А ты, кстати, кто? — Кто я? Кто мы? Мы — это ты, Кан. — Но кто тогда он? — Он — это тоже ты, Кан. — А кто тогда я? — Я — это и есть Ты. Кан в испуге обернулся. Тварь скалила свои проклятые зубы и мерзко шевелилась. Теперь тело отказалось слушаться. Оно застыло, словно проклятое тем чудовищем. Теперь оно не стояло, а медленно шевелилось. Страх принимал форму. — Почему, Кан? — Кто ты? — Мы же говорили, что мы — это ты. Но теперь все иначе. — Что иначе? Почему теперь изменилось? — Мы проиграли. — Каким образом? — Тебе нельзя было оборачиваться. Кан, теперь ты — это оно. — Что это значит?! — Это значит, что ты вновь и вновь будешь стоять на этой аллее. — Кто так сказал? — Мы. — Да кто мы? Внезапно на шее Кана образовалась поперечная рана. Она растягивалась и ползла по окружности горла с противным хлюпаньем. Ничего не подозревая, голова стала заваливаться набок, оголяя мышцы, сосуды и позвоночник, надламливаясь, как сухая ветка. Без единой капли крови она упала вниз. Кан скривил лицо в гримасе удивления, ужаса и безумия. В одно мгновение ворон затих, хотя до этого страшно бесился на плече твари. В полной тишине прозвучал сначала смешок, а потом лежащая на земле голова зашлась в приступе смеха, испуская слезы. Ворон молча ждал, пока голова закончит, а потом слетев со своего ужасного насеста, принялась выцарапывать и выклевывать глазницы, рот, и все лицо головы. Ужасный смех слился в одну смертельную оду с криком ворона и звуком хруста. Ворон бесился на своей добыче, пока голова не замолчала. Тогда ворон оставил её. Послушное тело подняло с аллеи, зарастающей мхом, травой и сорняками, обглоданную голову и зажало под мышкой. Рожа скалила окровавленные зубы, из глазниц свисали недоеденные внутренности. И тело развернулось. Голова впилась взглядом из пустых глазниц в ворота, покрытые новой голубой краской. Внезапно тело почувствовало прикосновение к плечу. Голова внимательно посмотрела на стоящего рядом человека. Это был тот Кан, который лежал недавно без дыхания. Кожа на его лице сгнила, однако взгляд синих глаз отчетливо виднелся из-под нависших бровей. — Давай поиграем. — мрачно улыбнулся он. — Мы хотим поиграть… Правила просты — если человек пройдет мимо тебя — победишь ты. Если человек останется у ворот — победили мы. Ты только что выиграл, так что постарайся не омрачать веселье. Что ж, теперь, когда ты молчишь — играть стало намного интереснее, а то твои дурацкие вопросы раздражали нас. Вдруг ворота распахнулись без единого звука. Ни скрипа, ни кряхтения старых петель, ни ржавого скулежа — ничего. Появившийся парень оглянулся назад… Поиграем…