Двое

      В звенящей тишине белоснежных стен раздалось электронное чириканье дверного звонка. Сквозь темноту, пустую, наполненную лишь горечью одиночества по коридору шла заспанная девушка. Наспех накинутая длинная футболка едва скрывала ее тонкую иссушенную переживаниями и несбывшимися мечтами фигуру. Лениво потягиваясь, Харука Тено шла открывать дверь непрошенному ночному гостю.       Три шага, осторожный взгляд в глазок, спокойный выдох, щелчок ключа в скважине. — Снова? — Обеспокоенный голос, слегка испуганный и даже заботливый, прогнал остатки ночного спокойствия жилища. — Я больше не могу так, Харука. Это мучительно. — Низкий мужской голос ответил так же обеспокоенно и измученно. — Сигареты на подоконнике. Подожди минуту. Накину что-нибудь и присоединюсь.       Девушка зашаркала ногами по холодному серому ламинату и, нащупав в темноте валяющийся на диване пиджак, пошла в сторону балкона, куда не разуваясь проследовал мужчина.       Мамору Джиба начал свою исповедь без долгого вступления. — Она звала меня. Она просила спасти ее. Она называла меня папой, цеплялась за ногу, хваталась нежными ручками за плащ, плакала неистово, но я не шевелился. Я не мог даже глазами в ее сторону посмотреть. А внутри просто сдавленный крик, который не может выбраться наружу. Как жить с этим, Харука?       Молодой мужчина, лет тридцати швырнул непотушенную сигарету за перила и схватил голову двумя руками, сдавливая виски. — Мамору, ты ведь знаешь, что мне не понять этого? Мне не понять, что такое знать свое будущее. Я не знакома лично со своими не рожденными детьми. Не держала их за руку. Я бы посоветовала просто забыть это, как сон, но я понимаю, что это невозможно, раз это мучает тебя уже пять лет.       Харука подкурила сначала одну сигарету и всучила между пальцев Мамору, затем достала еще одну и затянулась сама. — Жалкое зрелище. — С неким отвращением сказал Мамору. — Он смог достать звезду с неба и заменить ей мое сердце, а затем, без предупреждения, вырвал со всем вросшим в него мясом, — мисс Тено зажмурилась то ли от душевной боли, то ли от порыва ветра, холодившего ее тощие ноги. — Я желаю им счастья. Но не могу простить жизнь Малышки. — При слове «Малышке» Мамору пробрал озноб, после чего он сделал глубокий нервный затяг. — А свою жизнь? Ты готов простить ей свою жизнь, которая не один раз была отнята из-за ее неосторожности или просто из-за ее существования? — Ведь я здесь. Я не призрак, я живу и дышу. Моя жизнь не отнята. Я стараюсь двигаться дальше, но Малышка…       Мужчина сполз вдоль балконного ограждения и сел на ледяной, остуженный осенним ветром пол и широко расставил колени, на одно из которых положила голову блондинка, так же усевшись на полу рядом. — Ты ведь знаешь, что девушкам нельзя сидеть на холодном? — Детей не будет? Плевать. — Как знаешь, — прошептал Мамору и выбросил окурок в щель между панелями, — докуривай скорее и идем внутрь. Холодно.       Харука послушала друга и сделав пару судорожных затяжек зашла внутрь. Молодые люди уселись на диван и уставились в фотографию, стоявшую на черном глянцевом журнальном столике. Счастливая компания подростков в день, когда было побеждено зло. За руку высокого атлетичного брюнета цепляется хрупкая девушка с задорной прической. Одно выдает то, что от этого существа пришла самая большая боль. Ее лицо было прожжено то ли свечкой, то ли окурком. Такая же участь постигла и изображение длинноволосого юноши в красном костюме.       Все остальные лица были счастливы и беззаботны. Кроме двух. Высокие брюнет и блондинка были будто на века старше своих товарищей. Выше на голову, на десятилетия мудрее и не по годам ответственные, они выделялись из толпы. — Харука, не считаешь это мазохизмом? Не пора ли от нее избавиться? — Мамору с отвращением посмотрел на фото и взял его в руки, начав крутить рамку и разглядывать оставшиеся лица. — Дай сюда. — Харука выхватила фотографию и бросила ее в урну, стоявшую недалеко от книжной полки, на которой располагались бутафорские книжки. — Ты делаешь это не в первый раз, но постоянно достаешь из этой урны рамку. Прекрати. Мужчина подошел к корзине и вытащил фотографию, швырнув ее затем в отрытое окно. На лице девушки появился непередаваемый ужас. Она закрыла руками рот, чтобы не закричать, закрыла ладонями лицо и завыла от безысходности и боли. — Говорят, чтобы пережить боль, нужно прожить все это заново. Рассказывай сначала твою историю, рассказывай все до мелочей так, чтобы ты жила в каждом слове и каждом воспоминании. Говори.       После затянутой паузы Харука Тено встала с дивана и проследовала к книжному стеллажу, откинулась бедром на его каркас и заняла удобную позу. — Все началось спустя два месяца. Огни вернулись на Землю, не объяснив толком, что их сюда притянуло. Они изменились. От женственной натуры не осталось и следа. Они променяли свою силу на возможность быть просто юношами и просто жить так, как нравилось их нутру. Я постоянно сталкивалась с ними на различных мероприятиях для бомонда. И каждый раз компанию мне составлял он, — Харука надрывно кашлянула, — Сэйя Коу. Он будто преследовал меня. На одной из таких вечеринок алкоголь, который до этого был для меня табу, но который всегда присутствовал в организме Сэйи в разных дозах, развязал наши узлы в мозге и выпустил на волю неизведанные чувства. Страсть, огонь, желание впитать в себя человека. Так началось это безумие. Все просто, но между с тем так сложно. Это была химия и ничего более. Год прошел одним вздохом. Я упивалась своей так называемой любовью. Он показал мне свой мир, свою планету, свою душу. А потом вернулись вы с Усаги, и его огонь сжег меня, не оставив даже капли былой нежности. Я готова была бросить все ради него. Он просил бросить спорт, чтобы отправиться с ним в тихое место на Кинмоку, и под влиянием чувств, я распрощалась со всем, что связывало меня с этим миром. Миром, за который я боролась.       Слезы скупо стекали по щекам девушки. У нее не было истерики, казалось, что она вовсе равнодушна. Ее выдавала лишь неощутимая дрожь и капли слез, отпечатавшиеся на холодном глянцевом полу.       Мамору вытянулся на диване и закрыл глаза, положив руки на живот и сомкнув их в замок. — После того, как Старлайты покинули планету, я решил, что не могу оставить Усаги одну, чтобы доучиться в Нью-Йорке. Но и учебу бросать не хотел, поэтому, окрыленный ее любовью, победой над злом и верой в безоблачное будущее, я забрал ее у родителей и уехал с ней. Это был самый счастливый год моей жизни. Я обрел то, о чем забыл. У меня была семья. Настоящая любящая семья. Но, вернувшись сюда, я стал много времени отдавать не тому. Я погрузился в работу, в рутину, от меня ускользнуло мое счастье. Влюбленный в юношестве мальчишка вспомнил былые чувства. Он молод, горяч, у него есть огромный запас времени для любимой женщины. Это и стало его преимуществом. Я не был готов бросить все ради Усако. Я за это дорого заплатил. И заплатила Малышка. Жизнью. Замок из рук мужчины стиснулся с такой силой, что побелели костяшки на пальцах. Скулы крепко сжались, а глаза зажмурились. — Мы должны отпустить их, Хару. Их и Малышку тоже.       Сказав эти слова, Мамору повернулся лицом в спинку дивана и, абстрагировавшись от хозяйки жилища провалился в сон. Харука наблюдала за тем, как его неровное дыхание сменяется на мирное посапывание, затем удалилась в комнату и, приняв несколько таблеток антидепрессанта, устроила голову на подушке. Нет, она вновь не уснет, зато проведет эту ночь в состоянии имитации душевного покоя.