Возвращение в семью

Пол ехал обратно в Сан-Франциско с тяжёлым сердцем. Он пытался думать о законной жене, о совместном будущем — ему, вероятно, придётся искать другую работу, но мысли всё время возвращались к Виктории. Её образ так и стоял перед глазами, лицо Бетти, наоборот, расплывалось, как он ни старался извлечь из памяти её черты. Пол не был уверен, что узнает жену, встреться они прямо сейчас. И это было так странно. Ведь все четыре года войны он считал, что любит её, писал ей, строил планы... А теперь тоненькая ниточка, связывавшая его с Бетти, порвалась. Но он должен вернуться. Ради обещания, данного им четыре года назад. Всего несколько дней назад Пол был так счастлив, оказавшись на берегу Сан-Франциско. Мелькнула мысль, что Виктория, в отличие от Бетти, обязательно встретила бы его там. Пришла бы с зонтом, не побоявшись непогоды. Потому что ждала бы его, скучала... «Нет, хватит думать о Виктории». У неё есть семья, которая о ней позаботится. А у Бетти — никого, только он. И он, Пол Саттон, приедет к законной жене. ...Пол шёл по улицам Сан-Франциско и удивлялся, какие они крошечные, запруженные людьми и автомобилями. Как здесь тесно! Как мало зелени — сплошной камень. Он поднялся по узкой лестнице в квартирку Бетти. Обстановка неприятно поразила его — но не отсутствием достатка, как в доме Арагонов. Интерьер комнаты был вульгарным, слишком много ненужных безделушек создавали беспорядок, от которого начинала кружиться голова... Неловкое движение, и заденешь какую-нибудь вещь... Впрочем, вульгарна была и сама Бетти, с вызывающе ярким макияжем и в кричащем нижнем белье. Пол словно впервые увидел её и вдруг ощутил, насколько глубока разделяющая их пропасть. Он почувствовал себя неуютно в её квартире. Он здесь чужой. За те несколько дней, проведённых в особняке Лас Нубес, ему стало казаться, будто тот — его дом. К завтраку Виктория не вышла, но к обеду всё же заставила себя присоединиться к семейной трапезе. В конце концов, чем быстрее она с этим покончит, тем лучше. К тому же, ей проще признаться при всех, чем поговорить с отцом с глазу на глаз. В первом случае есть шанс, что он её не прибьёт и не выгонит, поскольку заступятся остальные члены семьи. Обед в семействе Арагон протекал в мрачном молчании. Бабушка произнесла молитву, после чего все принялись за еду. Но кусок в горло никому не лез — все, даже молодой Педро, словно чувствовали, как сгущаются невидимые тучи. — Пол уехал? — спросил он, надеясь хоть немного разрядить гнетущую атмосферу. И тут же понял, что совершил промах, но слов назад не вернёшь. — Да, — мрачно подтвердил Альберто. — Он посмел сунуть мне под дверь кабинета записку! Что его брак с Викторией был ошибкой, и он уходит. Подумать только — мы принимали его в своём доме, мы почти приняли его в семью! Проклятый гринго, я так и знал, что он нас обманет! — Это не так, — ответила Виктория и отложила ложку. Замечательный суп из цветков тыквы, бабушкино фирменное блюдо, немилосердно остывал, но сейчас ей было не до него. — Пол здесь ни при чём. Дело во мне. Педро вскинул голову, хотел что-то сказать, но, поймав суровый взгляд отца, закрыл рот. — Пол не был моим мужем, — начала Виктория, не глядя ни на кого. — Мы познакомились в дороге. В поезде он выручил меня, и мы случайно обменялись билетами. Ему пришлось пересесть на автобус, чтобы попасть в Сакраменто. Я тоже ехала в этом автобусе. Там ко мне пристали двое мужчин. Пол вступился за меня, и его высадили. Он пошёл пешком и догнал меня. Я сидела на чемоданах и думала, как быть дальше. Я ему всё рассказала. Вот, — Виктория вынула из книги, которую принесла с собой, вчетверо сложенный листок и протянула отцу. — Пол сказал, что хочет помочь мне и ребёнку. У него в Сан-Франциско осталась жена, и он вернулся к ней. — «Я не признаю условностей этого мира. Не признаю уз. Я свободен духом», — прочитал Альберто с недоумением. — Что это? — Это написал мой преподаватель, — прошептала Виктория и уставилась в тарелку. — Он и я... я с ним... мы... — она запнулась, но члены семьи поняли, что она хотела сказать. — Я была так расстроена, что всё рассказала Полу... Альберто дёрнулся, чтобы вскочить, но Мария схватила его за руку. Остальные члены семьи тревожно переглянулись. — Пол решил помочь тебе и ребёнку, — догадалась Мария, обращаясь к дочери. — Ты ждёшь ребёнка? Виктория кивнула: — Да. Пол был очень добр. Он сказал, что сделает это ради нас обоих. Потом он открыл шоколадный набор и снял с конфет обручальные кольца. Одно для меня, второе — для себя. Своё настоящее он спрятал. — По крайней мере, вы не познакомились в службе досуга, — протянул дон Педро. — А конфеты у него были вкусные. Альберто фыркнул, но не посмел возразить отцу. — Ничего не понимаю, — мотнул головой младший Педро и посмотрел на сестру, — Пол казался таким счастливым рядом с тобой! Я ни минуты не сомневался, что он — твой муж. — Хороший актёр, — буркнул Альберто. — Провёл всех нас! Мне следовало догадаться! Я чувствовал, что тут что-то не чисто! Он припомнил, как оскорблял Пола Саттона здесь, за этим столом, во время их первого «семейного» ужина. И как вежливо отвечал ему проклятый гринго. А ведь он терпел оскорбления ради чужой женщины и чужого ребёнка, которых защищал от их же семьи. Или — спасал честь этой семьи? Как он, Альберто Арагон, поступил бы в подобной ситуации? Помог бы женщине, которая запятнала свою честь и честь своей семьи, или прошёл бы мимо? Или проклятый гринго всё это затеял, чтобы посмеяться над семейством Арагон? Альберто не знал, что и думать. На границе сознания мелькнула подленькая мыслишка, что Пол, по крайней мере, честно рассказал о своём сиротстве и о том, что не знает, кто его родители. А у этого профессора даже не спросишь — ведь он «свободен духом». Да, ему, Альберто, следовало догадаться. Они притащились пешком — что это за муж, который едет знакомиться с семьёй жены и даже не наймёт машину? — Он всех нас надул! — снова взвыл Альберто и чуть не подпрыгнул, когда заговорила жена, как всегда, мягко, но настойчиво: — Пол хотел как лучше. К тому же, он мог принять желаемое за действительное. У него ведь никогда не было семьи. — Мы приняли его в семью, — покачал головой дон Педро. — Пол всегда может вернуться, потому что он стал членом нашей семьи. Альберто хотел крикнуть, что он этого не допустит, но слова застряли у него в горле. Честь его рода была запятнана, и кем — его собственной дочерью! А проклятый гринго поступил благородно, прикрыв её позор. Ему, Альберто, следовало бы поблагодарить Пола за то, что тот выручил Викторию. Вместо этого он гнал его, постоянно был им недоволен, и вот, пожалуйста, — ненавистный гринго покинул Лас Нубес, правда, от этого стало ещё тяжелее. — Надо было сразу велеть тебе показать брачное свидетельство, — пробурчал Альберто. — Но мы с твоей матерью растерялись, поверили на слово... Альберто замолчал, не закончив фразы. Кого он обманывает? Он не спросил про брачное свидетельство, поскольку боялся узнать правду. Он гнал от себя мысль о возможной ужасной правде даже тогда, когда обнаружил, что дочь привезла с собой все свои вещи, словно ей — с её мужем — больше некуда пойти. — Ты нас опозорила... — в конце концов пробормотал он. Виктория, не выдержав, выбежала из-за стола. Однако вскоре она вернулась. Вид у неё был растерянный и радостный одновременно: — Пол звонил. Он уладил все дела и едет к нам. Он признался мне в любви и сказал, что теперь мы всегда будем вместе. Что значит «уладил»? — тут же с недоумением добавила она. — Вероятно, жена Пола не скучала, пока его не было дома, — хмыкнул дон Педро, — а он об этом узнал. — Педро! — всплеснула руками донна Гваделупе, не подозревая, насколько её муж близок к истине: вернувшись, Пол застал жену с любовником. Она предложила подписать развод, и он согласился. — Ноги его не будет в моём доме! — вскричал Альберто. — Я пристрелю его до того, как он войдёт в дом! — Ты этого не сделаешь, — отрезал дон Педро и обратился к внучке. — Виктория, Пол не сказал — он привезёт с собой ещё конфет?