Слабости отношений

В Зоне 17 было немного холодновато — все же ноябрь месяц, как-никак. Кондраки, закончивший очередной отчет, потянулся за стаканом кофе, надеясь немного согреться. Но не тут-то было — телефон, завибрировавший на столе, заставил его отвлечься от той идеи. — Да, — раздраженно рявкнул в трубку Кондраки. — Ненавижу, когда мне мешают, блядь. — Я для этого создан, — голос Клефа в трубке спутать было невозможно ни с чем. — Слушай, у меня к тебе пара вопросов. — Зная тебя, твои вопросы опять будут о том, как выебать шлюху и не заплатить ей, притом не убивая ее, — мрачно отшутился Кондраки. — Не угадал. Хотя есть в этом доля смысла, — Альто хмыкнул. — Скажи, был ли хоть кто-то, кто тебя любил? Ну или… — Ты пьян? — перебил его Кондраки. — Ты точно нажрался, Клеф. Иди нахер. — Я серьезнее некуда. Кондраки попросту бросил трубку. Говорить с бухим Клефом было себе дороже. Однако, он не унимался. Названивал как умалишенный, а в итоге дозвонился даже личному помощнику Кондраки с требованием дать его к телефону. — Ты блядь, мертвого из могилы достанешь, — огрызнулся Король Баааабочек. — Что тебе эта херня так приелась?.. Клеф на том конце трубки задумался. — Потому что не представляю, как тебя вообще любить можно. — А ты видишь, чтобы меня кто-то любил? — мрачно поинтересовался Кондраки. — Ну, твои сотрудники. Ты находишь язык со многими гуманоидами. Клеф помолчал, думая, пока Кондраки терпеливо ждал. — Да даже твои бабочки. — Они не мои, они сами по себе, — фыркнул Кон. — Ты понял о чем я. Кондраки задумался — и помрачнел. Он не хотел, чтобы его любили. Это было такой милой иллюзией — любить такого, как он. И такой громадной ошибкой. Он был сломленным человеком, с кучей загонов, комплексов, душевных терзаний — действительно, как такого можно было любить? Любая любовь превращалась в комплекс «спасителя». Его пытались «починить», сделать «целым», не понимая, что это просто невозможно. Да и будь это возможным — что, он бы согласился оставаться…вот таким? Увольте. — Любовь — это тупая штука, — раздраженно буркнул Кондраки. — Особенно в отношении меня. Бесит, когда вокруг тебя носятся, говорят, мол «я смогу сделать тебя нормальным, Кон, со мной ты точно будешь счастлив и перестанешь быть таким». Дебилы. — Зачем тебя чинить, — недопонял Клеф. — Что ты за херню несешь вообще? Драки недовольно цокнул языком. — Последняя баба думала, что я такой мрачный и злой потому что я так много пережил, и душа у меня несчастна, но вот, она сможет сделать меня счастливым. Наивная дура. — Это уж точно, — Альто заворочался, в трубке глухо звякнуло стекло стакана. — Не хочешь скинуться и сгонять в бордель? — С тобой? Клеф, в последний раз когда мы там появлялись вдвоем, мне пришлось созерцать твою толстую задницу в крайне нелицеприятном свете, — Кон ухмыльнулся. Это было не мерзким, он привык к тому, что Клеф даже не будучи красавцем, имеет какое-то…в своем роде обаяние. Полноватый и не особо высокий, Клеф ему даже порой симпатизировал — совершенно не загоняющийся по поводу своей внешности, он спокойно подкатывал к дамочкам, и, хотя и получал презрительные взгляды и отказы, и женщины чаще всего бежали от него дальше, чем глядели глаза, не расстраивался, а лишь ржал над этим. И спускал несколько сотен долларов в неделю на элитных шлюх из весьма неплохого борделя в центре города. — И что? — разумно поинтересовался Клеф. — Мне от моей Зоны до твоей — три часа неспешной езды. А оттуда, где я сейчас — минут сорок и пешком и то пьяным. Пошли? — Ты где вообще? — опешил Кондраки. — В баре. — В каком, Клеф? — Кон чертыхнулся и поднявшись, спрятал стопку отчетов в стол. — Я еду. — Да чего ты там едешь, нормально все, — огрызнулся Альто. — Мне надо выжрать минимум литр скотча, чтобы меня пробрало. — И судя по всему ты и приближаешься уже к заветному литру, — Кон поднялся, поправляя очки и кепку. — Жди. Найти Клефа в баре — дело плевое. Они всегда пили только в одном месте — небольшой бар с тихой музыкой в середине города. Клеф ожидаемо обнаружился там — и действительно с почти пустой бутылкой дорогого скотча. — И по какому поводу ты нажираешься в одну харю? — уточнил Кондраки, плюхаясь рядом. — Со мной наскучило? — Я устал, — спокойно пояснил Альто. — Я разобрал свою жизнь по моментам — и понял, что надоело. Все эти шуточки про Дьявола, все это феноменальное везение — черт, Драки, я старый мудак, которому везет так сильно, что не передать словами. А ведь я ненамного старше тебя. — А к чему все эти вопросы были, про «любит-не любит»? Клеф рассмеялся — чуть пьяно и грустно. — Не имею понятия, каково это — быть любимым. Думал, ты знаешь. — Да кому я сдался, — фыркнул Драки, отбирая у товарища бутылку. — Любовь — зло. Постоянно думать о ком-то, надеяться, что он тебя тоже полюбит, вся эта сопливая романтика — ну нахер. — Не, ну любовь разная бывает, — не согласился Клеф. — А то, что ты описал — да, хуйня та еще. Оба замолкли, думая о своем. — Знаешь, такие как мы с тобой, кажись, никогда толком и не построят отношений, — задумался Альто. — Да и нахера? — Кондраки усмехнулся. — Если ты кого-то любишь, то его больнее терять. Вот скажи, если бы у тебя был кто-то любимый, и ты бы выбирал, он или судьба мира, что бы ты выбрал? — Вот! — буркнул Клеф. — Это я и имею в виду. Я не знаю, что бы я выбрал. — Ну вот и все. Любовь делает нас слабее, Клеф. Поэтому… Ну ее к чертям собачьим. — Я был убит, когда стоял на твоей «могиле», — вдруг тихо отозвался Клеф. — Думал, что с твоей смертью оборвалось что-то и во мне. Не верил. — И правильно делал. Сам понимаешь, это было нужно для дела. Да и я бы все равно вернулся — рано или поздно, — Кондраки поморщился. — Мне тоже было тяжело одному. Ну, в плане, без тебя. Ты все же…хороший друг. — Дружба тоже делает нас слабее, — Клеф горько усмехнулся. — Я бы не смог смотреть, как ты умираешь. Даже когда ты потерял руку в драке с Авелем — я и тогда ощущал себя…странно. — То есть как мне пиздюлей вешать, так, что я в медкрыле месяц валяюсь — за милую душу, а как мне руку рубанули — так все, страдания? — рассмеялся Кондраки. Клеф пожал плечами: — Ну, нелогично, но да?. Кондраки вздохнул: — Ты ведь знаешь разные мифологии, да? Слышал про «ахиллесову пяту»? Клеф удивленно глянул на него. — Вроде того. И? Кондраки замолк, подбирая слова. — Мы обычно с тобой не ладим. Срываемся друг на друга, как псы цепные. Орем, деремся, а потом пьем и снимаем баб. Но… Я не хотел бы работать тут без тебя. И не хотел бы видеть твою смерть. И вообще… — Хочешь сказать, я — твое слабое место? Та самая «ахиллесова пята»? — фыркнул Клеф. — Я тебе серьезные вещи говорю, тупое мудло! — сорвался Кондраки, сжимая кулаки. — Хули ты ржешь?! Клеф рассмеялся пуще прежнего, наплевав на то, что Кондраки закипает все сильнее. — Успокойся, — улыбнулся он, поднимаясь. — Ты, Конни, значишь для меня куда больше, чем я хотел бы. Наверное, я бы даже мир бы нахер послал, если бы выбор стоял между ним и тобой. Кондраки осекся на полуслове, ощущая, как ярость затихает. — Ты…что? — То самое. Пошли, я хотел бы сегодня еще успеть кое-куда. — Куда тебя черти несут! — возмутился Кондраки, подскакивая. — У меня два билета в кино. На ночной сеанс, на последний ряд. Будем ржать, как дебилы, над сортирным юмором и жрать попкорн с пивом, — Клеф помахал в воздухе билетами. — Ты со мной? Или мне звякнуть Джеку? — Охренел? — возмутился Драки. — Меня на Брайта менять? Да он же пить не умеет! — Ну так, — развел руками Клеф. — У меня кроме вас двоих и друзей-то нет. А лучших, таких, как ты — и подавно. — Пошел ты… Кондраки кинул на стол двадцатку, оставляя ее на чай, и двинулся за Клефом, кутаясь в пальто. Признать, что для него Клеф — тот самый, чуть ли не дьявол, мерзкий, циничный и вредный старый мудак с явными признаками нарциссизма, — и самый лучший друг… Это было выше его сил и возможностей.