Они были счастливы

Лесная полянка освещалась лучами, пробивающимися сквозь густую крону деревьев. На поляне стоял олень — искал ягель под слоем снега. Его уши внимательно следили за окружающими звуками: воем ветра, шуршанием веток, криками ворон. Он услышал скрип снега в паре метрах, но не успел поднять голову. Стрела со свистом вонзилась в его шею, и он упал. — Видишь? Я научилась! Он почти не услышал меня! — девушка в серой шубе из волчьих шкур подошла ближе к туше зверя. — Но все же услышал. Тебе еще надо тренироваться, — ее спутница шла за ней следом, из-под капюшона выглядывал рыжий локон волос. — Ты можешь хоть раз похвалить меня? Нельзя идеально тихо красться по снегу! — охотница связала ноги оленя попарно между собой. — Можно. Многие умеют это делать. А стреляешь ты и правда очень хорошо. Семь из десяти в шею, неплохо для ученика, учитывая, что все из них тебя услышали. — Я научилась стрелять уже давно, в этом я не ученик. Разве что на опережение я попадаю только в четырех из десяти, но мне нужно больше реальной практики, — она привязала оленя за ноги к длинной палке. — На опережение...? — одичалая явно не знала этого понятия. — В быстро движущуюся цель. У нас это называют опережением, ведь стрела летит в место, которое цель еще не достигла, как бы опережая её... — на лице одичалой читалась скука. — Зачем говорить так заумно? Так ведь ничего не понятно! — Мне понятно. Меня так учили... — Учили как говорить заумно, но не учили подкрадываться к животным по снегу? — в ее голосе слышались нотки издевки. — В землях, где я училась стрелять, нет снега: только горы, реки, леса и открытые плоские поля почти без единого холма. Может, у нас нет снега, зато есть сухие ветки, листья и трава! — в ее голосе звучала обида. Одичалая немного смягчилась. — Значит, охотиться на горных козлов умеешь? — Да. А ты? — рыжеволосая замялась. — Немного. Пять из десяти. В горах сложно спрятаться. — У вас горы покрыты снегом, он маскирует вас. — Для этого приходится ложиться, а стрелять лежа из лука невозможно. Приходится вставать, и они сразу замечают. — А ты не пробовала стрелять сверху? Ну, с уступа, например... Это правда работает. У нас нет снега, маскироваться вообще невозможно, — девушка явно не была настроена мериться силами, — куда ты обычно стреляешь? — В шею, конечно! Или в сердце, если повезет. Куда же еще? — У нас разные козлы, шеи наших козлов очень сложно пробить, как и все тело в целом, они толстые и сами по себе, и их кожа не мягче дубленой кожи. Я стреляю в голову, обычно в глаз или под горло. Их череп тоже почти не пробить. Так что я тоже почти не охочусь в горах, предпочитаю леса. — Я тоже. Главное, не нарваться на волков. — Тогда, может, поможешь мне поднять его? — девушки взвалили палку себе на плечи. До поселения они шли молча. *** В это время дня одичалые обычно занимались бытовыми делами: ремонтом жилищ, заточкой оружия, починкой одежды, готовкой и прочим. Кто-то сидел в одиночку, кто-то собирался группами и делился рассказами о трофеях, параллельно подготавливая стрелы к новой охоте. Кто-то не вылезал из теплой хижины, попутно готовя солонину. Почти каждый, мимо кого прошли девушки, считал своим долгом либо поздравить их с добычей, либо похвастаться тем, что их олень куда меньше того, которого он или она поймали на позапрошлой охоте. Они вошли в свою хижину, скинули оленя. Кейт начала отвязывать его от палки, Игритт села на пол, внимательно смотря на юную девушку. — Это правда, что у тебя по ту сторону стены есть жених? Или как вы там называете тех, с кем трахаетесь? — ни один из одичалых не знал такого понятия как скромность, это была отличительная черта их нации. — Мы с ним не просто...трахаемся. Мы хотим пожениться. — Как это? — Ну, стать мужем и женой, скрепить наши жизни узами священного брака...дать клятвы любви перед богами и людьми... — А нельзя просто поклясться друг другу? Без всех этих официальностей? — Можно, но другие не поверят. Всем нужны доказательства. Таков мир по ту сторону стены...никто никому не доверяет. Некоторое время Игритт хранила молчание, потом все же задала вопрос, так долго мучавший её. — А какой он, твой жених? Кейт потупила взгляд. — Он... честный... это большая редкость в наше время. Понимаешь, он не такой как все. Он один из немногих, для кого понятие чести и верности не пустой звук. Он всегда добр ко мне, понимает меня, может поддержать в тяжелые периоды... — Если он такой хороший, что же ты уехала от него? — голос девушки был пропитан ревностью. — Ты же знаешь, мой отец взял меня с собой, чтобы я помогала ему. Вы обещали дать ему столько информации о землях за стеной, сколько им понадобится, а он взамен будет лечить вас. Я не могла бросить отца одного. — Зато жениха смогла. — Он понимает, что семья для меня важнее всего... — А он не твоя семья? — Пока что нет...когда мы поженимся, тогда мы и станем настоящей семьей. — И кого ты выберешь тогда, мужа или отца? — Тебя... Рыжая бестия явно не ожидала такого ответа. Она ошарашено моргала. Глубоко внутри разливалось тепло, но мозг не доверял словам, ведь это могла быть шутка. — Что, прости? — Я бы выбрала тебя. — Но почему? — Потому что выбирать между двумя членами семьи невозможно. В таком случае следует выбирать любовь. А я люблю тебя. И ты это знаешь. Она не стала ждать ответа, просто поцеловала любимую одичалую, запустив пальцы в ее огненные волосы. Она наслаждалась каждым мнгновением. Она не хотела отрываться, она хотела обрести право всего, на одно заклинание, чтобы закрыть вход в лачугу, чтобы никто не посмел помешать им в этот момент. В этот день они забыли обо всем, предавшись волне накатившей страсти... *** Они лежали вместе под одной шкурой белого медведя, старшая обнимала младшую, осторожно прижавшись к ней всем телом. — А кто лучше в постели, я или он? — любопытству Игритт не было предела. — Он — лучший в постели среди мужчин. Ты — лучшая среди женщин. — И много у тебя было женщин? — девушка приподнялась на локте, заглянув в карие глаза Кейт. — Одна. — И уже лучшая? — Те, кого мы по-настоящему любим, всегда будут казаться на лучшими в своем роде. Будь то наша семья, или друзья, или возлюбленные. Возможно, мы и сами для кого-то лучшие, только не знаем об этом, так как нам никогда этого не говорили, да и сами мы редко кому об этом говорим. Я бы хотела, чтобы люди делали это чаще, — лицо Игритт выражало смесь недовольства напышенностью слов с трепетностью. — Я тоже... чтобы все чаще говорили друг другу приятные слова... — А я хочу, чтобы эти приятные слова, к тому же, были частой правдой. — Да, я тоже... но разве это реально? Иногда хочется сказать что-то приятное, хоть это и не правда, просто чтобы порадовать человека... — Если любишь, то реально. Игритт молча смотрела в глаза Кейт, осмысляя ее слова, думая, что ответить. — Ты — лучшая из женщин, которых я встречала. Ты— моя лучшая ученица. Ты лучше всех других стреляешь и охотишься. У тебя самые красивые глаза. И самые нежные руки. Глаза Кейт сияли, то ли от лунного света, то ли от слез, Игритт не могла понять. Она заботливо, с видом старшей сестры, поцеловала девушку в нос и тихо прошептала: — Я люблю тебя. Они уснули в объятиях, как засыпали уже несколько ночей подряд. Так они чувствовали себя в безопасности. Так они чувствовали биение сердец друг друга. Так они были едины душой. Так они были счастливы.