суховей.

Меньше всего он ожидал встретить этого мерзкого, много о себе воображающего Вороного-мать-его-Коня. Конечно, а кому же еще ошиваться у этого ручья и строить из себя херова следопыта, Рэй уже достаточно проработал в ФБР, чтобы знать, что следы запутать даже ребенок может. А как доказать что-то по следам? Привести сюда группу экспертов и сделать снимки? А как приложить их к делу? А как приложить к делу, мать их, показания ветра? Суховей – так называется этот ветер. Он горячий, раскаленный, стекла очков запотели изнутри, что достаточно странно, и Рэй снимает их, чтобы протереть о подол рубашки, а Вороной Конь в это время выпрямляется и замечает его. — Рэй Маленький Хорек, — в который раз повторяет он дурацкую кличку, придуманную Кучем. — Пришел позагорать? Я не советую, под этим солнцем ты и сгореть можешь, ты для него слишком… слишком белый? Он смеется, скалит зубы, а ветер треплет его волосы, они липнут к щекам и подбородку. Его солнечные очки — дешевая подделка, и, кажется, одна дужка уже еле держится; Рэя так и тянет пошутить по этому поводу, а еще по поводу потертой шляпы с дурацким пером, но он молчит. Все его мысли занимает дело убитого, мучающий вопрос – почему? Почему именно это убийство? Почему, как справедливо подметила Мэгги Проворная Медведица, ФБР проигнорировало кучу других смертей, а взялось именно за это дело? Левой еще с самого начала, как только задумался об этом, решил не спрашивать у Куча. К черту Куча, он пусть и профессионал, но слишком много утаивает, а чужие секреты Левою ни к чему. Если только они не противоречат закону. — Законы Штатов на этой территории не имеют никакой силы, — тем временем замечает Вороной Конь, как будто услышав его мысли. — Так что, не тяни с тем штрафом. Рэй внимательно смотрит на него, как будто впервые видит, а затем (ветер виноват, ветер, а кто же, черт подери, еще?) быстро шагает ближе и бьет по лицу. Не одним из тех методов, каким учили в Куантико, а наотмашь, по-фермерски. Сбивает шляпу в пыль, ломает гребанную дужку до конца; костяшки приятно ноют, отчего-то влажные. Вороной Конь удерживается на ногах с трудом, прижимает ладонь к лицу, а волосы по-прежнему развеваются, темные пряди переплетаются с седыми у самого лба. Он не кричит, не ругается, но, когда отнимает руку, Рэй видит, что она вся в крови, как и его подбородок. — Ты забыл свое место, индеец, — говорит Рэй. Он не хочет говорить этого, но слова выбираются наружу, как блевотина, против его воли. — Твое место в одном из этих поганых трейлеров, в вашем сраном третьем мире. Я приехал сюда разобраться, и если ты будешь мне мешать, я отрежу эти длинные волосы и запихну тебе их в глотку. Полицейский по-прежнему смотрит. Кровь сохнет быстро, но, когда чужая ладонь с силой проходится по груди Рэя, на рубашке все-таки остается алый след. Алый и горячий. Левой больше не пытается ударить индейца, он ждет ответного удара, он знает, что хуже индейцев нет дикарей. По крайней мере, так говорил Куч, а Куч… профессионал в своем деле. Но Вороной Конь со вздохом поднимает свою шляпу и плетется прочь, словно побитая собака, пусть и гордо, вскинув голову. А вот Рэю паршиво. Рэй чувствует себя куском белого дерьма, да, именно так он себя и чувствует. Он кричит вслед полицейскому, а потом пытается его догнать, но какая-то неведомая сила не дает ему это сделать, останавливает, замедляет движения, заставляет увязнуть в песке и упасть на колени. Он думает – это ветер виноват. Горячий, своевольный ветер, который может разговаривать, если его слушать. Он думает, что Куч все-таки последняя сволочь, как и он, Левой, как и этот Морган. Он пытается встать, но теряет сознание, и последнее, что видит перед собой – это окровавленное лицо Вороного Коня. Извиниться он так и не успевает.