Нихилени

После того, как они расстались с караваном чернорясых монахов, Ан пришлось тащить Осана на себе. Она попыталась было пристроить старика на спину Кела, но у него осталось слишком мало сил, чтобы держаться, а Кел никак не мог понять, что от него требуют идти ровно и плавно. Впрочем, возможно, оно вышло и к лучшему. Перед их путешествием Осан попросил, а Ан пообещала, что он не заметит, как умрёт, и глупый монах вообразил, что она убьёт его, свернув шею. Каждый раз, когда Ан оказывалась у него за спиной, он вжимал голову в плечи и замирал. Она сердилась и молчала. Он давно её знал – и считал настолько глупой и неспособной на выдумку? Ей очень хотелось ему всё высказать и высмеять его страхи. Но она молчала и теперь с облегчением, которое было только ей доступно, слушала его болтовню. Как всегда, Осан не мог не болтать, хотя каждый вдох давался ему со всё большим трудом. – Ты ведь помнишь? – раз за разом спрашивал он, вспоминая их первую встречу в этих руинах. Ан помнила. Тогда еще юному Осану пришло в голову, что он сумеет найти в руинах города душу Прародителя и вернуть его к жизни. Монашек, разумеется, ничего не нашел, зато угодил в промоину под улицей и сломал обе ноги. Ан дотащила его до монастыря детей Благодетелей, и все время Осан болтал, болтал обо всём, о своём боге, о его детях, о Городе, о людях, что тут жили и снова о своём боге. В его глупого бога Ан, разумеется, не верила. Как Прародитель может быть богом, если он давно умер? Но чем-то он её зацепил, и с тех пор Ан иногда забредала к монахам, узнавала у них новости и не появился ли отец, а монахи в обмен на стол и кров узнавали у нее новости из мира. Их дружба вышла очень странной, если вообще ее можно было назвать дружбой. Но уж что есть. Поэтом Ан согласилась проводить умирающего старика в его последний путь и старалась всегда быть в поле его видимости, а в последнюю ночь, на берегу серой реки около брошенного парка в тени огромных домов-ульев вколола Осану не морфий. – Ты ведь помнишь? – спросил старик перед тем, как уснуть в последний раз. Ан ничгео не ответила. Она помнила, всё помнила и никогда ничего не забывала, особенно то, что значит быть одной. Ан похоронила Осана в старом парке около летнего театра, на берегу давно заросшего пруда, посидела рядом и, когда небо снова заволокло дождевыми облаками, а мир стал серым, пошла дальше, потому что больше ей там делать было нечего, пусть в парке и осталась, наверное, единственная её могила. Она планировала догнать караван чернорясых монахов, с которым они вошли в город, до Моста, чтобы переправиться на тот берег с ними. Если их предводитель, странноватый крикливый монашек, не поменял маршрут, то у неё ещё оставалось время. Чернорясые верили, что Город был когда-то построен их великолепный Прародителем и его детьми, и быстро пересекать руины не будут. Чернорясые вообще последние годы стали часто устраивать сюда паломничества. Их унылые караваны тянулись по разбитым асфальтовым дорогам и время от времени оглашали угрюмые остовы зданий нудными гимнами во славу кумира. Часто караваны не доходили до того берега. Каким бы место не считалось, священным, проклятым или всем вместе, отщепенцев и изгоев, которых выгоняли в руины из окрестных поселений, в Городе всегда хватало. И им всегда хотелось выжить. Ан вышла на старый проспект, где обычно проходили паломники и торговые караваны. Он шел через северную часть города мимо покосившихся домов-башен к большой пустой площади, от которой отходили десятки таинственных улочек. Самая широкая из них вела на следующую площадь с разрушенной старой крепостью. Дальше лежали руины бетонного моста и путь вдоль реки на юг к железному мосту. Большинство караванов гибло после достижения первой безымянной площади. Мало кто знал Город хорошо, а большинство вовсе верило, что каждой ночью здешние дома меняют своё местоположение, и что Город разумен и может поглотить неугодных. Ан намеревалась перехватить караван до площади. Во-первых, так не придётся искать их по проулкам, во-вторых, она знала дорогу к Мосту. Да и в случае нападения она сумеет отбить хоть кого-то из чернорясых, чтобы тот перевел её на другой берег. Если раньше караваны чернорясых были похожи на вооруженные выезды, то в нынешние безумные хорошо, если хотя бы у пары монахов были ружья. Остальные же верили, что Прародитель их защитит. Разумеется, не защищал. Ан даже подозревала, что таким образом особо ушлые пастыри общин вдоль реки избавлялись от лишних ртов и неугодных, но Осан умер, и спрашивать больше было не у кого. Ан ждало разочарование. Остатки каравана нашлись в проулке за площадью, и она даже не удивилась, потому что в такой день всё должно быть ужасно. Ослики пропали вместе с двумя телегами. Часть мешков и священных хоругвей валялись на земле вперемешку с трупами монахов. Ан обошла их, тыкая в тела носком сабатона. Но спокойное поведение Кела выдавало, что живых тут нет. — Ну и что мне делать? Железный зверь, разумеется, ничего не ответил. Ан порылась в оставшихся мешках. Напавшие забрали всё съедобное, вывернули карманы и сняли почти всю обувь с трупов. Чемоданчик с документами и грамотами от пастыря общины тоже пропал. Ан оглянулась на трупы. Несомненно, разграбившие караван вернутся за барахлом, которое не смогли утащить сразу. Возможно, за телами. Когда напавшие вернутся, можно будет их убить. Только зачем? — А вот нечего мне делать, — подвела итог Ан, села на остаток телеги и задумалась. Можно попробовать выследить напавших и отбить сундучок с бумагами. Это вполне возможно. Или пойти искать прямо сейчас, пока следы не пропали, или подождать возвращения за одеждой и брошенным барахом. Вот только что это ей даст? Сундучок с документами, которыми без чернорясых она может подтереться? Ей нужно на другой берег, а не вернуться к пастырям Серых Холмов с новостью, что лишние рты успешно ликвидированы. Сколько там, шестнадцать было? — Хм. Ан пересчитала тела. Одиннадцать. Куда делись ещё пятеро? Она на всякий случай обошла место разгрома ещё раз. Двенадцать. Всё равно, четверо куда-то делись. Она стащила трупы в кучу и осмотрела лица. Ан не могла похвастаться дружбой с каждым из чернорясых. Большую часть совместного пути она провела с Осаном, а его добрые и сострадательные братья были рады спихнуть со своих плеч заботы об умирающем. И всё же Ан узнала большую часть тел. Пропали четверо ещё крепких и здоровых монаховов. Возможно, их захватили, чтобы обратить в рабство. Или съесть. Человек - не очень питательная тварь, но какое-то разнообразие в рацион местных жителей четверо здоровых мужчин должны были внести. Хотя каннибалы вряд ли бы бросили здесь тела. Старики, конечно, не очень вкусные, но голодающие едой не разбрасываются. — Попробуем найти наш пропуск? — предложила Ан Келу. Зверь равнодушно мотнул тупой железной мордой. Он ковырнул лапой труп монаха. Потом лег на землю и понарошку спрятал нос под лапами. Он не любил жрать мертвечину. — Как хочешь. Пойдём тогда, найдём тебе что-нибудь посвежее и не такое дряхлое. Не смотря на дождь и огромные просторы Города, Ан не пришлось долго искать. Напавшая на караван банда особо не скрывалась. Часть напавших то ли отстала, то ли специально покинула их основную стоянку ради развлечения. Дюжина вырожденцев с беспечным гоготом вешала на ржавой электроопоре человеческое тело в бесформенных лохмотьях. Приближающегося в стене дождя чужака они не заметили. Ан с полминуты раздумывала, стоит ли подходить. Тело не подавало признаков жизни, да и сундука с документами рядом не было. Один из оборванцев пнул тело, и оно дёрнулось, вызвав ещё один приступ гогота. Значит, этот живой. Ан посмотрела на Кела. Зверь нетерпеливо бил себя по бокам хвостом и пристально смотрел вперёд. Дождевые капли скатывались по его широкой угловатой морде. Сколько она уже его не кормила? Ан погладила железную голову Кела и направилась к банде. Оборванцы заметили появление из дождя железной фигуры лишь когда Ан свернула одному из них шею. Ещё двоих, попытавшихся кинуться на неё с кусками арматуры, Ан уложила ударами стальных перчаток. Остальных добил Кел. Своих жертв он просто передавил, стащил в кучу и начал неторопливо выедать сердца. Только короткий хвост возбужденно колотится о разбитую дорогу. — Хороший мальчик, — Ан вытерла испачканные руки и похлопала железную шею зверя. Кел потёрся, как кот, о её руку большим лбом. Его горящие глаза как будто бы стали ярче. Прошло уже много времени, с тех пор, как Ан последний раз всерьёз пыталась разглядеть в этих стекляшках прежнего Кела. Но до сих пор она считала, что старый друг может быть жив под бронированным панцирем в сердце-камне. Иногда, когда становилось совсем плохо, эта мысль давала немного утешения. Жертва банды валялась в грязи там, где её бросили. Конец верёвки ещё держался на опоре, словно ожидал того, кто закончит дело. Ан осмотрела и висельника. Ничего интересного. Молодой долговязый мужчина, слишком развитый и здоровый для этих мест, был покрыт кровоподтеками, ожогами и вымазан в грязи. Чёрная ряса порвана, а часть одежды вовсе пропала. ...Когда-то ей встретился один такой, в такой же чёрной рясе. Ан прошла с ним на горбу три дня, защищая от городских банд и серых тварей. Кто тогда мог знать, как закончится их история. Внимание Ан вернулось к убитым. Она принялась осматривать тела в поисках полезного. Трофеи оказались очень скудными. Кроме сердец в уродливых от недоедания грудных клетках, вшивых лохмотьев и кусков арматуры у оборванцев ничего не было. Единственной ценной вещью оказался тяжелый клевец из желтоватого металла. Длинная рукоять с одного конца заканчивалась орлиной головой с тупым клювом, с другого - сбитым о камни набалдашником. Ан взяла клевец обеими руками и с размаху ударила им воображаемого врага. Отлично. Ан ещё немного покрутила оружие в руках. Прекрасная вещь. Только как она оказалась у нищих выродков в давно брошенном городе? Впрочем, это не важно. Она отёрла клевец концом плаща и ещё раз описала клювом круг в воздухе. Кел как будто бы насмешливо дёрнул мордой. — Ой, замолчи, — Ан опустила посох. Кел подошел к висельнику и принялся тыкаться в него мордой. — Отойди, он мне ещё нужен, — она отогнала зверя в сторону и осмотрела недобитка. Ворот рясы висельника был разорван, штаны тоже. Их остатки болтались где-то у колен. Бёдра, ягодицы и пах были покрыты синяками и мелкими ожогами. На ногах чернорясого остались неплохие сапоги. Удивительно, что их не сняли. Или думали снять с трупа? Ан подрезала шнуровку и сняла оба сапога. Внутри правого, к её удивлению, оказался тайник: тоненькая пластиковая папка с какими-то бумагами. Нахрена монашек спрятал эти документы? Неужели никто не догадался проверить? Ан развернула папку так, чтобы внутрь не попала вода, и прочитала первый лист. "Сим удостоверяю, что брат Меркий, бывший некогда верным Меттом ан Маре, идёт из дома молитвы над Тремя реками в дом госпожи милостивой, Дамы Расколотого Сердца"... Ан поморщилась. Почему эти фанатики не хотят использовать нормальный язык, а пытаются изображать убогое подобие якобы чего-то древнего? Не знаешь древнего языка, так не трогай! Но нет, что не святоша, то сыплет тяжёлыми, якобы старинными фразочками. Имена ещё меняют, даже читать противно. Она ещё раз посмотрела на монашека. Хотя лица было не узнать, Ан была уверена, что монашек из её каравана. Она убрала документы в сумку на спине Кела и вернулась к висельнику. Более тщательный осмотр показал, что чернорясый жив. Без сознания — ещё бы, после таких побоев! — но жив. — Так значит, ты у нас дитя Благодетелей? — пробормотала Ан, рассматривая лицо мужчины. Одного глаза у него не было, остальное было избито, и она, как ни старалась, не могла вытащить его образ из памяти. Да и имеет ли смысл вспоминать того, кто сейчас отправится за Осаном? — Как ты думаешь, — Ан прислонилась к боку подошедшего к ней Кела. — Он выживет? Зверь едва заметно дёрнул мордой. Недоволен. Ан обернулась и погладила металлическую морду. Кел изобразил, что ему нравится, и толкнулся в ладонь. Она иногда задумывалась, почему он так себя ведёт. Какая-то программа, или он правда чувствует, когда она хочет от него отклика? А может быть, всё проще, и она додумывает то, что хочет от него видеть? — Не злись. Нам он ещё пригодится. Сократим себе путь на тот берег... А если что, съешь его, — она клюнула нижним концом своей маски железный нос. Кел несколько раз помотал головой, потянулся и лёг на землю. Ан подняла висельника и закинула его на спину зверю. Кел оскалил клыки и поднялся. Ан ещё раз оглядела убитых. Плащ одно из них она сочла вполне пригодным к носке. Как только висельник сможет стоять — а она позаботится, чтобы это случилось как можно быстрее — пойдёт на своих двоих. Кел не верховое животное. — Идём, — Ан подняла клевец и пошла прочь от места расправы.