Нихилени

Дом чуть на отшибе от поселка выглядел, как старая черепаха с прогнувшимся грязным панцирем. Ночью в неясном свете молодого месяца, он показался бесформенным чудовищем, решившем сдохнуть рядом с людьми. В кабаке Ан посоветовали не обольщаться неказистым внешним видом строения и не соваться внутрь, в красках расписав все, что с ней сделает хозяйка дома. Мол, может быть, съест, а может быть, вывесит, как предыдущих глупцов, на своём заборе. Тогда, как рассказали Ан, пришлось отправлять к безумной старухе целую делегацию с просьбой уважить местных и разрешить снять трупы, которые страшно воняли на летней жаре. Ан поблагодарила за совет и перевела тему. Потом обошла дом, ища прорехи в заборе. В одном из окон она заметила мелькнувший огонёк сальной лампы. Подходы к крыльцу были завалены самым разным хламом, и Ан ушла. Утром она перепрыгнула через забор и открыла калитку для Кела. Двор был неопрятным и безжизненным. Скотину хозяйка не держала, зато натащила самого разного хлама. Здесь стоял старый автомобиль без покрышек, за ним за прислоненными досками угадывался кузов автобуса. — Эй, хозяйка! — Ан встала посреди свободного пяточка двора и подняла руки. — Надо поговорить! Отзовись! Ответом была тишина. На дворе не было ничего живого, если не считать трёх лениво дремлющих на нагретом шифере кошек и копошащихся по горами мусора мышей. Ан велела Келу поискать другой вход и поднялась на когда-то красивое крыльцо с террасой для чаепития. Теперь вместо стола стоял трёхногий пластиковый стул, на нём горшок с чахлой петунией, а за ним — грязные пластиковые бидоны. Дверь в дом была не заперта, и Ан без проблем вошла внутрь. Кел, не найдя других путей, мягко поднялся на крыльцо следом и сел на порог. Внутри дом выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. Наклонности тётушки, вызывавшие в былые времена лишь насмешки и сожаления, явно перешли все границы разумного и превратили дом в помойку. Вдоль стен стояла самая разная мебель: шкафы, стулья, табуретки, какие-то полочки. Каждая свободная поверхность оказалась заставлена пыльными стопками коробок, тюков, одежды, старых журналов и каких-то обломков. Обои покрывала грязь, паутина и ряды декоративных тарелочек, плетеных панно, ковриков и рамочек. Ан потеряла стекло одной из рам и обнаружила, что она пуста. — Хозяйка, надо поговорить! Тётя! — Ан заглянула в кладовую за ситцевой занавеской. Ничего, только завалы из коробок и старой техники. Ан отвернулась от кладовой и поднявшегося в воздух облака пыли. Комната, куда она прошла через коридор из мусора, была похожа на кухню, и здесь же встретились первые следы хозяйки дома. Керосиновый примус стоял около окна, настолько грязного, что свет через него почти не проходил. На широком обеденном столе стояли стеклянные банки и несколько сложенных друг в друга дырявых кастрюль. Столом тоже не пользовались, только уголок был расчищен от хлама, рядом же стоял почти свободный стул. Ан посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж. Вряд ли это шаткое строение выдержит ее вес или тушу Кела. Зверь держался чуть позади неё в коридоре. Железный бок задел стопку барахла на табуретке, и она с невообразимым шумом рухнула на пол. Ан вздрогнула. Поднялось облачко пыли. Кел покрутил мордой и, получив её молчаливый приказ, попятился назад и лёг около чулана. — Тётя? — Ан положила на край стола свою сумку. В доспехах посреди всех вещей она чувствовала себя очень неуютно. Случись что, она не сможет толком двигаться, не рискуя споткнуться или вовсе оказаться под завалом. Тихо скрипнула ступенька лестницы. Ан замерла, потом, когда скрип раздался снова, развела руки в сторону и медленно повернулась к чёрному проёму в ковре из рамочек и панно. Из темноте появилась женщина. Ан не ожидала увидеть то, что увидела. Это была старая, сухая и очень серая женщина в многослойной старой одежде, как будто она страшно мёрзла. Маленькое лицо сморщилось, глаза близоруко щурились, а тощие руки едва держали тяжелое охотничье ружьё. Оружие тоже выглядело очень старым и неухоженным. Ан ожидала увидеть вовсе не… такое. — Ты кто? — хрипло спросила женщина. — Добрый день, тётушка. Я Ан. Бесприютная. Помните меня? — она медленно подняла раскрытые ладони на уровень плеч. — У Ан было человеческое лицо. Снимай эту морду. — Только опустите ружьё. — Да сейчас, разбежалась! — А если вы выстрелите? — Ан чуть повернула голову, чтобы лучше разглядеть ружьё. Ей показалось, или спускового крючка нет?... — Снимай я сказала! За спиной тёти появилась массивная тень бесшумно вставшего на ноги Кела. Мигнули желтым глаза. Ан молча сняла шлем, потом маску. — Вот видите же. Жадина молча прищурилась, потом достала из кармана своего халата очки и нацепила их на нос. — Я так сильно изменилась? — Да как будто я тебя много разглядывала, — тётушка опустила ружьё. — Ты жива. — Как видите. — Мне наплевать, если честно. Живи, мне не мешаешь. Чего ты тут забыла? Мне никто не нужен. — Просто проходила мимо, услышала о вас и решила зайти. Вы мне всё-таки не чужая. Я рада, что встретила кого-то из семьи. — Не взаимно. И многим ты о себе разболтала? — Что я ваша родственница? Никому, разумеется. Тётушка, я не с пустыми руками. Давайте я все покажу, а вы уже решите, гнать меня взашей. Жадина прищурилась и скривила губы. Ружьё медленно, очень медленно легло на стопку старых газет рядом с тётей. — Показывай. Ан принесла с собой несколько хрустальных стаканов, кусок цветного стекла, три юбилейные ложечки с портретом уже давно забытого всадника на коне и большой никелированный чайник. Всё было чистым, блестящим и безумно дорогим по нынешним временам. Кое-что было честно куплено, кое-что честно заработано, кое-что досталось не очень честно, а ложечки она украла. Тётушка перебирала вещи, пробовала их на зуб и гладила, как живых. — Рада, что вам нравится, тётушка. — Спасибо, милая, — Жадина взяла на руки большой чайник. — Ты всегда была хорошей девочкой, в отличие от твоих кузенов и… — она поджала губы. Потом поставила чайник на стол. — Почти такой же хорошей, как мой мальчик. Тётушка переставила несколько банок на буфете и водрузила на освободившееся место чайник. Потом передумала, составила банки со стола на пол и поставила чайник рядом с примусом. — Усаживайся, милая, я тебя чаем угощу, — ворковала Жадина, копошась в своём барахле. — Спасибо, тётушка. Я обрадовалась, когда узнала, что кто-то из семьи жив. Я думала, я вообще одна осталась, — Ан оглянулась в поисках места, потом вздохнула и села прямо на стопку каких-то тряпок на табурете. В громоздких доспехах среди множества давно никому не нужных вещей она чувствовала себя неуютно. В доме пахло пылью, сыростью и чем-то, что Ан никак не могла вспомнить, но что ассоциировалось у неё с погребами, затхлостью и заброшенностью. Всё её существо требовало немедленно убраться отсюда. Ан посмотрела налево, на тётушку около буфета, потом направо, на стол. Кел по её приказу снова лёг так, что слился с тенями коридора. Только поблёскивали жёлтые глаза. Глядя на тонкие руки тётушки Ан не удержалась и всё же достала из сумки три банки с консервами. Не старые. Севернее этих мест снова научились делать закатки. Тётушка угощению страшно обрадовалась, одну, меньшую банку с речной рыбой открыла, остальные припрятала в буфет. За приоткрывшейся дверцей Ану видела стопки жестяных банок, на части которых ещё сохранились бумажные этикетки. Вот и поддавайся жалости. — Ну как же так, никто не остался! Должен же был остаться кто-то из наших. Вот про тебя я не знала, милая, а ты появилась. Наверняка кто-то из наших ходит ещё или живёт где-то далеко, как Ювелир, — Жадина достала из буфета старый жестяной чайник и, потерев бок, водрузила его на примус. Потом налила воды из пластиковой баклажки и разожгла огонь. Запахло бензином. Ан с трудом удержалсь от того, чтобы не поморщиться. — Ой, вы знаете, где Ювелир? Я про него ни слова не слышала, даже про вас узнала тут случайно. Мне сказали, что тут живёт коллекционер, и что я могу вам продать вот это всё. А я послушала и поняла, что тут живёт не просто-то коллекционер, а именно вы. Тётушка хихикнула. — Коллекционер, говоришь? Да, мне иногда приносят вещи на продажу. Последнее время всё меньше, я уже не такая, как раньше, плохо вижу. Глаз уже не тот, совсем не тот… Хм, о чём это я? Ах да, чай, милая, я напою тебя чаем. Ты лучше расскажи, где ты была, что о тебе ни слова, ни весточки не было. Говоришь, никого из семьи больше не встречала? — Да, уже очень долго не встречала. Я с тех пор, как ушла из города, никого не видела. Я там с Келом жила какое-то время. Я ждала, когда мой папа объявится. Потом Кел мне надоел, мы поругались, и я ушла на юг, где потеплее. — Хм… — тётушка достала маленькую жестянку и вытрясла из неё несколько чёрных крупинок в ладонь, пересчитала, и ссыпала в чайник. — Я потом узнала, что очень сглупила. Оказалось, что буквально через несколько недель в Город вернулся Совершенный… Вы же помните дядю? И с ним ещё много кто. — О да, я слышала об этом, — тётушка пососала палец, внимательно разглядывая Ан сквозь очки. — Вас с ним не было? Жадина слишком резко поджала губы и бросила: — Не было. — Эх. Жалко. Я вот по глупости тоже ушла. Вы слышали, дядю убили несколько лет назад, и всё, что он делал для людей, рухнуло. Так жалко. Я слишком поздно вернулась в Город и узнала обо всём. Как вы думаете, тётушка? — Да мне-то откуда знать? — Жадина поставил чайник на примус и вернулась к буфету. — Милая, прибавь огня, пожалуйста. Я сейчас тебе что-нибудь вкусное найду! Ан потянулась вперёд, на мгновение отвернувшись от буфета. Пока она крутила грязную ручку примуса, на краю её зрения хлопнула дверца буфета и что-то металлически стукнуло о дерево. Когда Ан выпрямилась, тётушка уже прикрыла таинственный предмет тряпьём, некогда бывшем рушниками, и перебирала плошки за стеклянными дверцами. По приказу Ан Кел подполз чуть ближе. — Так что я всё брожу, нигде не останавливаюсь, — протянула Ан. — И что же, решила у меня осесть? Ан представила, что ей придётся жить в этом доме, и ей стало плохо. Потолок словно стал ниже, а из-под стола, где стояли ряды грязных банок и каких-то коробок протянулись невидимые руки и вросли в её тело. — Нет. Я не посмею вас стеснять. Тётушка одобрительно кивнула и достала плошку с несколькими пыльными сухарями внутри. Ан не была настолько голодна, чтобы брать это в руки. Следом на свет появились две чашки без ручек. Тётушка наклонила их к свету и оглядела, потом плюнула на свисающий с рукава лоскут и протёрла обе чаши. — Я лучше ещё поищу наших, — вполне искренне озвучила свои планы Ан. Она взяла стакан и сглотнула. — Вы сказали, что Ювелир жив. — Разве? Должен быть жив, я видела его. Когда-то. Ой, не помню, когда, но он приезжал и заходил ко мне. Он мне нарисовал моего мальчика на листке, — внезапно прослезилась Жадина. — Он как живой вышел. Твой братец сказал, что они с моим мальчиком дружили, хотя он мне никогда про своих друзей много не рассказывал. А ведь я была его мамой! Ох, будь проклят тот чёртов день и эта безродная сука, — со внезапной яростью прошептала Жадина. — И почему, почему, почему именно мой мальчик. Жадина разрыдалась. Ан открыла рот и закрыла. Такой вспышки она не ожидала и не представляла, что делать. С тех пор, как умер Боец, прошли долгие годы. Как казалось Ан, способные залечить любую рану. Её собственная рана, нанесённая Келом уже почти зажила. Братец, принёсший ей столько горя и сделавший столько добра, стал её прошлым. Грустным, от того, что на глаза Ан всё время попадался Кел, но всё же прошлым. Разве что воспоминания о Рем и отце… Если только они. Возможно, она немного понимает тётушку. — Это было ужасно несправедливо, — Ан протянулась вперёд и осторожно коснулась плеча тётки рукой в латной перчатке. Тётушка выпрямилась и неожиданно зло уставилась на Ан. — Я просила его убить эту сучку! — прорычала Жадина и швырнула на стол вазочку с засохшим вареньем. — Но что значит мой сын для этого чёртового вершителя судеб! Ан не нашлась, что сказать. Тётушка несколько раз вздохнула и выдохнула. Потом скупо улыбнулась. — Вы сказали, что Ювелир к вам заходил. — Ну да. Заходил. Ещё брошку подарил. Представляешь, он всё ещё их мастерит. Не из золота, как в лучшие времена, но тоже красиво. Если хочешь, покажу её тебе. — Буду очень рада, тётушка. А где брат сейчас, вы не знаете? — Как же, знаю.. А нет, не знаю. Он сказал, что удёт вниз к побережью, а там обоснуется около вашего, ну, детей, места отдыха. Сказал, что там людей нет, и ему будет хорошо. Обещал прийти проведать меня, но всё никак не дойдёт. — Значит, я поищу его и напомню об обещании вам, тётушка. — Ох,это было бы здорово, милая. Вы бы пришли ко мне вдвоём, и мы бы попили чай, как когда-то давно, и я бы подумала, что все дома, — тётушка широко улыбнулась, неестественно обнажив зубы. — Милая, вода кипит, выключи чайник, будь добра! — Да, тётушка. Ан перевела взгляд бок чайника на примусе. Он бы старый, с обезшей эмалью и следами пайки и ремонтов. Тот, что она принесла тёте, был совсем новый, блестящий. Ей стоило больших усилий сначала найти его, потом провести переговоры, убеждая продавца, что не стоит нарушать условия их сделки и не доказывать ей, что какой-то чайник стоит Кела. Продавец так и не позволил себя уговорить, но Ан хотя бы попыталась. Она не сомневалась, что этот новенький блестящий чайник никогда не будет использован, что как только она ступит за порог, он будет спрятан среди другого хлама, где и сгниёт, если тётушка не сгниёт прежде и её сокровища не растащат. Но это — если она выйдет из этого дома. Ан предугадывала, что может случиться. Она даже подготовила речь. Во-первых о том, что Боец тогда давно напросился сам. Во-вторых, что Ан не виновата. И в третьих, что Боец всё-таки виноват сам, пусть дядя Строитель и поступил ужасно. И Ан уж точно во всём этом не виновата, потому что была ребёнком одиннадцати лет, пусть и крайне мозговитой для своего возраста. Потом она решила не спрашивать ни о Рем, ни о дяде, и сделать вид, что она сбежала из Города сразу после конца. Потом ещё раз скорректировала свою легенду, решив, что пусть тётушка всю жизнь мало интересовалась делами окружающих, наверняка что-то слышала о захвате Города. Всё-таки, она одной из первых прибилась к Совершенному, оказывая ему посильные услуги в обмен на безопасность своего барахла. Ан мало что про неё слышала. По слухам, она окончательно сошла с ума и рехнулась, собирая пластиковые пакеты и бутылки на развалинах древних городов. В доме она поняла, что слова Умники были почти что правдой. Ан хотела попросить тётушку представить, как было бы ужасно плохо её сыну, окажись он жив и оторван от неё, и не могла бы тётушка рассказать ей, что же случилось с отцом. Ан долго подбирала слова и готовилась. И всё же, никакие приготовления ей не пригодились. Ан услышала стук о дерево буфета и увидела в своём новом блестящем чайнике движение — и развернулась. Топорик для мяса, припрятанный тётушкой за горой пакетов, метнулся к её голове. Ан оттолкнула руку тётушки. Та с неожиданным проворством удержала равновесие и ударила ещё раз. Пришлось отшвырнуть её на буфет. Жадина вместе с грудами мусора со звоном и грохотом рухнула на пол. Это её не остановило, и, извернувшись, как ящерица, она метнула топорик в голову Ан. Та едва успела поднять руки. Звякнул метал о металл. Воспользовавшись заминкой, Жадина вскочила на ноги и метнулась к лестнице. Ан схватила шлем. Чтобы тётушка не задумала и не была готова применить, победив свою жадность, против таких, как Ан, между этим чем-то и её головой будет слой металла. Тётушка облаком серых лохмотий метнулась по лестнице вверх. Следом за ней — Кел. Ан закричала, чтобы зверь остановился, но её голос потонул в грохоте падающего буфета и старых ходиков, которые Ан в полумраке приняла за прислонённый к стене шкаф. Она кинулась к лестницей. Длинный узкий лаз поднимался резко вверх, а деревянные ступени шатались под железными ногами Ан. Туша Кела снесла со стен лаза несколько рамочек и тарелочек. Сам зверь заслонял собой выход на второй этаж. — Отойди, ты, тупое животное! — Ан пнула его под зад. Кел обиженно поднял окровавленную морду и продвинулся вперёд. Ан выругалась и присела рядом с телом Жадины. Проверять, жива ли она ещё, было бессмысленно. Кел перегрыз ей шею, почти отделив голову тётушки от её тощего тела. — Что ты наделала, скотина тупая?! — Ан не выдержала и от души пнула зверя в бок. Кел молча уставился на неё желтыми глазами и прижался к полу, как нашкодивший кот. Ан ударила его ещё три или четыре раза, пока не остыла, и осознание бессмысленности происходящего не достигло её разума. — Ты все испортил, — Ан оглядела носок сабатона, потом бок Кела, на который пришлись удары. — И что теперь делать? Кел все еще пристыженно лежал на полу и елозил по нему хвостом. Ан до сих пор не решила, да и не знала, кем его считать и как реагировать на его поведение. Не верить признанию Умника у нее не было никаких оснований, но и считать эту металлическую машину своим братом она не могла. Это был не Кел. Ее Кел был козлом, предателем и трусом, много чем еще, но не этим. Зверь смотрел на нее желтыми глазами и, как виноватый кот, поскреб пол когтями. — Да не злюсь я, — Ан посмотрела на тело тетки. Мертвая Жадина выглядела еще более жалкой и маленькой, нежели живая. Неподвижное лицо с приоткрытым ртом смотрело в стену, и принадлежало древней старухе. Ан вздохнула и села на пол. Кел прополз вперед и ткнулся мордой ей в локоть. Ан помедлила и положила ладонь ему на лоб. Хвост зверя принялся биться о пол. Ан решила, что это значит радость. Она научилась отдавать ему приказы, научилась чинить, но до сих пор не понимала, как Кел стал вот этим большим глупым то ли медведем, то ли котом. — Что же ты наделал, придурок. Вот почему ты всегда всё портишь? — вздохнула она. Они просидели так несколько минут. Или часов. Ан не знала. Все её усилия и так тяжело давшееся притворство — всё было зря. Она устала, и ничего не узнала, опять. С трудом досчитав до ста, она поднялась на ноги. — Придется нам обойти всё море. Из-за тебя, тупое ты животное. Зверь, почувствовав, что её гнев прошел, вскочил на ноги и радостно завилял задом. Кел порывался сожрать сердце тётушки, но Ан не дала. Она уложила Жадину на кровать в ее комнате и накрыла разорванную шею тряпкой, похожей на шарф. Комната выглядела так же плохо, как и остальной дом. На старом пыльном ковре над кроватью Ан нашла две старые фотографии. На одной ещё молодая и красивая тётя держала на руках крупного круглощёкого младенца, а на второй уже выросший Боец обнимал мать, которая рядом с ним казалась маленькой и хрупкой. Ан задержалась у этих фотографий. Она попыталась вспомнить отца, но образ появился с трудом, и она не была уверена, что он верный. Тётушка хранила эти образы давно похороненного сына, а Ан не вынесла из разрушенного дома ничего, кроме ящика с инструментами. Думала, ещё будут новые воспоминания. Дождавшись темноты, Ан облила хлам в спальне тёти бензином из примуса и подожгла. Горы тряпок занялись быстро. Уже через четверть часа Ан наблюдала, как вокруг дома Жадины суетятся люди и пытаются не дать огню перекинуться на их дома. Огонь вырывался из окон дом, гудели листы кровли, часть пристроек рухнула. Кое-как люди выстроились в цепочку от водопровода и пытались поливать водой хотя бы забор. Кел, не шевелясь, смотрел на людей и мерно бил себя хвостом по боку. Он был голоден. Ан взяла Кела за шиворот и повела прочь. Она успеет ещё его покормить.