С процентами

— Четыре тысячи шестьсот. Жаль тебя огорчать, но это не покроет даже процентов за неделю. Хаксу показалось, что пол уходит у него из-под ног. Его бросило в жар, потом в холод и снова в жар. Лицо наверняка уже пошло пятнами — обычная реакция организма, которую он безуспешно пытался побороть долгие годы. — Как это… Как же это ты насчитал? — спросил Хакс, упершись вспотевшими ладонями в прилавок, стеклянная поверхность которого была покрыта жирными разводами. Рен с отвратительным причмоком облизал леденец. Всякий раз, когда он что-то говорил, конфета клацала о зубы; похабно торчащая изо рта палочка была измазана ярко-красной смесью слюны и подтаявшей карамели. Рен снова сгрёб лапищей запонки и покачал их в руке, прикидывая вес. А потом положил рядом с модной моделью «Ролекса» и тоненьким обручальным кольцом из розового золота. — Неплохо. Восемнадцать карат. Во сколько они тебе обошлись? Примерно два куска? Так, теперь кольцо — ещё тысяча. Погоди, ты что, отвалил больше? — Полторы, — ответил Хакс, отметив, что в этот раз его голос прозвучал увереннее. «И на том спасибо», — продолжил он мысленно и прикусил щёку. — Мне кажется, тебя развели, но ничего страшного. Пойду тебе навстречу. Тысяча двести. Получается три двести. Я плачу шестьдесят процентов стоимости — выходит около двух тысяч. Прибавляем две шестьсот за часы, и вуаля. Рен опять шумно причмокнул и, вытащив леденец изо рта, указал им на «Ролекс» для выразительности. — Смотрю, ты порываешься сказать, что это всё чушь собачья, новенькие часы стоили семь штук, а я граблю тебя средь бела дня, предлагая всего сорок процентов. Ну давай, валяй. Я не кусаюсь. — Ага. Семь с половиной, — выдавил Хакс. Капелька растаявшей карамели скользнула вдоль палочки и, не запачкав пальцев Рена, шлёпнулась на стекло. — Да, ты прав, это грабёж, — спокойно произнёс Рен, щёлкая замком где-то под прилавком. — Такие дела. Не пойми меня неправильно, часы отличные, но честно говоря, сейчас они мне без надобности. Он извлёк откуда-то снизу замшевую подставку и водрузил её на прилавок. На ней плотными рядами лежали массивные циферблаты с безелями* — белые, черные, зелёные, синие. Мерцание стали, золота и кристаллов почти ослепило Хакса. — И это только то, что под рукой, — сказал Рен, возвращая подставку на место. — Поэтому две шестьсот. Соглашайся или проваливай. Именно в этот момент из настенной плазмы раздался очередной гортанный стон, заглушивший на мгновение влажные хлюпающие звуки и шлепки кожи о кожу. Хакс съёжился. *** Прошло не так уж много времени с тех пор, как он, кипя праведным гневом, вёл машину вдоль железнодорожных путей, всё больше углубляясь в хитросплетение незнакомых улиц, следуя указаниям GPS. Будучи уверенным в своём полном моральном превосходстве, Хакс полагал, что пара крепких слов поможет разобраться с ситуацией. Ну или угроза судебного иска. А потом он планировал окончательно порвать если не с Орсоном, то хотя бы с этими абсолютно отвратительными и унизительными делишками. Он должен был догадаться, чем обернётся этот день, задолго до того, как шагнул внутрь грязного захолустного ломбарда. Оформление было точь-в-точь как в вечерней новостной хронике или в сериале «Место преступления». Не хватало только полицейской ленты. Переливающаяся розовым неоном вывеска «Наличка за золото», решетчатые окна и беспорядочно усыпанная наклейками («оружие», «мгновенные займы», «покупка-продажа-обмен») дверь. Облупившаяся краска, отваливающаяся плитка и стёкла, которые, судя по всему, никто никогда не мыл. Да. Он должен был понять, что всё идёт наперекосяк, как только наступил на жвачку при выходе из машины. С трудом оторвав начищенную до блеска туфлю от тротуара, Хакс выругался и нажал кнопку на брелке, запирая Лексус. А потом, опёршись на раскалённый металл, целую минуту безуспешно пытался отскрести резинку о бордюр. Он не верил в предзнаменования и проклятия. Но если липкие остатки на подошве не были знаком, то уж залепленный жвачкой разъём в парковочном автомате наверняка им был. Чёрт его дери. Возле магазинчика слонялись подозрительные личности в рубашках с рваными рукавами; Хакс был уверен, что у самого коренастого за пояс сзади был заткнут ствол. Зайдя внутрь, он увидел развалившегося в кресле черноволосого парня с трёхдневной щетиной, который сосредоточенно наблюдал за клубком тел на экране, закинув обтянутые джинсами ноги на прилавок. — Это… — Хакс запнулся. Его глаза метались между мускулистыми плечами парня, леденцом, который тот перекатывал во рту и занимающим весь экран раскрытым розовым круглым задом с треугольником незагоревшей кожи. Пока он смотрел, угол съёмки изменился, изображение увеличилось: на упругой ягодице расцвёл багровый отпечаток ладони, а потом раздались громкие, жалобные стоны. — Я, хм, ищу Кайло Рена. И не мог бы ты это выключить? — Ты его нашёл, — ответил парень. Медленно повернув голову, он равнодушно скользнул взглядом по белым отутюженным брюкам, розовой рубашке с принтом пейсли** и снова вперился в экран. — И нет, не мог бы. Зачем пожаловал, Клубничный Бисквит? *** Глядя на любимые запонки — подарок самому себе в честь получения Орсоном долгожданной должности директора, на часы — утешительный презент от Орсона по случаю увольнения через три месяца, на чёртово обручальное кольцо, лежащее на прилавке, под стеклянной поверхностью которого хранилась целая уйма подобного, на стоящую рядом витрину с тремя выпущенными ещё до принятия закона о штурмовом оружии полуавтоматическими винтовками (судя по маркировке — русского производства) и гитарой фирмы «Фендер» (подписанной, предположительно, Бобом Россом, как ни странно), Хакс до сих пор не мог поверить, что Орсон — его добропорядочный, щепетильный, аристократичный муж — когда-либо приходил сюда. Что он вообще мог рассматривать этот вариант, не говоря о том, что он в самом деле взял деньги у этого парня за прилавком, этого Кайло Рена, который в данный момент совершенно перестал обращать внимание на присутствие Хакса и, сосредоточившись на облизывании липкой карамели неприлично длинным языком, погрузился в происходящее на экране. — О-о-о, блядь! Жёстче, папочка, пожалуйста! — завопил телек. Хакс дёрнулся и поднял взгляд. Камера отодвинулась, демонстрируя всё те же симпатичные румяные ягодицы, влажно блестящие от обильной смазки. Три толстых пальца втрахивались в растянутую, покрасневшую дырку, и пока Хакс наблюдал, к ним добавился четвёртый, очевидно, разрабатывая парня для фистинга. — А что насчёт тачки? — вдруг спросил Рен, развернувшись. На его левой руке Хакс заметил вульгарную татуировку — меч со странной гардой, пронзающий искорёженный рыцарский шлем. — Я выплачиваю кредит. И не собираюсь её отдавать, — ощетинился Хакс. — Послушай, у нас… то есть у моего мужа нет таких денег, я предложил тебе всё, что смог, и… — Хм, — продолжил Рен, словно не услышал его, — на что же вы потратили семьдесят пять кусков, если не на машину? У Хакса перехватило дыхание. Тело будто свинцом налилось, ноги прилипли к полу. — Я… Что? Этого не может быть. Семьдесят пять тысяч долларов? — О-о-о, ты не знал? Неловко вышло. Я-то думал, ты сюда заявился, чтобы убедиться, что проблемы будут лишь у твоей худшей, судя по всему, половины. — Пятнадцать. Он сказал, пятнадцать, — прошипел Хакс. То, как Рен посмотрел на него, можно было даже принять за жалость. С натяжкой. — Итак, подведём итоги. Моих бабок у тебя нет, как, впрочем, и другой налички тоже. Нет ценностей, которые бы заслуживали внимания. Хоть кто-нибудь знает, что ты здесь? За исключением дражайшего супруга, конечно. Ну же, Клубничный Бисквит, как мне поступить? Рен поднялся и, нагнувшись вперёд, облокотился на прилавок. Хакс в очередной раз отметил (хотя восхищение омрачалось привкусом страха), как невероятно атлетически был сложён Кайло Рен. Через тонкую майку просвечивала широкая грудь, а бицепсы, вероятно, были толще бёдер Хакса. Рен вынул леденец изо рта и, нацелив на Хакса, повращал им в воздухе. — Разворачивайся. Хакс подчинился и неуверенно двинулся к двери. Позади раздался громкий грубый смех. — Не-а, не так. Просто покрутись потихонечку. Во-о-от так. Уже лучше. Хакс медленно развернулся — на этот раз осторожно — и застыл в тревожном ожидании, стоя спиной к Рену. Казалось, целую вечность ничего не происходило. Хакс прислушался к звукам позади, но не расслышал ничего кроме неприличных воплей из телека. Наконец он повернулся обратно, но увидел только лениво развалившегося в кресле Рена, который вновь уставился в экран. Почёсывая затылок, тот всем своим видом демонстрировал скуку. — Это… всё? — А ты ждал чего-то ещё? — Ну да, — раздражённо выдохнул Хакс и смутился. Он злился на себя за то, что всё ещё находился здесь, за то, что позволял этому человеку или, точнее сказать, этому неотёсанному уголовнику, этому глубоко неприятному созданию разговаривать с собой подобным образом. Хакс удручённо отметил, что его снова бросило в жар, а значит, щёки наверняка опять покраснели. Рен прыснул и наконец, слава богу, выключил звук, нажав кнопку на маленьком пульте. — Ладно, Бисквит, слушай сюда. Твой упругий попец так очаровательно выглядит в этих брюках, что я собираюсь скостить сотню. — Что? — Надеялся, что скидка будет больше? Отлично. И не говори, что я не забочусь о тебе. Иди запри дверь и повесь на неё табличку «вернусь через пять минут». Она вон там, справа. О, и рубашку сними. — Что? — тупо повторил Хакс. Рен пожал плечами. — Да что тут неясного? Дверь — закрыть, табличку — повесить, рубашку — снять. Я сделаю тебе одолжение, о котором ты подумал. Не пытайся отрицать, что хочешь этого. Хакс развернулся на ставших внезапно деревянными ногах и ощутил, как сердце подскочило и забилось в горле. Рациональная часть его разума кричала и молила продолжить путь к двери, медленно выйти, а затем, метнувшись мимо шатающихся вокруг громил, сесть в машину и поскорее убраться из города. Неважно куда, главное — подальше. В жопу всё. В жопу Кайло Рена, в жопу деньги, в жопу Орсона, который, блядь, не придумал ничего лучшего, как втянуть его в этот пиздец. Он это затеял, пусть сам и расхлёбывает. «Ты не доберёшься до машины. Орсон точно знал, что делал, когда рассказывал, что столкнулся с небольшой проблемой. Знал, что ты попытаешься разобраться во всём самостоятельно. Знал, что ты не упустишь возможности припоминать ему это впоследствии при каждом удобном случае. А сам небось уже чемоданы упаковал…» Хакс испуганно глянул через плечо. Скрестив мускулистые руки на груди, Рен наблюдал за ним с непроницаемым выражением лица. Может, зря он запаниковал? Он был почти уверен, что ему дадут уйти. Рен знал, кто он, то есть знал, кто они. Знал, где их искать, если понадобится. И всё же. Хакс медленно прошаркал к двери и, слегка повозившись, запер её на замок. Выбрав из стопки табличек нужную, он прилепил её к стеклу при помощи крючка с присоской. Когда Хакс повернулся, Рен уже вышел из-за прилавка. И оказался даже больше, чем представилось Хаксу сначала. Выше, шире. Блядь, да он был огромным. Рен по-прежнему сосал леденец, водя стремительно уменьшающимся шариком по губам, и это выглядело довольно пугающе. Дрожащими пальцами Хакс теребил застрявший под ремнём подол рубашки, пытаясь вытащить его наверх. Вероятно, следовало начать с пряжки или, может, с пуговиц на воротничке и манжетах. — Вижу, ты чертовски смущён, Клубничный Бисквит, — произнёс Рен, наблюдая за его вознёй с тем же равнодушием, с которым до того смотрел телек. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Хакс залился краской. Снова. Будь неладна его бесполезная и непослушная нервная система. У него не было причин краснеть. Как не существовало причин, заставлявших его так робеть в присутствии этого парня, нарываясь на всё новые и новые насмешки. В животе у Хакса что-то сжалось, по разгорячённому телу прошла дрожь. Наконец он справился с рубашкой и, расстегнув пуговицы, стянул её с тщедушных плеч. Кажется, Рена это не впечатлило. Прищурившись, он скользнул по Хаксу взглядом, и тому отчаянно захотелось прикрыть бледную узкую грудь скомканной рубашкой, которую он сжимал в руках, не зная, куда девать. — С каждой минутой сделка выглядит всё менее выгодной, — глубоко вздохнув, сказал Рен и протянул Хаксу руку. — Ладно, подойди ближе. Давай её сюда. Сам не зная почему, Хакс приложил максимум усилий, чтобы их руки не соприкоснулись, когда он передавал Рену рубашку. Ему казалось, что произойдёт что-то чудовищно непоправимое, если он дотронется до его кожи. Но он не сдержал раздражения, когда Рен не глядя швырнул рубашку себе за спину. — Она стоила сто долларов, ты, придурок, — возмутился Хакс. Наверняка рубашка выпачкалась в жире, или в грязи, или того хуже — в растаявшей вишнёвой карамели. — Приму к сведению. Спишем с твоих процентов. Сунув леденец в рот, Рен неторопливо расстегнул джинсы, а затем вновь ткнул конфетой в сторону Хакса. — Итак, вот как мы поступим. Ты опустишься на колени и докажешь, что я не зря трачу время. Давай, шевели булками. И помни, я делаю тебе одолжение. Рен разве что пальцами не щёлкнул, хотя с него бы сталось, подумал Хакс, опускаясь на грязный пол. Вероятно, всё ещё можно было отказаться. Подняться, найти рубашку за прилавком и надеть её. А потом выйти, сохранив нетронутые крупицы гордости и лишь слегка запачкав брюки. Вместо этого Хакс сглотнул горькую слюну и тяжело вздохнул. Потянувшись, он стащил с Рена джинсы, обнажив часть плоского живота, выпуклые бедренные кости и отвратительные татуировки, расположенные симметрично по обеим сторонам. Увитые колючими стеблями роз револьверы указывали дулами на густую чащу чёрных лобковых волос. Нижнего белья не было. С такого близкого расстояния Хакс учуял кисловатый запах пота и скривил губы. Ему нравились ухоженные партнёры, хотя не обязательно чисто выбритые, как в порно. Как бы то ни было, он настаивал, чтобы Орсон регулярно делал интимную стрижку и сосал ему только после душа — чистому и приятно пахнущему. Реновы же дикие кущи, такое ощущение, никогда не встречались с лезвием бритвы. Хакс осторожно посмотрел вниз и почувствовал, как ускорился пульс. Член Рена встал лишь наполовину, но Хакс уже сейчас мог сказать, что тот был огромным. Длиннее и толще всех членов, которые он когда-либо видел. Под его взглядом увитая венами плоть начала наливаться кровью. — Приступай, — произнёс Рен. — Или тебе нужно особое приглашение? Я должен сказать: открой свой милый ротик и соси? Тебя такое заводит? — Блядь! — Хакса передёрнуло, потому что — вопреки всему — да, так оно и было. Его член дрогнул в штанах, зацепив внутренний шов. Хакс наклонился и лизнул кончик члена Рена. Солоноватый вкус кожи смешался с горечью скопившейся в щёлке смазки. Рен зашипел у него над головой, словно ошпаренный. Приободрившись, Хакс обвёл языком вокруг венчика и, плотно обхватив головку губами, пощекотал уздечку. Он мог только догадываться, как сильно потом будет болеть челюсть. Но это всё после, а пока Хакс покрепче вцепился в упругие мускулистые бёдра и толкнулся вперёд насколько смог, заглатывая этот немытый липкий ствол сантиметр за сантиметром. Пульсирующая разгорячённая плоть, казалось, заполнила весь рот целиком и упёрлась в нёбо. Пытаясь направить член ещё глубже, Хакс втянул щёки и постарался губами прикрыть зубы, но всё равно слегка царапнул венчик. Он тут же загладил свою вину, тщательно облизав головку и толкнувшись кончиком языка в щёлку. Двигая головой, Хакс ощущал, как из уголков рта сочится слюна, стекая вниз по подбородку. Жёсткие, мокрые от пота волоски щекотали ему нос, по мере того, как он всё дальше насаживался на член. Но Хакс не думал, что получится взять его в рот целиком, не пропуская в глотку, а делать глубокий минет Рену он не собирался. Пока не собирался. Отстранившись, Хакс быстро глянул вверх, чтобы убедиться, что полностью завладел вниманием Рена. Но тот, продолжая терзать леденец, искоса поглядывал на экран. Сердито выдохнув через нос, Хакс крепко стиснул губами ствол. Он сомневался, что Рен когда-либо получал минет лучше, и твёрдо решил обратить внимание на себя. Обхватив Рена за бёдра, он дёрнул его на себя и, тяжело сглотнув, направил толстый член в горло. Глаза Хакса тут же наполнились слезами. Пытаясь выровнять дыхание, он едва сдерживался, чтобы не сомкнуть челюсти. Глухо застонав, Хакс накрыл ладонью яички Рена и, перекатывая их между пальцами, аккуратно погладил нежную тонкую кожу. Точь-в-точь так, как ласкал себя во время мастурбации. Член Рена дёрнулся и запульсировал, когда Хакс выпустил его из горла и принялся облизывать по всей длине, поджимая губы для лучшего всасывающего эффекта. Его вздохи перемежались рваными, влажными всхлипами, когда он почти полностью извлекал член и, делая глубокий вдох, раскрывал рот пошире, чтобы Рен мог вновь погрузиться почти до упора. Хакс услышал, как ускорилось дыхание Рена, а потом ощутил, как крупные руки вцепились ему в волосы, крепко зажав пряди между пальцами. Качнув бёдрами, Рен толкнулся поглубже, а потом, зафиксировав голову Хакса, с отвратительно влажным хлюпаньем вытащил член. — Не двигайся, — пробормотал Рен и провёл головкой по губам Хакса. На этом он не остановился и мазнул по щеке, оставляя липкий след из слюны и смазки. Когда тёплый бархатный кончик скользнул вдоль скулы и приблизился к переносице, Хакс рефлекторно зажмурился. Он даже не успел осознать, как плотно стиснул губы, пока Рен — влажный, солёный — не толкнулся нагло, желая снова проникнуть внутрь. — Открой, — требовательно произнёс он. Хакс потянулся, намереваясь облизать головку, но Рен не позволил. Энергично вскинув бёдра, он принялся втрахиваться в рот Хакса короткими размеренными толчками. Всё, что Хакс мог делать: дышать и сглатывать слюну, пока Рен, удерживая его на месте, наращивал темп. Движения стали грубыми, рваными; Хакс подумал, что ещё немного — и губы треснут. Громко хрюкнув, Рен кончил — внезапно, обильно. Без всякого предупреждения толстая едкая струя брызнула на язык и, заполнив рот, потекла по болезненно припухшим губам. Казалось, Рен кончал целую вечность. Хакс не хотел глотать сперму; горячая, липкая влага капала с подбородка. После того как Рен, наконец, его отпустил, Хакс поднял глаза и увидел, как тот демонстративно отвернул вспотевшее, раскрасневшееся лицо с прилипшей ко лбу прядью волос. Удостоверившись, что Рен снова взглянул в его сторону, Хакс сплюнул на пол и вытер губы тыльной стороной ладони. Конечно, привкус никуда не делся, но надо ведь с чего-то начинать. Рен усмехнулся. — Ладно. В принципе, пойдёт, — сказал он, отдышавшись. Хакс осторожно распрямился, хотя колени протестующе заныли. С мрачным раздражением он принялся искать рубашку, отметив мысленно, что брюки уже не спасти. — Куда собрался? Рубашка тебе не понадобится. Ты чё, подумал, что вот так просто отделаешься? Ты хоть понимаешь, как работает математика? — Да, я знаю, как она работает, — огрызнулся Хакс и, вытянув шею, заглянул за прилавок. Рубашки нигде не было видно. — Ну тогда давай расставим точки над «i». Рыночная стоимость того, что ты только что сделал — примерно двести долларов. Плюс надбавка за отсутствие резинки. Ещё пятьдесят. Если захочешь расплатиться натурой, то я открыт для предложений. Но тогда в ближайшем будущем ты так просто не отделаешься. Хакс повернулся и устало вздохнул. — А знаешь что? Сломай Орсону ноги. Или пальцы, или руки, или как там у вас принято. Мне уже пофиг. Это его долг. А теперь оставь меня в покое, прошу. — Ух, какие мы злые. Мне нравится, — Рен широко улыбнулся. — Ладно, Бисквит, топай наверх.