Далеко-далеко, в параллельной галактике

В проеме полуоткрытой автоматической двери черная фигура, с головы до ног закутанная в длинный плащ, лицо скрыто маской, напоминающей череп. Голос до неузнаваемости искажен вокодером. — Входите, рыцарь Рен. Генерал Хакс стоит у панели, мигающей огоньками. Он тоже в черном: черный мундир с нашивками Первого Ордена, черная блестящая пряжка пояса, галифе и такие же как пряжка блестящие сапоги. Только бледное лицо и светло-рыжие волосы разрушают цветовую гамму. — Разрешите доложить, генерал. Хакс стоит спиной к панели, заведя руки за спину. — Докладывайте, рыцарь Рен. Голос глухо звучит из-под маски, преломляясь низким механическим тембром, так, что невозможно даже определить, кому он принадлежит — мужчине или женщине. Голос четко и кратко сообщает последние новости о тайных операциях Ордена Рен: о перепрограммированных дроидах и разоблаченных с помощью Силы шпионах, об исправленных чертежах, подсунутых в качестве дезинформации и намерениях сопротивленцев, проглотивших эту наживку. — Хорошо, рыцарь. Фигура в черном плаще кивает едва заметно, качается у выхода в нерешительности. — Я могу идти? — и этот вопрос звучит как просьба не отпускать. — Снимите маску, рыцарь Рен, — так же отрывочно и сухо приказывает Хакс. Из-под плаща взлетают две руки в черных кожаных перчатках, поднимают тяжелую маску и стаскивают с головы. Миловидное женское лицо — четко очерченная линия скул, красивые губы, чуть вздернутый кверху нос, ярко-рыжие волосы и сережка в ухе, заметная из-под выбившейся пряди волос. Лита Рен улыбается сдержанно, не сводит с Хакса глаз. «Сними маску» означает «я приглашаю тебя остаться» — и она это знает. Она рада. Хакс стоит у панели, неподвижно, как раньше, опускает уголки губ, отчего на лице отражается отвращение, и только тот, кто знает генерала слишком хорошо, может догадаться: в данный момент эта гримаса значит нечто иное, скорее всего — предвкушение. — Ну? — спрашивает он, морщась. Лита расстегивает застежку плаща и сбрасывает его темным облаком на пол. Под плащом туника из плотной ткани того же цвета, опоясанная широким куском кожи, на которую подвешено оружие — раздвижная световая пика. Лита кладет ладони на грудь, смотрит исподлобья на Хакса, сжимает через одежду соски. Они набухают, твердеют, им мешает эта шероховатая ткань. Лита расстегивает пояс, готовая стащить тунику прочь, но Хакс останавливает ее. — Нет. Иди сюда. Она подходит близко, почти вплотную, он хватает ее за плечи и разворачивает спиной к себе, прижимает, гладит по предплечьями, бокам, бедрам, трогает грудь — и от его прикосновений, всего лишь через одежду, она плывет. Запрокидывает голову, касаясь затылком его груди, прикрывает глаза, ощущая, как тянет между ног и становится влажно. Замирает, забывая дышать. — Дыши! — кричит он на нее, ударяя по плечу. — Дыши глубже. И она глубоко вдыхает и выдыхает, стараясь не торопиться, усмиряя бешеный стук сердца. Спиной чувствует его грудь, в перерывах биений своего сердца — приглушенный стук чужого сердца. Кажется, оно тоже бьется быстрее? Резкими тычками он заставляет ее опустить руки по швам — она снова замирает с приоткрытым ртом, после чего следует новый окрик «дышать!» — и на выдохе внезапно обхватывает ей горло сгибом локтя. Бесполезные попытки вздохнуть, звон в ушах, все сильней и сильней, нарастает раздирающая боль в груди. Из последних сил она держится, не поднимает рук в бессильной попытке вырваться — но когда темнеет в глазах и комната идет кругом, инстинкты берут верх. Она выгибается, пытается впиться в крепко держащие ее руки — пальцы соскальзывают по ткани, непослушные, цепенеющие. Лицо Хакса наливается кровью, уши, оттопыренные под рыжими волосами, краснеют, бешено блестят глаза. Он часто дышит — неудивительно, нелегко удержать бьющуюся в конвульсиях сильную женщину — но это не только от усилия. Мир движется каруселью в глазах Литы, картинки мерцают и гаснут. Вскоре тело ее обмякает, голова падает вперед, как венчик увядающего цветка, ноги подкашиваются. Хакс кладет ее на пол, у начищенных до блеска высоких сапог, и, пока ее руки и ноги дергаются, сведенные судорогой, расстегивает штаны, достает член и брызгает спермой на лишенное осмысленности лицо с остекленевшими глазами. Лита приходит в себя через какое-то время, очень недолгое, скорее всего. Поднимается на ноги, поправляет черный пиджак и сползшую немного кожаную перчатку, озирается, пытаясь вспомнить, где она. — Очнулась? — говорит начальник отдела Пси-Корпуса Хакс, поднимаясь ей навстречу из-за стола. — На этот раз я не давал тебе поблажки… ты должна научиться отбивать ментальные атаки такой силы. Взгляд ее фокусируется на значке — греческая буква пси — поблескивающем на воротнике, а следом становиться четким и лицо шефа: большие губы, водянисто-голубые глаза, рыжие волосы. Лицо его чуть краснее обычного, как видно, даже ему нелегко было вырубить ее силой мысли. — Я буду стараться, мистер Хакс! — голос даже не дрожит, она взяла себя в руки, вот и отлично. — Я удвою время тренировок, я не подведу, обещаю! Он хмыкает, скорее одобрительно, разворачивается к столу, собирая бумаги в папку. — На сегодня все. У нас пятнадцать минут до выхода. — Сделать вам кофе? — после того, как проходит легкое головокружение, все кругом становится четким и пропадает дрожь в коленях, Лита чувствует себя совсем хорошо, и ей кажется, что стоит отблагодарить учителя за урок хоть какой-то заботой. Тот перевязывает пластиковую папку резинкой. «Да», — отвечает молча, даже не повернувшись к Лите. Что ж, прелесть быть телепатом в том, что ты можешь в буквальном смысле слова читать мысли начальства. Лита выходит, возвращается уже с чашкой горячего душистого кофе, которую аккуратно ставит перед Хаксом, к тому времени севшим в кресло за стол. — Что-нибудь еще? — чуть ли не присев в книксене, спрашивает она, и добавляет мысленно, с бесцеремонностью, недопустимой для произносимых слов, — «Минет?» И неясно, кому это предложение должно принести больше удовольствия — тому, кого оно призвано порадовать, или ей самой. Шеф откидывается в кресле, сверлит ее острым взглядом, но едва подрагивающие уголки губ говорят: он не против. — Десять минут, Лита! — укоризненно сообщает он. Опознав это как завуалированное согласие, Лита проворно ныряет под стол, становится на четвереньки — жаль он не может видеть, как обтягивает зад тесная юбка — расстегивает ширинку, достает еще мягкий, но быстро твердеющий от прикосновений член, смыкает губы вокруг. Хакс спускает вниз чашку с недопитым кофе: «Держи, вкуснее будет». Откидывается назад, закидывает руки за голову, запуская пальцы в волосы. Ему нравится эта ситуация, и он не может сказать, что ему нравится больше: ощущения ли от губ, скользящих по члену, пальцев, гладящих мошонку, или, еще больше, от потоков обожания и послушания, которые он ощущает в этой девочке, рыжей, как он сам. Можно пойти еще дальше: она открыта для него полностью, и, погружаясь в глубины чужого рассудка, он чувствует вкус кофе на чужих губах, смешивающихся со вкусом его собственного тела. Чувствует ее возбуждение, соединяющееся с его собственным в причудливый коктейль. Не глядя, он видит — чувствует — считывает — как под столом она задирает подбородок, заглатывая его член целиком, и волосы липнут на перемазанные слюной и выделениями щеки. Засунув руку под юбку, она ласкает себя, то притормаживая, то ускоряясь — она хочет кончить одновременно с ним, смешная девочка. Почему-то ему приятно, хоть, в сущности, ему нет дела до нее. Только до приятных ощущений, которые она ему дает. Пусть дает, ей же нравится. Фейерверк ощущений, своих и чужих, уносит его все дальше, и, готовый вот-вот кончить, он вдруг теряет сознание. А очнувшись, видит себя в совсем другом месте, другой униформе, другим человеком — и чувствует, что является в большей степени собой, чем когда-либо еще.