Черт бы побрал эту Гроттер!

Он уныло вглядывался в кривые строчки с непривычными формулами. Черт бы побрал эту Гроттер! Она значит, там развлекалась, в компании титанов рушила «Тибидохс», а им — и темному отделению тоже! — теперь сиди в лопухоидном мире, учи ненавистную геометрию, и жди, когда магическую шарагу отремонтируют. И главное — никакой магии, а без этого уже тошно! Нет, конечно, он магичил. Да и кто бы на его месте отказался? Это, говорят, в Англии за магию вне школы отчисляют, а у них все гораздо проще. Ну, приперся Поклеп, побухтел — ну так ж ему некогда, он ж все-таки завхоз, контролирует ремонт, гоняет богатырей Усыню, Горыню и Дубыню, да и за бочкой своей присматривает, что там у него, интересно… Вот особо и не лютует, знает, что в школе оторвется на всех, дай только повод. А он не хотел отработок. Да и взгляда глаз-буравчиков — тоже. А геометрия — сплошной ужас, бедные лопухоиды! Нет, все-таки, черт бы побрал эту Гроттер! У нее-то дядя депутат, она там, как сыр в масле, катается, а он тут сидит. И одноклассники какие-то левые, в долг не берут, на проценты их не подсадишь. Да и отвык он от этих лопухоидных денег. Блин, всего лишь третью неделю в школе, а уже, кажется, даже по урокам Тарараха соскучился! И как они живут, без магии? -Эй, а я тебя помню! — поток мыслей склонившегося над тетрадкой Семь-Пень-Дыра перебил девичий голос. Он пришел в школу пораньше, надеясь списать у кого-нибудь, но ушлые одноклассничики отказались делать это бесплатно. Ух, он бы их запуком на раз отучил так с ним себя вести, но на перстни наложен запрет, не более одной искры в день. Он поднял голову — перед ним стояла девушка. Черные, цвета новой резины на колесах КамАЗа, всклокоченные волосы, маленькие серые глазки и узкое лицо — будто их последняя встреча произошла вчера. Будто вчера она фыркала на его старенький самокат, карамельку «Барбарис» и маленькие, дешевые подарки, что он ей приносил. Будто вчера они сидели за одной партой, и она, как обычно, не обращала на него внимания. Будто вчера она смотрела на него в восхищении, когда он одним внутренним порывом превратил вредную училку в выдру. -И я тебя помню. Черт бы побрал эту Гроттер! -Твои родители говорили, что ты учишься в закрытой частной школе. Типа колледж или что-то там еще, — она хмурит лоб, кривит в издевке рот, будто не верит. «Ты? В частной школе? Три ха-ха тебе, за глупые шутки!». Он раздраженно поводит плечами, отгоняя почему-то радостные мысли «Она спрашивала обо мне моих родителей! Она мной интересовалась!» потому что это уже смахивает на мазохистские замашки Зализиной. Он — Семь-Пень-Дыр, который подвергал одноклассников унынию, едва являлся за долгами. Он маг, темный маг, которого хвалит Сам Профессор Клопп! А тут какая-то лопухоидка с глазами цвета растопленного металла. Разве тогда этого не замечал? Замечал, просто слов таких не знал. -Ремонт там, — все-таки говорит Пень, пиная сырые подгнивающие листья. Ноябрь в этом году что-то не спешил, видимо, за него отрабатывает октябрь. Говорит, потому что Она не сводит с него вопросительного взгляда. Он ей интересен? Не зря же идет вместе с ним со школы, хотя ей совершенно в другую сторону, они переехали, он узнавал от матери. И с каких это пор «она» превратилась в «Она»? «Да ни с каких» — злится на себя Пень. Всегда такой была. Просто он на время забыл. Зарыл в памяти, а сейчас, при копошении старых эмоций, вспомнил. -Там ремонт, — повторяет он уже увереннее, — А я, знаешь ли, не хочу упускать учебу. Да и школа наша не плохая, — кривит душой, и сильно кривит. Лопухоидная шарага хуже болтовни Ягуна утром после тяжелых тренировок. -Ты теперь крутой стал, — серые глаза насмешливо оглядывают хорошую одежду и недешёвые на ботинки. Дзиньк! Вот почему он так Ей интересен! -А то, — ухмыляется он, пытаясь держать лицо и не показать, что он расстроился. Расстроился, потому что его вновь оценили по внешнему виду, а не по внутреннему, — У меня очень престижная школа. И не соврал ведь. «Тибидохс» хорош, оттуда выходят отличные маги, особенно темные. Серые глаза распахиваются в восторге и восхищении. -Может, погуляем сегодня? — Она улыбается, словно заранее зная, что ответ будет положительным. -Погуляем, — кивает он, оглядываясь на дверь, — Мне пора. До встречи. Буквально сбегает от Нее в подъезд, захлопывает дверь, и несколько минут стоит, пытаясь унять непонятную дрожь. «Придурок» — думает он, вздыхая. -Там твоя тарелка дребезжит, — мама выглядывает на его шорохи в прихожей, - Постоянно. -Задолбал ты уже! — отчим не отвлекается от телика, даже не вслушивается в разговор, просто надо же отчитать пасынка. -Угу, — бормочет он, заглядывая по дороге на кухню и утаскивая себе пару бутербродов. Зудильник не перестает дребезжать, даже упав со стола на пол. Из новенькой блестящей тарелки нахмуренно смотрит Жикин. -Пе-е-ень! Прикинь! Я вот таке-е-енную девчонку на свидание позвал, — Жорик показывает ладонями округлости. Пубертатный период во всей его красе. Он хмыкает, пережевывая бутерброд, выслушивает болтовню друга, которому на заднем фоне постоянно трезвонит телефон, и Жика такой деловой подходит, берет трубку, и типа такой «да-да зайка, сегодня встреча», и кладет трубку. -Ты специально всех зайками называешь, чтобы в именах не путаться? — отставил тарелку из-под бутербродов и взял в руки зудильник. -Ага! — радуется Жикин, — Классно я придумал? -А меня сегодня девчонка погулять позвала, — задумчиво говорит он, пропуская мимо ушей болтовню друга. Больше него языком чесать может только Ягун, и то это еще не проверено. Может, и Жика даст фору тибидохскому комментатору. -Да ладно! — округлил глаза Жора, — Врешь ты все! Они не делают так! «Они не делают, — вздыхает про себя он, — А Она — да». -Куда пойдем? — не успел выйти из подъезда, как Она уже тут, как тут. Сторожила, что ли? Или ждала? -Я тебя ждала, — подтверждает его мысли. -Ты чего какой молчаливый? Каким был, таким и остался! У вас, в частной школе, что, нет таких предметов, как «этикет» там, или еще что… «Болтушка», — он смотрит на Нее и неожиданно для себя улыбается. И Она, видя его улыбку, радуется. Глаза блестят, волосы еще больше растрепал ветер, и губы уже не кривятся так ехидно, как ему помнится. Он что, увидит ее искреннюю улыбку? Протягивает руку, в попытках пригладить растрепанную прическу. Она отстраняется, настороженно глядя на одноклассника. -А почему тебя в школе две недели не было, — он разочаровано убирает руку, расстроенный, что не удалось прикоснуться к Ней. -Болела, — Она, нахмурившись, поворачивается, и они какое-то время идут, не огибая мелких луж, но совершенно не обращая внимания на испачканную обувь. Потом был магазин, куча вкусняшек, дорогих, но он совершенно не обращал внимания на цены, покупая Ей различные шоколадки, батончики, мороженое. Пропал серьезный, экономящий и даже где-то скупой Пень, на его месте оказался обыкновенный влюбленный мальчишка. А Она смеялась, улыбалась, и ему казалось, что перепачканные шоколадом щеки — это необыкновенно мило. Видел бы его профессор Клопп! Необыкновенно мило! Гадость-то какая! -Было классно! Завтра еще погуляем? Ну, после школы? — Она разглядывает его, а он будто и не слышит — только вглядывается в серые глаза и набирается смелости. -Да. Обязательно, — говорит так серьезно, что Она прыскает со смеху. -Обещаешь? — хитро прищуривает глаза. -Обещаю, — твердо говорит он, и чуть не добавив «разрази громус», но вовремя прикусывая язык. -Ну, смотри, я тебе верю, — теперь и Она вглядывается в его глаза, необычайно внимательно. Он собирается с духом, и делает шаг вперед. Его губы касаются Ее губ, и это так невероятно правильно, что у него захватывает дух. Мир вертится калейдоскопом, сменяя яркие огни, а они целуются под фонарем, будто в целом мире совершенно одни. Он кладет руки Ей на плечи, притягивая к себе ближе, ощущая тепло девичьего тела и внутренне успокаиваясь. Все так. Все правильно до невозможности. Все становится таким далеким и не важным — «Тибидохс», драконбол, должники. В данный момент его мир сошелся в этой хрупкой девушке с глазами осеннего неба. -До завтра? — шепчет Ей куда-то в волосы, вдыхая запах и прислушиваясь к ровному сердцебиению. -До завтра, — отвечает Она, отстраняясь. Он улыбается, глядя, как она заходит в подъезд. Сейчас бы он поспорил с профессором Клоппом, утверждавшим, что истинную радость и счастье темному магу приносят лишь злоключения других. Точно бы поспорил. -Семь-Пень-Дыр, — едва он переступил порог своей комнаты, как в него вперились глазки-буравчики, — С вещами на выход. -В Дубодам? — растерялся, еще не до конца понимая произошедшее. -Глупых вопросов не задавай! — рычит Поклеп Поклепыч, — В школу! Почему до сих пор не готов! -Не кричите! — огрызается он, — Родители спят. И меня вообще-то никто не оповестил. -Глупые купидоны, — ворчит завхоз, приглушая голос, — Отремонтировали школу, сегодня возвращаемся. -А… — он хотел что-то сказать, поспорить. Нельзя сегодня! И завтра тоже! Да и вообще!.. Но Поклеп грубо перебил парнишку. -Быстро! Ты не один, вообще-то! Еще Валялкина забирать, и Тузикова! Быстро, быстро! Стиснув зубы, он запихивал вещи в рюкзачок, не позволяя злым, беспомощным слезами вырваться. -О-о-о-о! Родная комната! — Жикин с удовольствием упал на кровать, — Как надоел мне этот лопухоидный мир! А тебе, Пень? -И мне тоже, — мрачно произнес он, распихивая вещи по полкам в шкафу и отгоняя предательское воспоминание, что совсем выбивало его из колеи. «-Обещаешь? -Обещаю». Черт бы побрал эту Гроттер!