Туман

Что было раньше, Марта помнила плохо, урывками. Рыжие кудри матери, такие же, как у неё самой, только гораздо длиннее, ниже талии, тёплые, пахнущие солнцем. Голубое небо, перетянутое полосами серого дыма, с птицей-дирижаблем ближе к горизонту и розоватыми облаками на западе. Трава, такая мягкая и насыщенно-зелёная, с густым тяжёлым ароматом цветов. Когда протяжные крики чаек сменились свистками полиции? Кричали что-то о контаги, чудовищах из страшных сказок, какими Марта и другие дети любили обмениваться долгими зимними вечерами или жаркими летними ночами, когда удавалось удрать от родителей. Доставалось потом, конечно, но охоту к побегам не отбивало. От жандармов так легко не убежать. Марта помнила, как волокли отца, как пыталась вырваться мать, и её длинные волосы, накрученные на кулак одного из жандармов. Как отдавались болью собственные заломленные руки. Дальше в памяти был милосердный туман, мягкий, как вата, и серый, как дым заводов. Он клубился прямо внутри головы, иногда рождая смазанные образы. Раздробленные ноги, причудливое переплетение бледной кожи, алой крови, снежно-белых осколков костей и розоватой плоти. Острую боль в голове, будто часть её отпилили и сняли, становящуюся всё более тупой и тягучей, но не прекращающейся ни на мгновение – даже сквозь добрый мягкий туман пробивалась мерным стуком. Иногда мышцы сводило от тока. Иногда что-то жёсткое мешалось в горле. Хотелось кричать, но Марта не слышала себя, сколько бы ни пыталась. В редкие проблески ясности она видела кругом серые стены, белые шкафы, изломанные тела. Пищащие приборы, тянущие лапы-провода к ней и телам вокруг. И она кричала, от боли и от ужаса, на пределе сил, так громко, как могла, как хватало сил. Совершенно бесшумно. Но милосердный туман возвращался быстро, принося блаженное забытьё. А потом пришёл он. Высокий, тоже рыжий. Смотрел серыми – не холодными, как стены, а тёплыми, живыми – понимающими глазами, так, что лицу стало мокро. Как давно Марта последний раз плакала? Холод коснулся виска, принёс последнюю боль. Рыжий брат оказался милосерднее тумана. Больше боли не будет.