Первый

Сегодня была первая ночь, когда Шерон наконец позволили дежурить в одиночку. Конечно, она бы не противилась присутствию Йозефа или кого-то ещё из указывающих путь, даже порадовалась поддержке, но дозволение самостоятельно работать приятно грело самолюбие. Она достаточно выросла и многому научилась, чтобы ей можно было полностью доверить столь важное дело! Правда, заслуженная гордость и трепетное предвкушение встречи первого только её, Шерон, заблудившегося отдавали изрядным привкусом вины и остро колющимся осознанием собственной неправильности. Нельзя желать чужой смерти, здесь, на острове, где она милосердна лишь к уходящим при свете солнца. Вообще не стоит желать кому-либо смерти. Девушка легко шла среди светлой — для неё — ночи, с затаённой надеждой глядя на сияющие сквозь дождь ярко-жёлтые фонари по обеим сторонам улицы: вдруг да мелькнёт синий, даст показать свои умения? Шерон нахмурилась, поймав эту мысль, и вцепилась покрепче затянутыми тонкими перчатками руками в ремень замшевой сумки, перекинутой через плечо. Указывающие путь должны помогать людям, а не бахвалиться своими навыками. Не только из соображений морали, но и из-за памяти о прошлом. Шерон поняла, что слишком увлеклась размышлениями, и встряхнула головой, силясь прогнать лишние мысли и стараясь сосредоточиться на огнях, а не на домыслах или замирающем в предвкушении сердце. От резкого движения капюшон алого плаща сполз, подставляя лицо и волосы несильно, но чувствительно бьющим каплям; пришлось отцепиться от сумки — это далось с некоторым трудом: всё же юная указывающая немного нервничала — и натянуть его обратно. Девушка снова обхватила пересекающий грудь ремень двумя руками и решительно прибавила шаг: следовало поторопиться и закончить обход этой улицы до середины ночи. — Шер! Шерон! — раздалось сзади. Указывающая остановилась и обернулась назад: с боковой улочки, которую она едва успела миновать, выбежал парень несильно старше, Яков. Остановился, уперевшись в колени, чуть отдышался и затараторил: — Там, через две улицы, у старого Петера синий огонь! Кивнув, Шерон поспешила в указанном направлении, парень, чуть постояв, кинулся следом, продолжая говорить: — У него родственники остановились, говорят, из деревеньки к югу, шерсть на ярмарку привезли. Брат и племянник вроде. Девушка нахмурилась: в худшем случае против неё будет сразу четверо заблудившихся. Спросила: — За Йозефом или Матэушем послали? — Да, но они заняты оба: у Ирмы муж умер, еле успела из дома выскочить, сын-то, слава Шестерым, в море. И на окраине синий фонарь, но я не слышал, у кого. Тут они пришли к дому, чей фонарь бросал тревожные отсветы на лица стоящих неподалёку от входа. Воцлав задумчиво глядел на дверь, ещё не заметив юную указывающую, и слушал ещё одного из ночных стражей, рыбака Джуна. — В доме слышно что-нибудь? — спросила Шерон. Воцлав обернулся и, потирая подбородок, ответил: — Не слышали. Йозеф передал, чтобы ты не совалась одна, дождалась его. Ирмин мужик хилый был, надолго не задержит. С одной стороны, учитель был прав: Шерон никогда ещё не работала одна, и начинать с такой сложной ситуации не стоило, слишком велик риск. Но, с другой стороны, в доме могли ещё остаться живые люди: от заблудившегося можно забаррикадироваться на какое-то время, запереться, даже не будучи потомком некромантов. — Я пойду, — Шерон решительно вздёрнула голову, но тут же склонилась над сумкой, доставая стилос. — Кто-то ещё мог выжить, для них каждая минута может стать последней. Выпрямившись, девушка увидела хмурые лица мужчин, с почти одинаковым выражением глядящих на неё: смесь недовольства, опаски и волнения. Они явно не хотели объяснять Йозефу, почему его ученица нарушила приказ, но и остановить указывающую путь тоже не смели, ведь Шерон уже давно не была обычной девчонкой, которую можно уберечь от дурости, просто перекинув через плечо, унося подальше, или заперев в комнате. Простые люди не ровня указывающим. Димитр мог бы уговорить Шерон задержаться, но он был у себя дома и давно должен был спать. — Яков, беги до Йозефа, поторопи, — наконец бросил Воцлав. Парень, немного испуганно глянув напоследок на Шерон, повернулся и резво скрылся среди дождя. Тот, словно ощущая напряжённую атмосферу вокруг людей, заметно усилился, но почти сразу притих. — Иди, девочка, но будь осторожна. Шестеро с тобой, — Воцлав осенил её священным знаком. Коротко кивнув, Шерон двинулась к дому, держась гораздо увереннее, чем чувствовала себя на самом деле. Тяжёлая дверь была заперта изнутри, но окно сбоку не закрыто ставнями и даже приоткрыто, не придётся выбивать его или искать калитку, сделанную специально для подобных случаев. Дождь почти прекратился, что было весьма кстати: заблудившийся не сможет подобраться неуслышанным, благо полы в доме Петера были деревянные и старые. Проникнув в дом, Шерон на несколько секунд замерла, растерявшись. Волнение внезапно ударило ей в грудь, заставив сердце биться быстрее обычного, в горле разом пересохло. С усилием сглотнув, девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула пару раз: на большее не было времени, ведь заблудившийся может её почуять. Если не повезёт, то и не один. Сосредоточенность, холодный расчёт, спокойствие, внимательность, осторожность. Этому учил Йозеф с первого дня, как пробудился дар Шерон. Собравшись, указывающая чуть медленнее, чем хотелось, но недрогнувшей рукой нанесла на косяк двери вереницу символов, преграждающих путь наружу для умерших, и, поднапрягшись, сдвинула завов, затем распахнула дверь. Не глядя на всё ещё стоявших возле дома мужчин, Шерон повернулась к выходу спиной и зашарила в сумке, ищя кубики костей. Найдя, она бросила их на пол, шепча наговор, чтобы указали путь к месту смерти. Правой рукой сильнее стиснула стилос и двинулась вслед за покатившимися костями. Первая комната была узкая и тесная, совсем без мебели. Справа темнела лестница наверх, прямо зиял проход дальше. Кубики вели туда, поэтому, коротко глянув наверх и убедившись, что оттуда — пока — никто не приближается, Шерон прошла в следующее помещение, просторное, со столом, заставленным посудой с остатками еды, несколькими стульями, из которых только один не был повален, и двумя массивными шкафами у дальней стены. Пламя пары дешёвых свечей бросало синие отсветы на обстановку. Никого не было видно, звуков, кроме легчайшего перестука нарвальей кости, тоже не раздавалось. Кубики перекатывались у порога в следующую комнату, скорее всего, кухню, дожидаясь, пока хозяйка оглядится и удостоверится, что опасности нет. Когда указывающая приблизилась, они снова плавно покатились, скрываясь в темноте. Следуя за ними, Шерон вошла в помещение и сразу же пригнулась, заметив краем глаза нечто, мелькнувшее справа на уровне головы. Это оказалась связка чеснока, почему-то раскачивающаяся, хотя ветра в доме быть не могло. Не успела девушка закончить эту мысль, как резко нагревшаяся левая ладонь отвлекла её, спасая жизнь: запылавший на руке огонь высветил заблудившегося, притаившегося по другую сторону от двери и медленно тянувшего руки к шее Шерон. На какую-то долю секунды её глаза встретились с тёмными провалами на мужском лице. Вскрикнув от неожиданности, указывающая отшатнулась назад, врезавшись в кухонный стол и сшибив какую-то посуду, вместо того, чтобы спокойно и точно — с такого расстояния трудно промахнуться — швырнуть пламя прямо в покойника. Секундная заминка едва не стоила ей жизни: огонь всё же сорвался с руки, но улетел совсем в другую сторону от заблудившегося, а незнакомый Шерон при жизни мужчина — похоже, тот самый брат Петера — бросился следом, перестав таиться. Девушка еле успела пригнуться и кинулась вправо, уворачиваясь от длинных рук того, кто уже не был человеком. Кое-как перекатившись и даже не запутавшись в длинной юбке и плаще, Шерон вскочила на колени и метнула в заблудшего одоновременно стилос из правой руки и пламя из левой. И сама удивилась, что попала: тело мужчины застыло на полпути между столом и ней в странной позе, страшные клыки на миг оскалились, и тут заблудший распался ворохом искр. Они снежным вихрем рассыпались в воздухе и медленно осели на пол, исчезая; чуть раньше с лёгким звоном на доски упал стальной стилос. Шерон тяжело дышала, так и замерев с поднятыми руками, отходя от пережитого. Пережитого. Страх постепенно отпускал из своих когтей, дыхание успокаивалось. Девушка обхватила себя успевшими затечь ладонями, вцепилась плохо гнущимися пальцами в холодные плечи, потом начала их растирать. Чтобы прийти в себя и снова собраться, настроиться на работу, Шерон потребовалось без малого пять минут — вечность, как ей показалось. Мелькнула мысль выйти и всё же дождаться Йозефа, но указывающая вспомнила, что в доме ещё могут быть люди — люди, не имеющие её способностей, совершенно беззащитные перед заблудшими. Наверняка испытанный ею ужас не сравнится с их. В момент, когда Шерон встала и подняла с пола стилос и затихшие в углу, рядом с пахучей лужей пива, костяшки, сверху донёсся приглушённый грохот. Вскинув голову, девушка прислушалась: шум явно нарастал. Осторожно двинувшись мимо места, где рассыпалось тело заблудшего, девушка как могла быстро пересекла комнату, где свечи всё ещё горели синим, и приблизилась к лестнице. Около неё ненадолго застыла, снова прислушиваясь и прикидывая, насколько безопасно подниматься. Шерон аккуратно встала на первую ступень, сжала стилос и снова разожгла пламя на ладони, приготовившись среагировать на опасность сразу, буде та притаится возле выхода на второй этаж. Медленно двинулась вверх, напряжённо вслушиваясь, пытаясь различить за грохотом какие-либо ещё звуки, и вглядываясь в светлую серость над собой. Всё было спокойно — насколько может быть спокойно в доме, где горит синее пламя, — и на верхний этаж удалось подняться без проблем. Шум, доносившийся из уходящего вдаль коридора по левую руку, резко усилился и сразу стих: похоже было, что заблудившийся вышиб дверь одной из комнат. Позабыв об осторожности, юная указывающая кинулась в ту сторону. Одна из трёх дверей действительно оказалась лежащей на полу, из провала донёсся отчаянный крик, тут же захлебнувшийся. Шерон решительно, но по возможности тихо прошла к проёму, осторожно заглянула в комнату, держа левую руку подальше от прохода, чтобы не привлечь светом заблудшего. Открывшаяся картина ужасала. У дальней стены небольшого помещения крепкий мужчина, чуть боком ко входу, склонился на женским телом и, с наслаждением чавкая, отрывал от него куски мяса. Лицо заблудившегося, некогда светлая рубаха и руки были покрыты свежей кровью. Женщина лежала без движения, явно неживая, скорчившись и будто что-то закрывая. На плече и левой части спины зияли рваные раны, оставленные волчьими зубами заблудившегося, кровь уже едва струилась, открывая взору изодранную плоть, казавшуюся Шерон розоватой даже в пронзительно-синем свете ютившейся у окна свечи. Покойник оторвал страшными зубами ещё полоску мяса, плечевой сустав женщины — её звали Рита, жена Петера, внезапно вспомнила сквозь оцепенение Шерон — неприятно хрустнул, и рука завалилась вперёд, на грудь, повиснув лишь на куске кожи. Шерон не удержалась и всхипнула, хотя ей больше хотелось распрощаться с ужином, а не плакать. Заблудившийся тотчас же оторвался от своей страшной трапезы и поднял голову, уставившись жуткими чёрными провалами прямо на неё. С его подбородка капала кровь, полоска кожи с мясом свисала, застряв между острых клыков. Нечеловек захрипел, часть непрожёванной плоти вывалилась из оскаленной пасти, с мерзковатым хлюпаньем упав на влажный от крови ковёр. Шерон чуть не стошнило, но вид поднимавшегося Петера мигом заставил об этом позабыть. Не дожидаясь, пока заблудившийся встанет, указывающая путь полностью показалась в проёме и швырнула белый огонь прямо в грудь мужчины: выше она не смогла заставить себя посмотреть, даже чтобы прицелиться. Петер распался искрами, так и не успев подняться, и Шерон облегчённо вздохнула. И вспомнила о женщине. Её тело судорожно начало дёргаться, разбрызгивая не успевшую свернуться кровь, едва держащаяся левая рука ходила ходуном, снова вызывая у девушки рвотные позывы. Она пыталась не смотреть на жуткое трепыхание, но, словно заворожённая, не могла оторвать взгляд. И не зря: после особенно крупной судороги, когда тело Риты едва не выгнулось дугой и стало видно её лицо, уже с тёмными провалами вместо глаз и начавшими вылезать клыками, что-то белое у стены отвлекло внимание Шерон. Умирая, жена Петера и впрямь пыталась защитить от него, но не что-то, а кого-то — их годовалого сына! Шерон пронзило ужасом от осознания этого, но ужас этот не сковал тело, а наоборот, заставил действовать. Пока новопоявившаяся заблудшая не заметила живую плоть совсем рядом с собой, указывающая путь кинулась к ней, одновременно ударяя белым светом и выставляя перед собой стилос. Огонь едва успел пронзить скалящуюся женщину, как Шерон вонзила клинок ей прямо в грудь, чуть выше сердца. Узкое лезвие удивительно легко рассекло плоть, проникло в некровящее тело почти на всю длину и остановилось, лишь скрежетнув по кости спины. Заблудшая застыла, незряче уставившись на девушку тёмными глазницами, и рассыпалась. Шерон кинулась прямо сквозь жгущиеся искры к ребёнку, откинула одеяльце и удостоверилась, что тот ещё жив, просто то ли спит, то ли без сознания. Обрадовавшись, девушка подхватила малыша на руки, неловко, но крепко прижимая к себе. Осторожно повозилась, пытаясь освободить правую руку, чтобы поднять отложенный стилос, ведь в доме должен был оставаться ещё один человек, и резко вскинулась на шорох у порога. В проёме, где была раньше дверь, застыл Йозеф, строго глядя на ученицу. Его немолодое лицо и полуседые волосы будто светились от пламени свечи. Жёлтого. Шерон облегчённо рассмеялась, глядя на учителя и прижимая ребёнка к груди уже двумя руками: опасность позади, стилос может и полежать на полу. Смеялась она, и пока Йозеф подходил, и когда аккуратно разжимал её руки, забирая сына Петера и Риты, лишь после этого обхватила себя руками и разрыдалась. За окном мягко зашелестел дождь.