Вне

— Что думаете о нашей следующей миссии, лейтенант? Взгляд Шепарда — безупречное безразличие, темная земля, в которой похоронена тысяча грехов. «На самом деле тебя ничуть не волнует, что я думаю». Мысль горчит, и куда сильнее, чем следовало бы. Руки Шепарда сложены за спиной — точно в голо-записях выступлений адмирала Хакетта, — и кажется, что, если бы Кайден вдруг захотел дотронуться до него (он убеждает себя, что давно не хочет), пальцы могли бы пройти сквозь воздух. Кайден сглатывает. Он не может не смотреть, не может не вдыхать воздух, который только что выдохнул Шепард — тугой, болезненный узел натягивается в груди. Непоправимое заражение — не поможет даже скафандр биозащиты. — Команда вполне готова, — отзывается он, борясь с желанием потереть висок. — Люди осознают риск, но понимают, что мы не можем подвести всех, кто на нас рассчитывает. Это угроза и для человечества тоже. Перечеркнутый старым шрамом уголок губ Шепарда растягивается в знакомом (изученном куда лучше, чем следовало бы) подобии улыбки. — Я думал, что услышу мнение космопеха, лейтенант, — замечает он. «Которого ты снова не возьмёшь на поверхность». Второй по званию в десантном отряде, Кайден гораздо чаще оставался на борту — под каким-нибудь достаточно удобным предлогом. Потом Уильямс, пропустив стаканчик-другой, чтобы позабыть о разнице званий — сам он не притрагивается к алкоголю, — рассказывала о высадках, в которых принимала участие. О новых противниках — вымерших насекомых, кроганах, асарийских коммандос. О внеземном небе, древних монолитах и тайных лабораториях. Но больше всего, конечно, о нём: о Шепарде и принятых им решениях. Кайден каждый раз отводил глаза, видя преданность бойцового пса в её взгляде. — Условия в нужном регионе планеты, на первый взгляд, не выглядят подходящими для масштабной операции, однако… — Кайден пользуется возможностью и отворачивается к информационному терминалу. Пальцы на чистом автоматизме вводят последовательность нужных команд. — Система оборонительных сооружений, воссозданная по разведывательным данным и снимкам с орбиты… Шепард не прерывает его — и лучше бы прерывал. Собственный голос кажется Кайдену слишком громким: словно он старается перекричать наползающую со всех сторон тишину. От других членов экипажа, присутствующих на жилой палубе, не долетает ни звука. Даже те, кого он знает с первого дня на борту, чаще обычного смотрят в сторону или замолкают, стоит ему пройти мимо. Тактично обходят — так, как не обходили даже кроганского наемника. Пустое пространство, которое Кайден замечает вокруг себя, больше всего напоминает сцену из кинофильма: ту, когда все бросаются врассыпную от чего-то огромного и стремительно падающего. И только он один смотрит вверх: как будто физически не может разорвать линию взгляда. — …и, вероятнее всего, диверсионной группе потребуется прикрытие с воздуха, — заканчивает он. Слова солёным песком царапают по пересохшему горлу. Шепард кивает — так, словно слушал всё это время нечто другое. — Благодарю за познавательную беседу, лейтенант. Теперь мне нужно идти. Значок СПЕКТРа остро мерцает на его униформе; флотские знаки различия почти стираются в полутьме. Остаётся ли этот корабль по-прежнему кораблем Альянса? И всё же рука Кайдена всякий раз замирала над виртуальной клавиатурой, и отчет оставался неотправленным, опаздывая — на день, на неделю, на три долгих месяца. «Зачем таких, как вы, вообще держат в контрразведке, лейтенант»? Он уже перестал сомневаться, что Шепард знает. Знает — и не проговаривается ни полусловом. Смотрит всё так же ровно — как будто слово «субординация» вытатуировано прямо на его глазных яблоках. Но это ложь; если бы только Кайден не видел (он убеждает себя, что наблюдает исключительно по необходимости) — как Шепард притрагивается к каждому, словно настраивая детали сложного механизма. Чутье технического специалиста и точность диверсанта, соединенные вместе. Чудовищная власть. Которой не должен обладать один-единственный человек. «Признайтесь, лейтенант. На деле вас волнует не власть. А то, что вы остались вне этой власти». Он прикрывает глаза. Не спорит. Даже сквозь опущенные веки свет кажется — вопреки очевидности — слишком ярким. Лицо Шепарда — невыцветающий негатив — остаточным изображением пляшет на обратной их стороне. К горлу подступает тошнота. Уже на полпути к лестнице Шепард поворачивает голову и бросает, точно гранату в бою: — И да. Подготовьтесь как следует, лейтенант. Отряд высаживается полным составом. *** Время, которого и без того было не в избытке, заканчивается сухим скрипом в динамике шлема. — Мы направляемся к бомбе. Держитесь, сколько возможно. Я ещё вернусь за вами, лейтенант. Неожиданно, но он чувствует облегчение. И больше почти ничего. — Всё в порядке, коммандер. Я продержусь. Теперь Кайден может хотя бы умереть ради целей Шепарда — если ему отказано в праве ради него жить.