Ученик с последней парты

21 сентября       Сегодня был крайне жуткий день. Почему? Потому что Рэй Циммерман устал от множества проверочных работ по прошлогодним темам, скучного щебетания учителей, глупых одноклассников и обширного потока новой, или не совсем, информации. Он был выжат, как лимон и медленно плелся домой, таща за плечами увесистый рюкзак. Листья шуршали под ногами, под легким дуновением ветра волосы Рэя колыхались. Воздух закручивался в вихрь, поднимая вверх пыль. Было очень душно и кислород тяжело набирался в легкие, будто они сжались до маленьких размеров, а грудь что-то сковывало.       Еще пару шагов, и вот он — его дом цвета солнца. Тук-тук, но никто не услышал. Пошарив в кармане куртки, он вытащил ключи, вставил в замочную скважину и дверь открылась. В нос, сразу же с порога, ударил этот приятный манящий домашний запах панкейков. Рэй откинул ботинки прочь и сразу же побежал на кухню, ибо за целый день, его живот столько раз предательски урчал в тихом классе, что заставило его ни раз смутиться.       Смущение и стыд — хоть и не совсем равные эмоции, но обе отвратительные. Отвратительно, когда происходит что-то, что заставляет чувствовать себя неловко и глупо. Отвратительно вообще показывать эмоции. Особенно для того, кто постоянно выстраивал вокруг себя стену. Для отрешенного и закрытого. Для Рэя. — Я стучался, — сказал он. — Правда? Я не слышала из-за телевизора. Да и масло так шипит, извини, — ответила мама. — Ниче страшного. Уже готово? — Да, садись за стол. Сейчас положу тебе в тарелку.       Рэй уплетал нежнейшие блинчики за обе щеки, обильно макая их в любимый брусничный соус. Блинчики — одно из лучших блюд Дорис. Тонкие, чуть хрустящие, буквально таящие во рту. Обычно Дорис с ним разговаривала, пока готовила, но, видимо, телешоу в этот раз было слишком интересным. Оно и к лучшему, отличный способ избежать неприятных разговоров про школу.       Пообедав, он поднялся к себе в комнату, небрежно кинул на пол рюкзак, включил компьютер, на полную громкость скрутил колонки и заиграло сочетание гитары и барабанов, сопровождаемое глуховатым голосом солиста. М-м-м, это приятное звучание так «грело» уши Рэя. Он немного пританцовывал, стягивая с себя одежду, пропитанную повседневной рутиной.       Бросив кофту, а затем футболку на стул, он зацепился взглядом за отражение в зеркале. Изучающим взглядом прошелся по торсу и рукам. Кажется, мышцы стали рельефнее. Поправляя блеклые рыжие волосы, он сам себе ухмыльнулся. В последнее время ему особенно нравилось, как он выглядел.       На самом деле, если спросить у любого, кто его знал, то в большинстве можно услышать слово «самовлюбленный». Рэй был человеком-нарциссом и это не скрывал, зачастую он считал себя лучше всех вокруг и никого ни во что не ставил. Смело показывал характер, шутил переходя границы дозволенного.       Рэй плюхнулся на кровать, под ним она немного прогнулась. Он провел рукой по своему лицу, потер глаза до красноты, вздохнул с какой-то тяжестью. Выглядел он крайне утомленно. Он окинул взглядом помещение, рюкзак в углу комнаты напоминал ему о том, что нужно выучить заданные конспекты в школе. «Как же не хочется», — произнес про себя Циммерман и уставши прикрыл глаза. Его дыхание было спокойным, а тело расслабленным, он словно слился с этой кроватью воедино.       Телефон, внезапно завибрировавший в кармане черных штанов, прервал эту недолгую минуту отдыха. Он нехотя его достал, и на экране красовалось уведомление от его школьной «подружки». Рэй недовольно промычал что-то, но ответил ей в своем репертуаре.       Девушка делилась с ним своими переживаниями об их «отношениях», но его это совсем не заботило.       Неизвестный номер:«Что делаешь?»       Неизвестный номер:«Мне кажется мы отдалились…»       Неизвестный номер:«Рэй…»       Рэй:«Тебе кажется»       Циммерман знал, что таких, как она, у него будет еще тысячи партий, как будто штамповка изделий на единичное пользование. Он был довольно популярен среди девушек, ведь он привлекателен, умен и у него соблазнительное юное тело. Хотя на второй пункт большинство не обращало внимание, затмеваясь утонченными чертами лица и его дьявольской харизмой, и он, конечно же, это прекрасно знал. И пользовался.       От девушек Рэй также многого и не ждал, единственное и самое главное — удовлетворение собственных сексуальных желаний. Циммерман был очень избирателен и капризен в этом плане, он не любил застенчивых, ему нравились раскрепощенные и уверенные в себе.       Рэй не хотел завязывать серьезные отношения, ему казалось, что он просто не создан для этого. К тому же, часто думал, что в конце концов он за собой оставит лишь разочарование, потому что он не такой, каким его себе представляют поначалу. Разбивать сердце после длительных отношений он не желал и очень боялся привязаться к кому-то. Хотя возможно боязнь тут и не причем, зато причем самоутверждение за счет других.       Разумеется, всплывало то, что он все равно разбивал сердца. Да, это так, но дело в том, что всем проще забыть пару перепихов и найти новый объект обожания, чем забыть действительно романтичную историю. Впрочем, его вообще мало волновали чужие переживания, не жалко. Когда-то его, может, и заботило это, но со временем он привык к своему разгульному образу жизни и не задерживался на одной дольше месяца.       Честно говоря, Рэй далеко сам себя не понимал. Циммерман очень много думал о своих поступках. Порой ему хотелось поменять свою жизнь на триста шестьдесят: стать обычным школьником, а не тем отбросом, с кучей проблем, который постоянно ввязывался в невнятные истории, забивал хер на учебу и облегченно вздыхал, когда получал справку о венерических.       Однако, даже такая грязь — не отмена того, что в какой-то момент всем в своей жизни хотелось или хочется найти того самого единственного человека, с которым желаешь остаться до конца своих дней, просыпаться каждое утро с первой мыслью о нем, с которым обычное молчание — услада. Рэй не исключение, но по каким-то своим причинам он не верил в любовь до потери пульса.       Неожиданно дверь в комнату распахнулась, на пороге появилась слегка пухловатая, с соломенными взъерошенными волосами и лучистым лицом, с красными щеками от жара блинов, мама, она походила на подсолнух. Дорис подняла одну бровь вверх и ее лицо сделалось полным недоумения, руки она поставила на бока. — Эй, сделай музыку потише! На весь дом орет. — Ща-а, — Рэй поднялся и выполнил просьбу, а затем вновь улегся на кровать. — Чего разлегся, уроки задавали?       Кто-то думал избежать разговоров про школу? Ну да, как же. — М-м-м, нет. Наверно, не знаю, — лениво проговорил Рэй. — Ну в общем ясно, — цокнула она. — Че ясно? — Все. Тебе не надоело? — Что мне должно надоесть? — недоуменно взглянул на Дорис он, хмурясь. — Посмотри кем ты стал, ты чуть ли не на грани вылета из своей школы. Ты понимаешь, что все, что ты делаешь к этому и ведет. — Мам, — не успел Циммерман что-то сказать, как его перебили. — Мне опять сегодня звонили. Ты прогулял первые два урока. — Я проспал. Все просыпают. — Да ты что? Правда? Стабильно по несколько раз в неделю?       Рэй промолчал. Ответить было нечего. Да и вообще лучше не нарываться, а то сильнее распылится.  — Пропуски, драки, хамское поведение, — Дорис загибала пальцы, перечисляя. — Что еще меня ждет? Что ты убьешь кого-нибудь? — Ты меня за уголовника держишь? — Так, милый мой, недалеко осталось. Административку тебе недавно уже впаяли. — Господи, я просто выпил, это бред, — отмахнулся Рэй. — А почему ты выпил? Тебе лет сколько? Спасибо, я еще штраф платила и выслушивала, что я плохо за ребенком слежу. — Ну извини. — Что с тобой случилось? Раньше ты был чуть ли не отличником! — с ноткой ярости вскрикнула женщина, ее лицо чуть покраснело, потому что она проговорила это почти на одном дыхании. — Мам, те времена, когда я был отличником, это было так давно, нашла че вспомнить. — И что дальше? — Времена меняются, учиться становится сложнее, а мое рвение постепенно угасает, — нарочито тоскливо пробормотал парень. — Я и сам изменился. — Не в лучшую сторону. — Ну что поделать? — развел руками. — Понимаешь, дорогой, все так, потому что ты просто не хочешь, ты правильно говоришь. Вообще меня радует, что ты хотя бы понимаешь это. — Ты же не собираешься мне щас нотации читать? — Я хочу тебе помочь, но я не знаю чем, — она присела на краешек кровати. — Меня очень огорчает это, ведь я твоя мать. Мне хочется для тебя только светлого будущего, но я не могу тебя заставить, если ты сам не хочешь. — Ага, — небрежно бросил Рэй, он очень не любил, когда его отчитывали. — Послушай меня, пожалуйста. У тебя точно все хорошо? — Лучше не бывает. — Рэй… — она слегка дотронулась до него. — Я хочу перевестись в другую школу, — вдруг выпалил Циммерман, сам от себя такого не ожидая, и отвернулся к стенке.       Дорис очень удивилась подобному заявлению, она несколько секунд сидела молча, пытаясь подобрать правильные мысли. Рэй смиренно ждал реакции, он знал, что она сейчас начнет его отговаривать, приводя различные доводы. Но когда Рэй чего-то хотел, то был непреклонен перед матерью. И если она скажет нет, он все равно сделает так, как считает нужным. Разумеется, он прислушивался к ней, так как Дорис была для него авторитетом, но только не тогда, когда внутреннее «я» сильно противоречило ее словам. — Вот как, с чего это вдруг такое неожиданное решение? Учебный год ведь только начался. Это не похоже на тебя. Тебе кто-то досаждает? — Нет. Я сам кого угодно. Просто мне хочется чего-то нового, меня все бесит. — Что конкретно тебе не нравится? — Сказал же: все. — Ты привыкнешь, ты же как-то раньше учился. — Нет. Думаешь я сам не устал от всего этого? — Рэй, а что изменится? — Мне кажется, что если я переведусь в новую школу, все будет по-другому. Лучше. — Рэй, ничего не будет по-другому, если ты сам не захочешь стать другим. Поэтому есть ли в этом вообще смысл? Ты подумай об этом хорошенько. — Смысл есть, иначе я бы тебе об этом не сказал. — Мы ведь уже меняли школу. Лучше не стало. — Но станет. — Я не хочу идти у тебя на поводу, а потом страдать за свою опрометчивость. Это серьезное решение и далеко не игрушки. Хотеть просто мало, если перевод в другую школу будет для тебя стимулом учиться, меняться — я только за. — Я не хочу ниче загадывать. — Вот видишь. — Окей, я тебя понял. Я подумаю, мам. Спасибо, — мягко сказал Рэй.       Несмотря на всю свою колкость и вредность, у Рэя было достаточно ласковое и трепетное отношение к маме. Он относился к ней с глубочайшим уважением, ведь она растила его одна без чьей-либо помощи. Циммерман понимал все тяжбы и старался ей хоть как-то помогать, подрабатывая периодически по вечерам. Часто он разгружал вагоны, работал промоутером на дегустациях, выгуливал собак, иногда следил за чужими детьми, а однажды ему и вовсе пришлось примерить на себя роль аниматора. Хоть маленьких детей он и недолюбливал, но ради денег приходилось заниматься и не таким, поэтому это была легкая добыча.       При этом Рэй не хотел, чтобы Дорис знала о его подработках, самая главная причина этому — будет волноваться. Он старался большую часть времени не брать у нее денег по пустякам, ведь может обеспечить свои прихоти себе сам. Рэй обожал часть заработанного незаметно подкладывать маме в кошелек. Ему было приятно каждый раз видеть ее удивленное и непонятное одновременно лицо. Но он точно знал, что в эти моменты Дорис была счастливой, ибо всегда отрадно находить у себя лишние купюры.       Этим вечером он также собирался пойти на подработку, разгружать товар, вот только перед этим Рэй хотел восстановить запас сил, сопя под необычайные сны.       Но так же быстро восстановив силы, Рэй так же быстро их израсходовал. На циферблате стрелка показывала одиннадцать часов. Рэй вернулся домой, держа около носа воротник олимпийки, пропитанный кровью и пахнущий железом. Циммерман был не в самом лучшем настроении. Руки испачкались алой краской, ссадины болели и сочились. Он хотел прошмыгнуть в свою комнату незаметно, чтобы Дорис не заметила этот ужас, но не вышло, они столкнулись с мамой прямо лоб в лоб в гостиной. — Господи! Что с тобой?! Кто это сделал?! — глаза солнечной женщины расширились до невообразимых размеров и она буквально подлетела к сыну. — Да херня, случайность. — Не ври мне! Отвечай! — крикнула Дорис. — Я сейчас серьезно вообще-то. — Рэй, я прекрасно знаю, когда ты мне врешь, а когда говоришь правду, — Дорис схватила его за подбородок и внимательно осмотрела лицо. — Я не вру. — Хватит, — твердо произнесла она. — Это твои друзья сделали? — Нет. — А кто? Кто?! — Неважно. — Неважно? Я сейчас в полицию позвоню. — Да успокойся ты, не надо. — И как твои друзья это допустили?!       Рэй старался уворачиваться от ответа, как только мог. Не скажет же он маме, что это результат того, как ему попался один нечестный работодатель, иначе матушкино сердце встрепенется и совсем не выдержит. Да, порой бывало и такое, что Рэю не выплачивали ни копейки. Некоторые пользовались тем, что Циммерман работал неофициально, да еще и подросток, а значит они были не обязаны выплачивать ему деньги. — Мам, за-бей. — Ты серьезно сейчас? А ну-ка быстро садись, — указала она на диван. — Ма-а-ам, прошу, — скорчил гримасу. — Пожалуйста, — слезно попросила его Дорис.       Она уговорами усадила сына на диван и принесла все нужные медикаменты. Он сидел над маленьким тазиком, опустив голову вниз, придерживая вату у носа, пока Дорис обрабатывала раны на лице. Голова трещала, тело дрожало. Капельки медленно капали и разбивались об белое дно тазика, Рэя завораживали уже свернувшееся красные кляксы. — И почему тебя всегда нужно упрашивать? — спросила по-доброму Дорис. — Ай-ай! — вдруг отвлекся Рэй, ссадины стало жечь и щипать. — Сейчас пройдет. Вот как умудрился-то? — улыбнулась она. — Сказал же, что случайно. — Да-да. Отпустить погулять уже нельзя, что-то обязательно натворишь. Ты хоть в ответ уделал? — …Конечно, — ухмынульнулся он. — Эх ты! — потрепала она сына за волосы. — Знаешь что? — Что? — поднял взгляд на мать. — Вот после такого, я все-таки думаю, что наш сегодняшний разговор, по поводу перевода, необходимо привести в силу! Это не дело. — Как будто в первый раз такое, — усмехнулся Рэй. — Вот чтобы это был последний раз, нужно перевестись. — Да не надо. Я уже передумал. Это еще больше проблем создаст, не хочу тебя утруждать. — Ты меня когда-нибудь утруждал? — собрала кровавую вату в кучу. — Я не изменюсь.       Дорис отвела глаза от сына и нервно выдохнула. Ее руки сжались, а брови нахмурились. — Ты видишь, что с тобой происходит? — проговорила женщина с долей злости. — Я не хочу еще через пару месяцев увидеть у тебя месиво вместо лица. С каждым разом все хуже и хуже. — Да не будет такого. — Всё, я всё сказала. — Прекрати, — недовольно взглянул Рэй на Дорис. — Я сам вправе решать, что мне делать. Дело ведь далеко не в школе. — Да, в твоем окружении. Если ты переведешься, отношения с твоими нынешними одноклассниками постепенно сойдут на нет, может, поменьше в передряги попадать будешь. — Тц, — Рэй закатил глаза и облокотился об спинку дивана. — Все, не канючь, — она взяла аптечку и скрылась за дверьми другой комнаты.       Рэй продолжал сидеть на диване и все еще залипать на кляксы. Лицо болело и дергало, на костяшках была содрана кожа. Он отставил тазик и подошел к шкафу, где находились книги. Он взглянул в прозрачное стекло и мог лицезреть свое побитое отражение. Дотронувшись до ссадины, Рэй отдернул руку, уж очень щипало. Почему-то в этот раз, смотря на себя такого, ему захотелось поддаться Дорис и сделать все так, как она просит. Хотя бы ради того, чтобы она меньше волновалась за него. Да и вдруг новая школа смогла бы изменить его?