творческий подход.

В первый раз Юнги застает Тэхена за этим занятием обычным утром понедельника, заглядывая в старый кабинет по художке, который сейчас служит складом. — Ага, — просто говорит Юнги, глядя на Тэхена, — ясненько. Тэхен смотрит на Юнги и думает — это пиздец. Полный провал. Фиаско. Юнги смотрит на Тэхена и думает — охуеть. Он жрет краску. Обычный тюбик с синей акварелью красуется в длинных пальцах — тоже синих, кстати. Тэхен принимает единственное верное, на его взгляд, в данной ситуации решение, и по принципу 'лучшая защита — это нападение', опускается на колени перед Юнги, пока тот не сказал что-либо еще. Последующие его действия Юнги отказывается как-то комментировать даже в подсознании, уверенный, что зрение просто коллапсирует и все это от чрезмерного употребления кофе и недостатка сна. Все, что он успевает понять, так это что пряжка ремня со звоном ударяется об пол, а он стоит со спущенными штанами и между ног у него Тэхен с синими, мать его, губами, а уже в следующую секунду Юнги открывается восхитительная картина, как эти самые блядские губы раскрываются, и Тэхен с энтузиазмом маленькой повстанческой армии в лесах южной Африки воодушевленно отсасывает ему. Настолько спокойно и обыденно, словно занимается этим каждый вторник. — Блять, — скулит Юнги, помогая, подмахивая бедрами и надавливая на затылок. К его удивлению Тэхен без проблем захватывает на всю длину, помогает себе длинными пальцами, вымазаными все той же синей краской. Юнги настолько охуевает от происходящего, что даже не замечает, как Тэхен стыдливо сбегает, закончив, воспользовавшись заминкой Юнги, отходящего от оргазма. Мин смотрит вниз, где еще минуту назад сидел Тэхен, натягивает штаны и заходится диким хохотом. Таким его Чонгук и застает. — Хен? — с подозрением тянет Чонгук и косится на Юнги, уже рассчитывая, по какой траектории будет наиболее безопасно обойти хена без ущерба себе любимому. — Ты сошел с ума? Юнги откидывает голову назад и смеется пуще прежнего, пока Чонгук незаметно набирает на телефоне номер неотложки. — Это пиздец, — говорит Мин, отсмеявшись, и закрывает лицо рукой. — У меня теперь член синий, я как ебаный смурфик. Чонгук предпочитает не комментировать. Когда Юнги отходит и может связно объяснить, что произошло, Чонгук подыхает со смеха, буквально катаясь по полу, схватившись за живот. — Харэ ржать, мелкий, ни за что больше не пойду тебе за краской, — фыркает Юнги и пинает его ботинком по голени. Чонгук продолжает гиенить, даже не обращая на это внимания. — Что, он был так плох? — хохочет засранец, поднимаясь на ноги. — Я должен рассказать об этом Чимин-хену. Юнги хмурит брови и матерится. — Только попробуй, тебя потом не найдут. А если найдут, то не опознают. Чонгук на это отмахивается, но Чимину все же не пишет — на всякий случай, своя безопасность превыше всего. — Я слишком красив, чтобы умирать молодым. Спустя неделю, когда Юнги усердно старается игнорировать любую возможность пересечения с кафедрой искусства, — насколько это вообще возможно с живущим под боком Чонгуком, — и с Тэхеном в частности, волей судьбы, — карма вселенной, как называет это все тот же Чонгук, — Юнги оказывается в том же самом кабинете. Идти на склад Юнги не хочет от слова совсем, но препода мало заботит, чего там хочет Юнги, и он отправляет парня за нотами к малоизвестной херне в архив — на все тот же склад во все том же старом кабинете художки. Первое, что думает Юнги, перешагнув порог — да ну нахер. Серьезно. Это какая-то пиздец не смешная шутка. Вторая осмысленная мысль, сформировавшаяся в голове — этот парень реально жрет краску? В смысле, это не смешной прикол, он ею питается что ли. — Ты как будто отсасывал гребанному Йоде, — выпаливает внезапно Мин. Тэхен дергается, поднимает на него взгляд совершенно искренне напуганных оленьих глаз и роняет тюбик с зеленой акварелью. — Ты, конечно, не Йода, но я бы тебе отсосал, — выдает Тэхен и вновь опускается перед Юнги на колени, пока тот подвисает над бархатным голосом. Тэхен все так же сосредоточенно отсасывает, вылизывая Юнги этим блядским зеленым языком, зелеными губами, а после так же быстро сбегает, не сказав больше ни слова. Чонгук, который встречает потерянного хена в коридоре, гиенит так, что слышит, наверное, весь универ, и хватается за стенку. У Юнги нервно дергается левый глаз, он истерически похихикивает, и самое время сдаваться мозгоправам, потому что ну правда не смешно как-то. — Я хотел предложить тебе быть смурфом на следующий хэллоуин, но теперь понимаю, что Йода — чисто твоя роль, — ржет Чонгук, вытирая выступившие от смеха слезы. — Нахуй иди, юный падаван. Последующие две недели Юнги не видит Тэхена в универе, по-прежнему избегает кафедру искусства и обходит проклятый кабинет с той же настойчивостью, с какой игнорирует свой дипломный проект и горящие сроки дедлайна. И, вроде, все идет хорошо, ровно до вторника третьей недели, когда техничка палит Юнги курящего в туалете на третьем этаже, и плевать она хотела, что там курят все — получит пиздюлей именно Юнги. Если она его догонит, конечно. Стартуя как ебаный флэш, Юнги несется по скользкому коридору, только что заботливо вымытому той самой техничкой, заворачивает за угол и чуть не замирает, как вкопаный, потому что единственный вариант на спасение — кто бы сомневался, — тот самый кабинет по художке. Особого выбора у Юнги нет: либо он ломает ноги на скользкой лестнице, спускаясь вниз, либо закрывается в кабинете и не получает шваброй по хребту. Из плюсов — целый позвоночник и отсутствие докладной в деканат. Из минусов — все остальное. Это же блять кабинет по художке. По принципу 'из двух зол выбирают меньшее' Юнги решает, что целый позвоночник все же в приоритете, и ныряет за дверь кабинета, мысленно скрещивая пальцы. И с порога же чертыхается, потому что — Тэхен, красная акварель, все по канону. Юнги замирает статуей и пялится на красный рот, красные щеки и красные руки Тэхена, и выглядит это так, словно он только что выпотрошил человека этими своими неимоверно длинными пальцами, а взгляд загнанного олененка добавляет раскаяния. Мол, да, убил, мне очень жаль. Они молчат где-то с минуту, Тэхен, кажется, даже не моргает, хорошо если дышит вообще, в кабинете замогильная тишина, — не хватает только стрекатания сверчков. Юнги слышит, как на коридоре техничка ругается на пропавшего из виду нахального студента, выискивает новую жертву и кричит на Ким Намджуна с потока, который сидит на подоконнике между третьим и вторым. Выходить сейчас обратно вообще не вариант, за спиной Тэхена заманчиво маячит окно, и Юнги уже готов с него сигануть, все же ломая ноги, но Тэхен опережает его действия и, ну кто бы сомневался, вновь опускается на колени. Это похоже на какую-то гребаную традицию — в данном случае читай стремный ритуал с жертвоприношением, и да, Юнги именно жертва. Тэхен традиции не нарушает. — Это же Тэхен только что выбежал из кабинета? — спрашивает Чонгук, когда находит Юнги, сползающего по стеночке рядом с дверью, давя нервный смех. — Ты здесь что забыл? — пищит Юнги не своим голосом, и это правда из-за того, что Чонгук наступил ему на руку, а не нервное, вовсе нет. — Прости, — ни капли не раскаивается донсэн и пожимает плечами. — Я на художественном, хен, я часто здесь бываю. А вот ты тут что делаешь? — хихикает мелкий засранец, уже зная ответ на свой вопрос. Юнги отмахивается. — И какой цвет на этот раз? — Красный, — нервно вздыхает Юнги и протягивает руку, чтобы Чонгук помог ему подняться, но мелкий так откровенно ржет, что встает Юнги сам хотя бы для того, чтобы прописать ему по шее. — Пошли покурим, ну нахуй эту жизнь. Когда Тэхен соблюдает их негласную традицию в седьмой раз, Чонгук жалуется, что у него заканчиваются персонажи на каждый цвет радуги, и что Тэхен издевается, выбирая палитру цветов. — Фиолетовый? — переспрашивает он, когда Юнги курит третью подряд, сидя все в том же туалете на третьем этаже. — Фиолетовый, — кивает Юнги, и Чонгук прыскает от смеху. — Нет, я все же напишу Чимин-хену. — Только попробуй, я тебя с окна сброшу, — серьезно говорит Юнги. — Может Хэнк? — Он же синий. — А, ну да, синий уже был, — гиенит мелкий, и Юнги пинает его ногой. — Ладно, не бесись. Пошли лучше сегодня на вечеринку, отвлечешься. Юнги смотрит на Чонгука, как на психически нездорового, потому что: он и вечеринки, серьезно? — Да ладно, хен, не ломайся. Что тебе терять то. И тут Чонгук прав настолько, что Юнги неосознанно соглашается, а после уже поздно отказываться. От вечеринки — правильнее сказать 'вписки', хотя Юнги понятия не имеет как это все описать и каким словом обозвать, чтобы передать точно всю суть, — Юнги ожидает чего угодно, но только не это. 'Это' сидит перед ним за так называемой барной стойкой и потягивает из трубочки едкую кислотно-салатового цвета смесь, гордо величаемую коктейлем. Юнги с минуту размышляет и плюхается рядом, залпом осушая точно такой же, — пафосно выкинув при этом трубочку, — и со звоном ставит стакан на стойку. — Привет, — выпаливает, пока не успел передумать, и надеется, что Тэхен не давится кислотной жижей еще в тот момент, когда Юнги роняет себя на стул. Тэхен часто моргает, открывает и закрывает рот, как рыба, выброшеная на сушу — Юнги может видеть, как в темноте Тэхенов язык флюорисцирует салатовым, — и тут же пытается сбежать, но Юнги предвидит это и хватает Тэхена за руку. — Хватит бегать от меня, пацан, я тебя не сожру, в конце-то концов. Тэхен смотрит с сомнением, но остается на месте. После третьего коктейля у Юнги развязывается язык, после пятого — у Тэхена, а еще через три шота они общаются, как закадычные приятели, и, честно говоря, Юнги приятно удивлен. Тэхен оказывается самым обыкновенным парнем, с ним весьма даже интересно, у него красивый смех, он слегка — полностью — приебнутый на голову, а еще он чертовски горяч, и эта мысль не дает Юнги покоя. Идея не нарушать традицию капслоком херачит в голове, а у Тэхена поперек лица написано, что он не против, но прерывает их, — вполне ожидаемо, — Чонгук. — О, вот и твайлайт спаркл, — гиенит мелкий, повиснув на каком-то карлике — серьезно, он ниже даже Юнги, — с пухлыми губами, и тот так же ржет в ответ. — Ага, и его пинки пай. Тэхен хмурит брови и пинает неизвестного Юнги пацана ногой. — Не смешно, Чимин-и, — Тэхен краснеет и выворачивается из захвата шеи. — Смешно, — хохочет Чонгук. До Юнги медленно начинает доходить, что стоящий перед ним — тот самый Чимин-хен, а еще, что он, очевидно, Тэхенов друг. — Ты все-таки придумал персонажа на фиолетовый цвет? Чонгук кивает и указывает на Чимина. — Это хен придумал. Я не фанат этих коней. Тэхен обиженно дуется, а Юнги, поддаваясь неясному порыву, берет его за руку. Тэхен, почему-то, не вырывается. — Пошли, Чимин-хен, у них тут традиции, не будем мешать, — смеется Чонгук, и исчезает вместе с Чимином так же внезапно, как и появился. Юнги залпом опрокидывает в себя шот мартини и озвучивает, пока не передумал. — Традиции — это конечно хорошо, но может ты сходишь со мной на свидание, мелкий? Тэхен часто моргает и неуверенно кивает. Юнги довольно скалится. — И да, сосешь ты, конечно, хорошо, но не жри акварель. Тэхен на это лишь смеется: — Я еще не все цвета попробовал. И Юнги этот аргумент устраивает.