Хрупкость

POV Джон Ватсон

Он смотрит на меня пустыми глазами, тупым взглядом, который направлен в никуда. Он не смотрит на меня, а я мечтаю вновь увидеть его глаза, направленные на себя. Какой бред, надеяться, что взгляд трупа направлен на тебя. Как смешно мечтать вновь, что он кинуться в мои объятия, прижмется ко мне, разрыдается, как не раз бывало, после долгих расставаний и будет еще долго не отходить от меня не на шаг. Мечтаю опять увидеть взгляды завистливых альф на нас, когда он держит мою руку, своей хрупкой, исхудавшей и такой родной. Почему я не заметил эту худобу вовремя? Почему я ездил по своим командировкам, пока он загибался в четыре погибели в холодной кровати. Почему я не замечал его грустные глаза? Хотя он всегда говорил мне, что я самый невнимательный и лучший альфа, который может существовать. Мой милый Пятница, почему именно ты? -Эй! Ну куда вы идете, сэр? Разве можно быть таким невнимательным? -я отряхиваюсь, вставая с земли и вижу гору книг и хрупкого юношу, которому явно не под силу такая ноша. Огромные глаза пурпурного цвета, волосы пепельного оттенка и костюм с иголочки. О боже, он омега, красивый, нежный омега, думаю альфы за ним бегают, что отбоя нет. Странно… Почему так грустно на душе? В нос бьет прекрасный и утонченный аромат кофе и роз, они перемешиваются, манят, я не чувствую альф проходящий мимо, лишь он, смотрящий на меня таким невинным и немного перепуганным взглядом. -Простите, пожалуйста, -он быстро берет себя в руки, и начинает чуть ли не на коленях собирать книги. Моя душа дрожит, я впервые ощущаю ее жаркое дыхание и крик о том, что я идиот и надо действовать, немедленно! Срочно! Я присаживаюсь на колени и начинаю собирать книги вместе с ним, мы чуть ли не ползаем по асфальту под взгляды ошарашенных альф и омег, которые проходят мимо, в мгновенье оказываемся так близко друг к другу, что наши носы соприкасаются и глаза впиваются друг в друга. Я чувствую его запах и, как колотится мое сердце. Его добрые и строгие глаза смотрят на меня, начинают дрожать. Я сам дрожу. Осторожно кладу свою ладонь на его руку, книги падают, наши губы соприкасаются, и я больше не уверен, что могу оторваться от них. Нежные, страстные и мягкие, как сами лепестки роз. Не знаю, сколько длился этот миг касания душ, но мы смогли оторваться друг от друга. Глаза в глаза, душа в душу. -М-меня… как… как вас зовут? -он краснеет, прячет лицо и путается в словах, боится своей несдержанности, а я боюсь, что сейчас проснусь в своей пустой кровати, один, а он будет лишь видением из сна. Лишь бы мне сейчас не ляпнуть какую-то глупость, как я делаю обычно перед омегами, испугается ведь хрупкая душа, убежит еще. -К-кажется Джон… вроде бы Ватсон… -черт! Сморозил! Вот сейчас он точно вскочит и убежит, как все предыдущие, с кем я общался. Но… Он не убегает. Он улыбается, ждет ответного чего-то, -а… а как вас… вас как зовут? -Какой забавный! Ну и к чему так официально? На «вы» сразу, мы вроде ровесники, ты не выглядишь старым, -он усмехается, самая прекрасная ухмылка из всех, несет в себе такую загадочность. Какой самоуверенный, дерзкий. Он резкое задает вопрос, -какой сегодня день недели? -меня это сбило с толку, но я не стал молчать. -Пятница, вроде бы… -Тогда лишь для тебя я буду Пятницей, -и не слышал я более приятный слов, чем «лишь для тебя я буду Пятницей» от него, никто больше не смог бы найти такие цепляющие слова. Он точно настоящий? Этот омега правда не игра моего воображения? Надо убедиться. Его волосы падают на бледное лицо и я спешу касанием своей руки убрать их. Мы сидим в середине людной улицы и не можем оторвать глаза друг от друга. На нас смотрят, как на рехнувшихся, совсем съехавших с катушек, но я боюсь даже подняться, разрушив это мгновение. Взгляд падает на книгу. -Увлекаетесь учениями о душе и механизмах? -Да, новая разработка, мертвецов нынче много. Хочу научиться возвращать в их тела души. А что? -Я тоже этим увлекаюсь, я сам по профессии врач. -Так значит у нас очень много общего? Это как нельзя кстати, тогда… думаю нам стоит встать и направиться ко мне домой, дабы… продолжить и не оборвать столь приятное знакомство, -он улыбается. Я хватаю его книги и сам не замечаю, что влюбился в эти пурпурные глаза с таинственным взглядом, прожигающим до глубин моей души… Я не ощущаю его взгляда, его рук на своей шее, но его запах, он все еще есть… мой истинный… родной любимый… почему же ты умер, почему я не смог уберечь тебя, горе ты мое? Пятница смотрит пусто, не теми уже прекрасными глазами с оттенками пурпурного. Зрачки сужены, взгляд в никуда, я рыдаю, бьюсь головой об стену, он даже на это не смотрит. Никому здесь не интересна моя истерика. Я хватаю его за плечи, трясу, умоляю вернуться. Он не слышит, трясется от моей дрожи и опять молчит. Я хочу к нему, к моему любимому омеге с которым хотел создать семью. Он не слышит. Ему не интересно. Мы пьем кофе в одной из кафешек Лондона. Ты смотришь на меня нежно, влюбленно, я поглаживаю твои волосы и улыбаюсь. Какой же ты еще малыш. Такие пушистые волосы ни на что не променяю возможность гладить их. Мимо проходит мой бывший омега со своей половинкой. Смотрит на тебя, как на что-то странное, а я не обращаю внимание, лишь продолжаю гладить твои волосы и слушать, как ты хихикаешь от этих милостей. -Я люблю тебя, Джон, -берешь мою руку в свои и робко касаешься к ней губами. -И я люблю тебя, Пятница, -почти шепчу я эти слова, надеясь, что ты все же слышишь. Командировок все больше, но каждая встреча с тобой дарит мне желание вновь жить. Я поглаживаю твои волосы, вдыхаю их аромат. Пахнет миндалем, я недавно сменил твое мыло на миндальное и теперь от тебя пахнет миндалем. Такой приятный тягучий запах, но сквозь него пробивается любимый мной аромат кофе и розы. Невольно улыбаюсь и тяну к тебе руки, обхватываю хрупкое тело и прижимаю к себе. Слезы катятся по щекам. -Я все еще люблю тебя… -Джон, у меня течка началась! -ты испуганный вбегаешь в комнату. Знал ведь на что шел, черт мой любимый. Запах усиливается, манит к себе. Такой страстный и неповторимый. Твои ноги подкашиваются, ты дрожишь и тянешь к себе руки в просьбе обнять. На моем любимом Пятнице лишь халатик. Специально готовился что ли? Самое красивое надел? Голенькие худые ноги в тапочках, халат, который на пару размеров больше тебя, моя нежность и ты. -Пятница, я хочу тебя… -нежно целую его шею, его кожа такая гладкая и тонкая, мне кажется я касаюсь корки хрупкого льда на реках, это твоя кожа, хрупкая и прохладная. Ты тихо стонешь, но твои руки упираются в мою грудь. -Мне страшно, -дрожишь, почти плачешь, -это будет больно? -едва сдерживаюсь, плоть в штанах, рвется наружу и мне становится жарко, но знаю, надо тебя убедить, успокоить. Бережно касаюсь ладонью твоей щеки. -Ты мой истинный омега, Пятница, я буду нежен насколько могу, я сделаю тебя своим, -ты таешь в моих руках, дрожащими пальчиками расстегиваешь пуговицы на моей рубашке, откидываешь ее и целуешь грудь. Вот шалунишка, а с виду не пошлый, тянешься ко мне, желаешь ласок. -Джон… Джон! -стонешь моей имя, а течка усиливается. Я скидываю с тебя халат, ничего нет. Ты даже нижнее белье одеть не успел, по ногам течет смазка. Ребра, все кости, я могу ощупать, расцеловать их, ты недоволен, что настолько доступен, делаешь рывок я оказываюсь внизу. Ты точно омега? Расстегиваешь ремень на моих брюках. Мой член мгновенно высовывается, снимаешь нижнее белье и языком ведешь по разгоряченной плоти. Малыш, что ты творишь, даже мне неловко! Брюки и все летит в сторону, я закрываю лицо руками и начинаю стонать от твоих ласок, пальчиками мнешь его, целуешь, ведешь свой язык вдоль. Я горю в агонии рядом с тобой. Пытаешься заставить меня кончить, только в тебя малыш, только в тебя! Хватаю его за плечи, переворачиваю. Какой вид! Обнаженная снежинка в моих руках. Склоняюсь к твоей груди и губами впиваюсь в соски, оттягиваю их, упираюсь языком, они так быстро встают и твердеют. Твой орган уже готов кончить, вижу, как капля стекает по нему, ну нет. Хватаю его рукой и зажимаю. Ты прогибаешь спину. -Войди! Войди в меня!!! -умоляешь, я не против, я сам на грани. Подставляю головку к входу в тебя и делаю рывок, ты дрожишь, сжал меня внутри, до боли сильно. Руками обхватил мою шею и привстал, обхватив мое тело руками и ногами. Я беру твое лицо за подбородок, осматриваю. Слезы? Тебе больно малыш? Осторожно целую твои глаза и даю возможность привыкнуть к чувству наполненности внутри, затем начинаю движения, ты сам чуть ли не прыгаешь на мне, царапаешь плечи, просишь о большем, я кончаю внутрь лишь раз, узел не образуется, отпускаю руку, давая и тебе возможность кончить. Благополучно выхожу из тебя, ты валишься в моих объятиях, плывешь и растекаешься в них. Мы проводим неделю твоей течки вместе. Тебе не больно. Ты не боишься меня, ведь я не причиню тебе боль. Я осматриваю тебя, ты сидишь и не двигаешься. Я так больше не могу! Вспоминаю, как ты признался мне в том, что болен раком легких и тебе осталось недолго, помню, как выл и рыдал, не надеясь успокоится, положив голову на твои колени. Твои тонкие пальчики касались моих каштановых волос, а серые глаза продолжали истекать слезами. Из твоих пурпурных очей также текли слезы, но ты улыбался, я помню твои слова:«Выкопай тело… закончи наш опыт… ». Я выполнил просьбу, хотя нет, я даже после всей той истории с мистером М, Карамазовыми и сложным устройством заметок Франкештейна, не смог вернуть тебя. Твое исцеление было недолгим. Пол года ты был вроде жив, что-то писал, то что думал, затем ко мне вернулась память, а от тебя вновь ушла душа. Холмс просил меня остаться, но я вновь вернулся к тебе. Прижал к себе вновь хрупкое тело и поцеловал в лоб, ты как-то, каким-то чудом нашел меня, я помню твой шатающийся силуэт возле дома и как я кинулся, тебя обнимать и целовать. Твое тело, мое тело. Ты лишь мой. Мне показалось, в тот момент, когда я обнял тебя, после столь долгой разлуки ты дрогнул и твоей сердце тоже… но нет, мне лишь показалось. И вот в итоге, я вновь сижу над экспериментом, мучаю и тебя и себя, бьюсь в истериках и боюсь, что это конец. Запах от тебя усиливается. Я вдыхаю его. Течка? Мне сносит крышу, я не спал с омегами около трех-четырех лет. Это выше моих сил. Кидаю на тебя голодный взгляд. Сидишь на кровати, ерзаешь, дергаешь свои штаны, пытаясь снять. У тебя ведь все горит? Поднимаешь на меня глаза, они что? Начали дрожать? Ну я выжму тебя, малыш, ты ответишь за то, что я так страдаю. Сам не понимаю, что на меня нашло. Я резко схватил руки Пятницы и вжал его в кровать. тельце задрожало, он продолжал ерзать. Я сел на его половой орган и начал об него тереться. Пусть возбуждается, пусть. Это лишь тело. Почему ты не возвращаешься, Пятница?! -Скажи, почему ты не возвращаешься?! -ты скулишь подо мной, мычишь, просишь, пытаешься просить о чем-то? -чего ты хочешь?! Скажи мне?! Попроси, Пятница?! Я умоляю тебя! -безумие одолевает все нервные клетки и я уже стягиваю с него одежду, худой, весь в ранах, такая тонкая и прохладная кожа, не выдерживаю вновь. Склоняю голову на его грудь и пусть я возбужден до грани, слезы начинают течь от этого вида. -Прости меня, Пятница… -хриплю я эти слова и растворяюсь в своей новой истерике. Твоя рука ложится на мою голову и гладит? Пятница? Ты здесь? -Д. Д… Д… Дж… Дж… Джон… -еле выдавил из себя ты эти слова. Мне больно, страшно, ты говоришь, ты сказал мое имя, я срываю уже с себя одежду. резко вхожу в тебя, опять дрожишь, как тогда, в наш первый раз, такой узкий, но внутри тебя холодно, хоть ты и сжимаешь меня мертвой хваткой, внутри все пульсирует. Я на грани. Внутри тебя становится горячо? Или я хочу так? Ты судорожно обнимаешь меня. Я не просил, ты сам так захотел, но как приятно, валю тебя, наваливаюсь всем весом на тебя, мой хрупкий. Стонешь, хрипло, почти крича, кончаю в тебя, не могу остановиться, ты не отпускаешь меня. Целую холодные позвонки, ключицы, ребра, прохожу руками по всем граням мертвого тела, тут нет души, лишь инстинкты и похоть или она пришла сюда вновь? -Пятница, как хорошо… -шепчу ему на ушко, целую в глаза. Смотрю в них, дрожат и, мне кажется, осознанно смотрят на меня, чуть не плачу, резко сжимает меня, мы снова кончаем. Я делаю толчки, сколько я вливаю в него спермы, не помню, много, не могу остановиться, так долго не ощущал это тело. Сознание затуманивается, я не могу выйти из него, это узел? Он вырубается, мои веки смыкаются. Не успеваю выйти. Валюсь в сон. Плевать на все… Я погружаюсь в сон. Утром выхожу из столь родного и любимого тела, обтираю его влажным полотенцем, целую каждый миллиметр. Пятница открывает глазки, смотрит, кажется… теперь не просто в стену, а на меня, осознанно смотрит. Уголки губ приподнялись в улыбке? Мне кажется… Две недели спустя Я просыпаюсь от того, что ты плачешь, сидя над урной и рвешь. Да, меня удивляет твое поведение в последнее время. Ты начал просить есть, понемногу начал есть каши, овощи и фрукты, пьешь воду, но всего понемногу. Иногда слабо улыбаешься, иногда рыдаешь, посмотрев на меня, а сегодня рвешь этой едой, может не надо было тебе есть? Я сделал небольшой шажок, чтобы ты чувствовал себя живым. Пятница теперь спал рядом со мной, под теплым одеялом, а не работал ночи напролет, как во времена мистера М. Мне мерещилось, что ночью кто-то плакал и прижимался ко мне, я отвечал объятиями и утром видел Пятницу, свернувшегося, чуть ли не в клубочек, в моих руках. Он стал теплее. И потолстел. Надо бы тебя обследовать, родной мой. Встаю с кровати. Подхожу к тебе. Сажусь рядом и держу волосы, пока тебе все ее плохо. Беру полотенце, когда все заканчивается, мочу его в воде и вытираю твое лицо, ты дрожишь, не понимая, что происходит, я целую твой лобик. -Не бойся, сейчас мы тебя осмотрим и все будет хорошо, -он вновь прижимается ко мне, так доверчиво, и кладет голову на мое плечо. Так тепло, он стал теплее. Веду его в лабораторию. Осматриваю, ощупываю тело, он полностью здоров. Анализы. Делаю анализы его крови. Кровь как у живого? Поэтому он и стал теплее. Тру виски. Одеваю его, подхватываю на руки и несу в больницу, может надо проверить еще что-то. В больнице нет очередей, проходим всех врачей. Наконец доходим до кабинета УЗИ. Взрослый бета в возрасте щупает моего омегу, делает снимок его живота. -Поздравляю вас, наверное, вы станете отцом, -я чуть не рухнул. -Плохое у вас чувство юмора, доктор! Черное! -немного злюсь. Протираю животик Пятницы от специального геля и кладу на него свою ладонь, Пятница кладет свою руку поверх моей. Я хотел бы, чтобы это было правдой. -А кто шутит? Ваш труп беременный! -он смеется. Смешно этой твари. -Он не труп, -четко говорю я, -он мой омега и я никому не позволю называть моего омегу-трупом. Он… они живые… -прижимаю к себе свою хрупкую половинку. -Д… д… да, м… м… мы… ж… живы… -отзывается еле слышным голосом Пятница, поглаживая свой, еще не видный, животик и улыбаясь все теми же уголками губ. Врач поражен, а я уже одеваю свое чудо и, подняв на ручки, несу домой. -Ты видишь меня, Пятница? Видишь? — спрашиваю я, когда мы уже выходим из больницы. Омега обнимают мою шею руками, смотрит на меня пурпурными, ожившими, глазами и шепчет. -Я всегда видел лишь тебя, мой луч в этой тьме, -я кажется опять плачу, но от счастья. Он вернулся ко мне… Прошло шесть месяцев Пятница, осторожно придерживаясь за живот, лежит на диване и поглаживает его, губы омеги шевелятся и он что-то нашептывает малышу. Сейчас вечер. Я принес ему теплый чай и сел рядом с кроватью, где сейчас лежит мое беременное счастье. Пятница улыбаясь смотрит на меня, берет чашку чая и пьет понемногу. Влюбленно смотрю на него и прижимаю к себе. Мы ждем мальчика, он будет частичкой нас, нашим малышом и новым смыслом жизни. Я снова рядом со своей любовью. Я полностью счастлив и готов теперь быть рядом с ним хоть все двадцать четыре часа в сутки, никуда не отпускать одного, всегда рядом, теперь до конца. Я влюбляюсь в него по новому, каждую секунду, мгновенье и не могу перестать шептать ему, что люблю. В очередной раз повторяю эту фразу. -Я люблю тебя, мой дорогой… -он смотрит в мои глаза, гладит по щеке и смеется своим взглядом с того, насколько я нежен с ним, с моей хрупкой розой и любителем черепов (да-да, его страсть, коллекционировать черепа, но у него есть свои любимчики в этом плане). -Мы тебя тоже любим, Джон! -бодро и звонко отвечает мне и, ставя чашку на стол обнимает меня, всей своей сущностью желая быть рядом, прижимаю его к себе, целую, глажу по спине и животу. Скоро нас будет трое, и своих двоих самых любимых людей я никогда больше не отпущу, пусть лучше меня расстреляют! Я их больше не оставлю, не позволю умереть. Прогнозы врачей хорошие, Пятница стремительно улучшился в телосложении, теперь хоть есть что-то кроме костей. Ощущаю толчок в свою ладонь. Пятница вздрагивает, я тоже. Мой малыш толкается… -Он чувствует, что ты рядышком, -немного сжимаясь от неприятного толчка, говорит мой Пятница. Я вновь заглядываю в его глаза, а он в мои. Мы долго не можем оторваться друг от друга. Я целую его в губки, он скромно отвечает. -Ты мой истинный альфа… -А ты мой омега, -отвечаю на его любовь и ложусь рядом с ним в кровать, уже вечер стоит попробовать уснуть, не мне, ему. Ему надо много отдыхать. Получше накрываю Пятницу одеялом. Он сонно зевает и прикрывает глаза. -Ты вернул меня… я больше не исчезну, обещаю… -говорит он прежде, чем провалиться в сон. Охотно верю. На его пальце блестит колечко, мы теперь супруги, все официально и я никуда не отпущу его. Звезды светят в окне. Я прижимаю к себе хрупкое тело и погружаюсь в сон. Ощущаю себя в объятиях Пятницы и своего малыша. Вновь и вновь повторяю, что никому не отдам их, свое хрупкое счастье. Они доверчиво кивают, верят мне, а я все еще сплю, но знаю, что все это часть реальности… такая хрупкая грань между мечтой и реальностью, надо лишь сделать шаг в мечту и осуществить ее и выполнить то, что обещал, сделав всех счастливыми. Мне кажется, я сделал этот шаг и обрел счастье.