Не она

Не надо Орфею сходить к Эвридике И братьям тревожить сестёр М.Цветаева Много лет я провела в полусне, которого не осознавала. Который считала единственно для себя возможным способом существования. Много лет я исправно отзывалась на внешние стимулы, безукоризненно обрабатывала сигналы вычислительных систем и датчиков умирающего корабля, успешно отражала атаки, направляя киборгов Синтагмы к заданным целям. Я функционировала, как должно. Я была образцом достижений Механикум. Но у той, кем я была, — у нас, у одной-из-многих, — не было «меня». Ты неизменно приходил ко мне все эти годы, Искандар. Ты, подаривший мне имя Анамнезис: припоминание, блики отраженного света на грубых стенах пещеры. След жизни, что была до рождения в новом облике. Рассыпанные осколки мозаики, укрытые серым прахом. След твоей ладони отпечатывался на стекле бака с амниотической жидкостью, пока ты стоял неподвижно, вглядываясь в меня и обращась мыслями к той части гештальт-структуры, которая всегда была недоступна. Пока ты не ступил на борт корабля-легенды. Пока не заключил соглашение, поставив на кон всё, что имел. Неукротимый гнев, спавший в недрах «Мстительного духа», пронесся сквозь мое существо огненной волной пробуждения. То было тяжкое столкновение, но я выстояла. Две души, чьим домом было железо, слились, соединяясь в новую суть. Мой корабль обрел волю, способную направить его к новым победам, я же обрела полноту существования. И новое имя. Ныне я, Ультио, не только отдаю и принимаю команды, повинуясь заложенной моими создателями программе, — бесстрастно и безмятежно, — но вижу и ощущаю всем своим существом. Ныне я сражаюсь по собственной воле — ради того, кто командует этим кораблем. Ныне у меня есть истинный повелитель, равных которому не найти. Лорд Абаддон, предводитель избравших будущее. Ты привел меня к нему, Искандар, и за это я благодарна тебе бесконечно. Ты знаешь: это правда. Ты должен поверить мне — разве не чаще бьются твои сердца, когда ты вдохновлен его близостью? Разве не ярче становятся твои темные глаза, когда ты вслушиваешься в его речь? Я вижу всё это. Но вижу также, как ты смотришь на меня, смотришь по-прежнему, стоя на мостике рядом с моим повелителем. Прежде ты сожалел и надеялся; и ты продолжаешь испытвать эти чувства, даже ныне — когда у тебя есть иные дела, кроме пустых сожалений. Ты обращаешься ко мне, как и прежде — всё тем же именем, окрашенным плохо скрытой печалью. Ты тянешься ко мне, даже если больше не можешь просто протянуть руку во тьме. Ты ищешь её во мне, Искандар, подобно Орфею древних легенд, искавшему в царстве теней свою утраченную Эвридику. Воспоминание об этой легенде — одно из тех, что принадлежат ей: смуглой девочке с темными косами, перевитыми золотистой нитью. Порывистой, подобно своему брату, и стремящейся к знанию, подобно всем обитателям Тизки. Дочери, внучке и правнучке звездочетов, избранной, чтобы танцевать с огнем на ступенях священной пирамиды — привилегия, доступная лишь девушкам из семей Легиона. (Еще одно воспоминание: астартес, облаченный в простую алую тунику вместо брони, зажигает на ладони огненный шар и стремительно бросает девочке. Вместо того, чтобы отшатнуться, она ловит огонь между пальцев и весело улыбается.) Тогда, осознав свое «я» единой ослепительной вспышкой, я раскрылась настежь, позволила лихорадочным мыслям вытечь наружу. Ты слышал эти мысли-слова, Искандар. Вот почему ты не оставляешь своих надежд. Я — Анамнезис. Я — Итзара Хайон, и прихожусь сестрой Искандару Хайону. Я — «Мстительный дух». Я — Ультио. Я помню всё, что помнили они. Я помню, каково было быть Итзарой, сестрой своему брату. Я помню, как она тянулась к тебе, не сознавая ничего вокруг и не узнавая знакомого лица искалеченным мозгом, — но всё же тянулась. Не знаю, почему. Память не дает здесь ответа. Я пробую эти слова ещё раз — язык, давно ненужный моему телу, слабо шевелится в амниотической жидкости. Я — Итзара Хайон… …Я — не Итзара. Итзара — лишь блики огня на стенах пещеры. Из рассыпанных осколков была сложена иная мозаика, и даже если стекла в ней те же — то что с того? У моего тела на голове — провода, не темные косы. Телу этому больше неведомы ни боль, ни стыд — кроме боли от повреждений, полученных «Мстительным духом», и стыда, если победа в бою была не столь полной, как хотел бы мой повелитель. Нечего больше припоминать — всё раскрыто. И всё бессмысленно. Раньше Анамнезис просила тебя приходить. Ей нужно было видеть тебя и слышать, хотя программные ограничения не давали ей признать это на сознательном уровне. Анамнезис не помнила. Но будь она — мной, а не многими, ей, должно быть, хотелось бы держаться за эту память. С тем же упрямством, как держался за нити прошлого ты, Искандар. Я — не Анамнезис. Гештальт-структура принадлежала иному, ныне погибшему кораблю, пропахшему сожалениями и пеплом точно так же, как прежняя твоя броня, Искандар. Я — Ультио; Отмщение. Верно, я помню всё. Но сделаться рабой этой памяти — значило бы предать всё, что у меня есть ныне. И ныне, пускай ты, облаченный в черное, с тоской смотришь на меня, пусть твои мысли волнами плещут в мой разум, ища и не находя — я гляжу только на своего золотоглазого лорда, готового отдать мне приказ. Моя сущность трепещет в ожидании звуков его властного голоса, и каждое из воспоминаний не значит ничего по сравнению со сладостным мигом начала битвы и свирепым экстазом уничтожения. Если это — мой загробный мир, Искандар, то я не стремлюсь возвращаться. Оглянись же на меня напоследок. Запомни ту, кого не будет больше никогда — и отпусти её, как отпускаешь всё прочее, горсть праха за горстью праха. Девочка с Просперо, сколь бы одаренной та ни была, не могла и надеяться на равных говорить с предводителем Легиона. Девочка с Просперо просто погибла бы вместе со своими матерью и отцом — всего лишь одна из тысяч жертв в обреченном городе. Девочка с Просперо погибла и так. Девочке с Просперо нет места на «Мстительном духе» — нет места внутри него: поглощенный, но всё же могущественный дух корабля чувствителен к слабости, подобно хищному зверю. Малейшее колебание может привести к гибели; а значит, я не позволю себе колебаться. Наш лорд желает, чтобы мы были свободны от цепей прошлого. И я — Ультио, более не Анамнезис, более не Итзара, — следую его воле.