ты не обязан.

Это говно могло продолжаться днями, неделями, месяцами, но... - "Отношения без обязательств". звучит круто, не так ли? ты можешь идти куда хочешь и ебаться с кем пожелаешь. Никакого мозгоебства. Никаких "Пак Чанель, ты меня не любишь!", "Чанни, купи мне розы", "Ёлли, подари мне те красные туфли", "Пак, исполни серенаду под моим балконом", " Чанель, свари плов из гномьей жопы" и тому подобного. ты не обязан помнить важные детали отношений вроде вашей годовщины, дня первого поцелуя, любимой еды возлюбленного и прочее. не обязан отчитываться где\когда\с кем был, заботиться и переживать. Не обязан даже делать комплименты ради приличия. У вас нет слащавых обращений наподобие "малыш" или "зай", их заменили позывные типа "пиздюк" или "ублюдок". Все, что ты делаешь, это стабильно время от времени встречаешься с этим человеком. без всяких там обязательств. вы даже не знаете о жизни друг друга практически ничего. все, что у вас есть - это совместные вечера в затхлой квартирке и хороший, стабильный трах. ну, скажи, круто же ведь, да? Да нихера подобного! я помню как все начиналось. был осенний вечер. солнце уже село и на улицах города воцарилась тьма. погода была отвратительной, подстать моему настроению. дождь, гроза, ветер, минусовпя температура, грязь, гром и молния довершали гнетущую атмосферу вечера. знаете это состояние, именуемое экзистерциальным кризисом, когда тухнешь в своей квартире? когда всё, на что тебя хватает - это лежать лицом вниз и слушать песни суисайд бойс? когда тебе не хватает энтузиазма даже подрочить на неправдоподобно стонущую порноактрису? Когда думаешь о своей опостылевшей жизни больше тридцати секунд и понимаешь, что всё тлен? когда этот смрад гниения, именуемый мыслями, давит на черепушку с такой силой, что больно моргать и самовыпил кажется пределом мечтаний и невиданной блажью? когда максимальное, на что ты способен- это перевернуться на другой бог и упав с дивана, поползти в сторону кухни пожарить картошку? Вот примерно так. Собираюсь с последними силами, что у меня есть. С последними силами, на которые способно это ничтожное бренное тело и выхожу на лестничную площадку покурить. Поджигаю спасительную палочку и вижу его. Сехуна. Высокого худого парня с волосами цвета серебра. на его тощих плечах висела растянутая майка-алкашка, короткие шортики немного приспустились на умопомрачительно тонких, бритых(твою ж мать!) ножках, обнажая молочную полоску поясничной кожи, а кроссовки были стоптаны на манер тапочек. парень сосредоточенно вертел ключём в замочной скважине, и с его губ время от времени слетела тихая нецензурная брань. - помощь нужна? - спустя какое-то время подал голос я. обычно меня не волновали чужие проблемы, но мне вдруг стало жалко этого парнишку. – с каких это пор Пак Чанёлю есть дело до других людей? - оторвавшись от своего занятия и удивленно подняв бровь спросил он. – пф, - фыркнул я, - ну как знаешь. уже развернулся и зашагал в сторону своей двери, как вдруг почувствовал чужие холодные пальцы на своем запястье. - стой! - крикнул он, - нужна! дай позвонить слесарю. - в одиннадцать вечера? - развернувшись к нему в пол оборота, спросил я, - ты серьезно? как думаешь, в какой половой орган он тебя пошлет: женский или мужской? - очень смешно, мистер остряк. - его нахмуренные бровки образовали милую складку на лбу, - хватит издеваться. все что от тебя требуется - это дать телефон. я передернул плечами и молча распахнул входную дверь, запуская его внутрь. повелительным жестом указал на кресло и рядом весящий аппарат связи, а сам, оперевшись плечом о дверной косяк и сложив руки на груди, стал наблюдать за миниатюрой " попробуй дозвонись". - дай сотку, - спустя десять минут сосредоточенный страданий попросил блондин, вытянув вперед длинную, худую руку. - тебя в детстве не учили, такому слову, как "пожалуйста"? - недовольно цокая, я передал ему смартфон, предвкушая второй акт спектакля. - Чёрт! - выругался он, - сеть не ловит. - Всё, хватит, - выдернув гаджет из его руки и встретившись с недовольным взглядом, психанул я, - такими темпами ты скорее оставишь город без электричества чем дозвониться. - дай я позвоню другу. - с ума сошел? куда собрался? ты погоду видел? - в этот момент, словно поддакивая мне, небо озарила яркая молния и ночную тишину прорезал страшный гром, да такой, что металлический навес над моим балконом жалобно пискнул, - оставайся. утром вызовешь слесаря. се задумался. - Не ссы, плату не возьму. покрайней мере деньгами, - игриво передернув бровями, сказал я. -совсем идиот, что ли? - хах, - ответил я, - нет, ты, конечно, можешь спать на лестничной площадке... - нет! я остаюсь! - махая ладошками затараторил он, видимо поняв весь масштаб пиздеца. - остаюсь! - ну тогда иди за мной, - развернувшись на пятках, приказал я, поворачивая в сторону кухни. - куда? зачем? - напрягся Се. - ночлег отрабатывать, - сказал я и ехидно улыбнулся. А Хун аж вспотел. И знаете, Сехун прекрасно чистит картошку. он почистил пять, пока я пыхтел над одной, и то умудрившись порезатся. Я чуть не получил инфаркт когда вернувшись на кухню с уже обработанным пальцем, застал его стоящего раком в попытке достать закатившийся в далекие края корнеплод. - твою сука мать...- давлюсь воздухом в попытке отвезти взгляд. в ноги будто свинца налили, - что... что ты делаешь? - в смысле? - Хун выпрямляется и смотрит на меня как на идиота. сука. ну нафига ты согнулся в три погибели? *прода* *здесь может быть ваша реклама* пысы. автор ленивое чмо. допишет потом. сегодня автору плохо. И это говно могло продолжаться днями, неделями, месяцами, но... -сам же ко мне приползёшь потом, вот увидишь! - А это мы ещё посмотрим, - громко хлопнув дверью, младший поставил точку в коротком разговоре. Пак всегда был особенным. Нет, он не был особо одаренным, талантливым или ещё что-то в этом духе. Он был просто Чанелем. Но что- то в его поведении, речи, мимике завораживало и одновременно пугало Се. Живые карие глаза и пламя внутри. Старший был полон сил и вечно куда то бежал, что-то делал, жил. Сехун был не такой. Он был полной противоположностью старшего. Внутри у него ни то что пламени, даже искры не было. И младший рад бы быть таким же как он, таким же живым, но, наверное, он просто не создан для Новый день, то же старое говно. Сегодня ничем не отличалось от вчера, а вчера от позавчера. Разве что цветом сехуновских трусов. И тусклое осенние солнце светит как обычно, ради приличия. Маниакально депрессивное расстройство вновь зажало горло своими холодными тисками, перекрывая кислород. Очередной приступ ненависти к себе вызывает такое отвращение, что еще чуть-чуть и самоубийство - предел мечтаний и заоблачная блажь. И младший упорно старался жить без огненных глаз, оттопыренных ушей и хриплого низкого баса по утрам. Честно просыпался по утрам и поливал кактус, но каждый последующий день становился хуже другого. Куда податься? А главное, зачем? И это говно могло продолжаться... ну вы знаете. Но в глубине души он давно знал куда идти. Где впустят, не прогонят и, если повезёт, пожалеют. И, чёрт возьми, он готов поклясться, что непослушные руки сами зашнуровывают конверсы, холодные пальцы закрывают дверь и дрожащие ноги несут бренное тело туда, где можно отпустить себя, снять все заслонки, расклеиться, дать трещину, морально разложиться, размазать хандру по венам и слёзы по щекам, разойтись по швами и упасть вниз желтым листом прямо под ноги тому, кто так чертовски особенен. Дверь открывается резко, с противным скрипом и Сехун стоит на пороге. Колени тянуться к земле тяжелым грузом и вот он уже у чанелевых ног. Вымокший до нитки, продрогший до мозга костей и абсолютно убитый. - Ну и что ты хочешь от меня? - севшим голосом устало произносит на выдохе Пак и... И смеётся. Почему? Да Потому, что все это - до боли привычно, до тошноты знакомо и до ужаса затерто. Потому, что ему, такому сильному, тоже черт побери бывает страшно, но об этом он промолчит. Потому, что рядом с Сехуном плохо, но без него в тысячи раз хуже. Потому, что без младшего просто невыносимо. Потому, что это сродне наркотической зависимости, ведь без него - жизни нет. Потому что всё, что младший может - это снова и снова возвращаться к нему избитым псом на сломанных лапах. А всё, что может Ёль - затравленно молчать и выжигать испепеляющим взглядом на истерзанном одиночеством лице напротив самоутверждающее "я же говорил". И ещё тысячи тысяч "почему". А дальше все происходит по старой опере. Пак всегда не выдерживает, что-то внутри ломается и он подрывается с места, уже в следующую секунду прижимая хрупкое, словно хрустальное, тельце младшего к собственному, горячему и крепкому. И становиться так хорошо-хорошо, что ажно плохо. Шепчет какие-то неправдоподобные, но такие успокаивающие на данный момент слова о том, что все будет хорошо, что он не бросит. Собирает горячими губами слезы с холодных щек и широкими ладонями поглаживает тощую поясницу. И все, что он может после - это долго и муторно зализывать чужие кровоточащие раны и в страхе ждать того момента, когда его дурачок снова решит уйти. И это говно могло продолжаться, но.... Я влюбился.