Встреча

В дверь постучали. Он ждал этого. — Кто там? — спросил он. Голос у него был низкий и хриплый, но он знал, что это не смутит ее. Давно уже не смущало. А ведь когда-то он боялся, что она, услышав его голос, убежит. Теперь об этом можно было не думать. — Это я, — ответила она. Он с трудом расслышал ее, но ему этого и не требовалось: он знал, что она должна сказать. И она знала. И говорила. Каждый раз. — Дерни за веревочку, дитя мое, — продолжил он, — дверь и откроется. Он слышал, как тоскливо и протяжно скрипнули петли, и потянул воздух носом. Ее запах изменился с последнего раза, когда он видел ее — стал более сладковатым и терпким. Он напоминал ему об осенних листьях и костях, которые он прятал в земле, когда был маленьким. Он прикрыл глаза, вспоминая их первую встречу. Она — вся в красном — такая беспечная и мечтательная. Он — весь в сером — опытный и знающий, чего она хочет. Он показал ей дорогу, а потом долго смотрел ей вслед, уверенный, что они еще встретятся. Вскоре они действительно встретились — в доме ее бабушки. Он ждал ее в постели, прикрытый одеялом, чтобы не отпугнуть раньше времени. Она сидела у кровати и прилежно отвечала на все его вопросы. Он говорил о себе, на деле говоря о ней. Потом он вкусил ее плоть и раскрыл ее внутреннюю суть, такую нежную и невинную. Дальше была лишь боль, потому что многие были против их связи. Они встречались еще и еще, раз за разом повторяя привычный ритуал. Сначала он указывал ей путь, а потом ждал ее в постели. Она ни разу не изменила ему. Он ждал — она приходила. Каждый раз он боялся, что она не вернется, но она возвращалась. Он и сам думал, что однажды не сможет прийти на встречу с ней и кто-то другой укажет ей дорогу, а потом встретит в доме бабушки. Или случится что-то похуже… Но пока ему хватало сил, чтобы вовремя оказываться у той развилки, где они впервые познакомились. Он слышал, как скрипнула кровать, когда она, которую он столько ждал, прилегла рядом с ним. — Почему у тебя такие большие руки? Она всегда начинала с этого вопроса. Сейчас она говорила с трудом, но он знал, что она спрашивает его именно об этом. — Чтобы крепче обнять тебя, дитя мое. — Почему у тебя такие большие уши? — и ее второй вопрос он помнил. — Чтобы лучше слышать тебя, дитя мое. Он отвечал так, но на самом деле знал, что даже если однажды у него не станет ушей, он все равно будет слышать ее. Памятью и сердцем. — Почему у тебя такие большие глаза? Ему до боли хотелось плакать. Она спрашивала его, потому что должна была спросить, хотя он лишился одного глаза еще в предыдущую их встречу. Он понимал ее: она хотела жить прошлым, где они оба были прекрасны и сильны. Нет, нет, не так. Она была прекрасна до сих пор и будет такой вечно. — Чтобы лучше видеть тебя, дитя мое, — ответил он. Должен был последовать новый вопрос, но она молчала. Он повернулся к ней и улыбнулся, стараясь подбодрить. — Почему у тебя такие большие зубы? — наконец спросила она. Пусть она смогла произнести лишь несколько завывающих гласных, он разобрал каждое ее слово. — Чтобы скорее съесть тебя, дитя мое, — выдохнул он и открыл пасть. Сейчас его мышцы стали мягче, а сухожилия разорвались, поэтому его челюсть открывалась гораздо шире, чем раньше. Он мог распахнуть свою пасть практически до желудка: нижняя челюсть легко выходила из суставов. Ему вспомнилась первая встреча. О как ему было стыдно сейчас за то, как тогда он себя вел! Он осквернил ее своими зубами. Оставил отпечатки на ее розовой коже. Сейчас — последний десяток встреч — он мог впустить ее в себя целиком, не коснувшись ни клыком. Она повернулась к нему. Даже одним глазом он видел ее красоту, которую не могли испортить ни расползающаяся кожа с пятнами гнили и разложения, ни левая глазница, заполненная темной кровью, ни разорванное горло — о как он был нетерпелив в их первую встречу! Ничего. Она была прекрасна. Он почувствовал, как она забирается в его пасть, наступая на вялый посиневший язык, протискивается в его горло, влезает в желудок. Ощутив ее внутри, он поднял нижнюю челюсть и придержал ее передними лапами. Он надеялся, что ей удобно. Сейчас она может смотреть на мир сквозь прорезь в его животе. Это Охотник, противник их связи, распорол ему брюхо после их самой первой встречи. С тех пор Волку каждый раз приходилось зашивать рану толстыми нитками. Последнее время кожа все сильнее расползается под иглой и остаются прорехи, сквозь которые Шапочка может видеть все, что видит Волк. Он сполз с кровати и, покачиваясь, подошел к двери. Мертвые лапы держали плохо, но Волк не собирался сдаваться. Он хотел показать Шапочке весь мир до того, как Охотник их нагонит. Он погладил живот и прошептал: — Не бойся. Даже если что-то случится… — Мы все равно найдем друг друга, — закончила она за него.