Шаг к горизонту

      Я не верила собственной удаче! Вряд ли от священника был бы толк, случись опасность, но в Уэе его слово точно пригодится. И никто впредь не скажет, что Утред меня выкрал, если у нас будет такой свидетель.       Теперь мы путешествовали втроем. Утред отмалчивался, оправдывая образ хмурого воина, мы же с отцом Пирлигом болтали. Разговоры были вполне безобидными, потому я и не опасалась, что священник может что-то лишнее доложить моему отцу. И все же мне не хватало голоса моего защитника.       У нас над головами пролетела кукушка, радостно выкрикивая свой клич. Но ее запала хватило всего лишь на два ку-ку.       – Правда, что датчане умеют узнавать будущее по полету птиц? Что бы это могло значить? – мой план вытащить хоть слово из моего защитника сработал.       – Подбросила яйца в чужое гнездо, вот и ликует. Ворон был бы добрым знаком, но не в твоем случае.       – И почему же? – не стоило забывать, что, если задрать голову, можно ослепнуть от солнца: когда я повернула голову к Утреду, он был как темными пятнами покрыт, а когда я зарыла глаза, на веках отразился его образ.       – Он птица Одина. Его глаза в этом мире, а часто и слово. Будь это ворон, нам бы стоило ожидать сражения и победы, – говорил Утред.       – Только мы все равно не будем сражаться. Так что гадания тут бесполезны. Ненастье будет, – прервал отец Пирлиг опасную тему языческих верований.       – Это ты по птице увидел, отец Пирлиг? – я глянула на Пирлига, закрыла глаза, но он не отразился. Может, дело было в серебристой кольчуге Утреда?       – По собственному плечу. Ноет, мочи нет, – ответил священник.       Гораздо позже Утред посмеялся над моей грустной шуткой, что кукушка тоже может быть предвестником, и разгадай они знак, то, не поддаваясь ни на какие уговоры «гусыни из золота», ее бы скрутили и отправили подальше от опасности. И все же кукушка оказалась добрым знаком… А Пирлиг и правда напророчил роковое ненастье. Все происходило слишком быстро. Сначала девственно-чистое голубое небо покрыли пушинки облака. Потом пушинки потяжелели мышино-серым окрасом и полностью скрыли небесную лазурь. Приятный ветерок, прогонявший нестерпимую жару, стал резким, порывистым. Да и похолодало так, словно лето разом стало поздней осенью. Как никогда стала насущной потребность найти убежище. Нам повезло, что наш путь пересекся с маленькой деревенькой в несколько дворов, да еще и неказистым названием Авултун – «деревня». В этот раз грозный, воинственный вид Утреда сыграл с нами злую шутку: никто из местных не решился пустить путешественников в дом. Зато мы и в сарае неплохо устроились, одного крестьянина по имени Эйкен, под угрозой, что вышибить дверь его лачуги и занять ее Утреду не составит труда.       В тафл не играли: свечей не было. Да даже если бы выпала возможность, вряд ли я смогла бы сосредоточиться на игре. За стеной как разбуженное и исходящее яростью чудовище бушевала стихия. Монстр грохотал, стучал, завывал, извергал гневные вспышки молний, желая до основания разрушить этот мир. Что касается нашего убежища, то монстру это как скорлупу раздавить. Как-то и жутко, и удивительно было лелеять детский надуманный страх и при каждой вспышке молнии прижиматься к защитнику, заворачиваясь в его плащ, греясь его теплом. Конечно же, не чудовище лютовало снаружи. Просто буря сначала злилась, потом пела странную суровую колыбельную.       Утро началось с противного щенячьего тявканья. Либо настырная псина требовала у хозяина еду, либо за кем-то гонялась, либо просто радовалась, что жива, несмотря на все ненастья. Она прервала чудесный яркий сон. Я закрыла глаза, чтобы удержать его, и поняла, что почти ничего не помню. Зато мое шевеление почувствовал Утред и решил окончательно меня разбудить, высказав:       – Значит, в Уэй мы уже не едем.       – Почему не едем? – спросонья я попалась на уловку Утреда, заставившую меня подскочить как ошпаренную. Поняв оплошность, я выпрямилась, приняв королевскую осанку, и строго спросила: – Так когда же мы будем на месте, господин Утред?       – Если скоро соберемся, то до полудня.       – Если совсем немного задержимся, то Уэй ведь никуда не денется?       Я начала припоминать, что было в моем сне: триумфальный въезд в некий город и приветствующий меня народ. Почему бы это не мог быть Уэй?       – Даже не думай об этом! – Утред заметил мой взгляд на сумку с припрятанным платьем и верно разгадал намерения.       – Почему? – я уже начала вытаскивать свой наряд. – Разве тебе приятнее путешествовать с нелепым мальчишкой, чем служить доверенным лицом дочери Альфреда?       – Тогда дочь короля сейчас же отправится в ближайший бург дожидаться отца. Или же нелепый мальчишка сопроводит меня в Уэй, где я сообщу местному кэрлу от опасности. И все! Пусть дальше он и его люди решают, что делать с этими знаниями.       Конечно же, главной нашей целью было спасти жителей Уэя. Я была благодарна Утреду, что он воспринял серьезно и понял мое рвение хоть в такой малости защитить людей Уэссекса. Несколько случайностей собрались в один единый знак: мы должны не просто предупредить жителей Уэя, а не войной, но миром привести их к присяге законному королю. Потому, как его дочь, я должна была выступать от его имени. Мы не оговаривали этого с Утредом, но, казалось, оно само собой разумелось. Одна часть моего благородного плана рушилась просто на глазах.       – Хорошо, – я честно вернула платье обратно. Устраивать теперь шум из-за недомолвки – только навредить нашему делу. Я надеялась, что Утред не заметил, как я успела припрятать в рукаве фибулу.       – И в Уэе ты никому не назовешь свое имя, – видимо, моего спутника озадачила такая легкая победа, и он продолжал перекрывать мне ходы к маневру.       – Не назову. Я же обещала тебя слушать. Ты не доверяешь слову дочери Альфреда? Моего заверения оказалось достаточно. Он мог не сомневаться, что нарушать в этом договоренность я не собиралась, так же как и не собиралась отступать. Неожиданный разлив реки дал мне хороший урок: если Господь ставит на пути препятствие, лучше не отчаиваться, а попробовать его преодолеть. Понадобится усилие или время, но если цель того стоит, то жертва не будет напрасной. Я жертвовала собственным честолюбием, но, если фигуру поставить в нужное место, получала некоторые преимущества для победы. Буря, конечно, натворила бед. У одного дома снесло крышу, несколько деревьев сломало, хлам, что был оставлен по дворам, снесло и перемешало, что пусть бы соседи теперь разбирались. Крестьяне сокрушенно переговаривались, обсуждая беды, принесенные бедствием. И все же не одна буря занимала их внимание. Если говорливый отец Пирлиг так полюбился жителям Авултуна, что они даже просили его остаться и жалели о неоказанном гостеприимстве, то на Утреда смотрели косо и обходили стороной. Я же вызывала любопытство как сопровождающая странной пары, но не больше. Встав ни свет ни заря, словом, советом и шуткой отцу Пирлигу удалось собрать больше провизии, чем если бы Утред действовал мечом. Там были и копченые угри, и лепешки, и сыр, и даже немного вяленого мяса. Жена нашего хозяина накормила нас перед дорогой жареными яйцами.       – Благословите, отец, – суетилась женщина, отделяя для Пирлига первый кусок яичницы.       – Господь с тобою, дочка, – священник отщипнул пальцами часть угощения и отправил ее в рот, смачно причмокнув. – Вот что, кажется, проще, чем зажарить яйца? Но такие и на стол Альфреду можно подать. Ел бы за обе щеки, и детки бы его запихались, не брезговали.       – Такое говорите, – смутилась хозяйка.       – Я-то знаю, – отец Пирлиг подмигнул мне, и правда с огромным удовольствием уминавшей яичницу. – Хорошо, что масла не пожалела. И травы добавила. Муж твой благословлен иметь такую жену. А где он сам? Почему не присоединился к еде?       – Он в Уэй уехал, продать шерсть. У Валды, брата моего Эйкена, двое взрослых сыновей. Он тоже со своим товаром собирался туда. Вместе не так страшно, да и помощь какая-никакая. Но буря ему телегу перевернула. Теперь моему Эйкену пришлось одному ехать с Валдой... – начала рассказывать хозяйка.       – У которого телега перевернулась?       Хозяйка, которая, обойдя меня, начала накладывать яичницу Утреду, обернулась, смерила меня удивленным взглядом – мол, кто это подал голос? – но все же ответила:       – Нет, наш сын, Валда, – наконец-то и в моей глиняной тарелке оказалась еда. – Как бы ничего не случилось, – хозяйка снова обернулась на Пирлига.       – Твой муж дважды благословенен, дочка, – отец Пирлиг смачно облизал пальцы. – Мы ведь тоже держим путь в Уэй. Думаю, нагоним. Ему нечего опасаться.       Так и случилось, ведь лошади быстрее повозки с волом. Потом нам пришлось замедлить шаг, чтобы, как и обещали жене Эйкена, сопроводить и охранять его, но Уэй был уже близко. Сам по себе поселок оказался вполне себе обычный. Деревянный частокол, деревянные близко построенные дома, под соломенными крышами. Меж домов важно ходили куры. В луже валялись довольные свиньи. Я была немного разочарована. Наша хозяйка сказала, что ее муж отправился продать шерсть. Потому верно было предположить, что сделать это можно на ярмарке. Я слышала, что это веселое, многолюдное, шумное действо с музыкантами, акробатами, дрессированными животными и сладостями. Ничего подобного в Уэе не было. Местечковая площадь с внушительным валуном в центре была малолюдна. Эйкен куда-то исчез, оставив присматривать за телегой своего сына, мальчишку где-то лет восьми. Он мог подсказать, где же обитал кэрл, ведь в Уэе не было выделяющегося холла, а все дома казались почти одинаковыми по зажиточности.       – Было бы у меня хоть пятеро моих людей, мы бы вытрясли, куда они дели кэрла.       – Тише-тише, господин Утред. Смирение ломает скалы и творит чудеса, – не унывал отец Пирлиг.       – Помолишься, и кэрл свалится нам на головы?       – Нет, господин Утред, – отец Пирлиг передал мне повод своей лошади. – Всего лишь избавлюсь от маловера.       – Может, стоит его здесь потерять?       Я заметила, что к телеге, на которой сидел Валда, подошел еще один мальчик. Они начали болтать как старые приятели, которые давненько не виделись. Если Эйкен частенько бывал в Уэе, то можно было предположить, что его сын заведет дружбу с кем-то из местных.       – Я скоро! Просто разведаю немного. За мной не ходи. Мне они доверяться, а ты их напугаешь.       Я уже ступила на нестроганую доску мостик между двумя берегами озерца-лужи, когда услышала за спиной:       – Я вам слугой не нанимался.       – Но и потерять меня не посмеешь.       Для моих ног опора была надежной, так что я уверенно шла к своей цели. Мальчишки прервали разговор и уставились на меня.       – Чего тебе? – грозно, как пес, готовый зарычать, вскинул голову Валда.       – Ты же из Уэя? – игнорируя нападки, обратилась я к его другу, которого теперь я получила возможность рассмотреть поближе.       Не худой, скорее, слишком стройный, ведь все части тела его были достаточно пропорциональны, темноволосый, и голубоглазый, с правильными чертами лица – я могла представить его послушником, но никак не за сохой или с мечом. Впрочем, отец тоже не был особо могучим, но творил великие дела.       – Допустим, – неприветливо ответил он.       – У нас очень важное послание к кэрлу. Ты знаешь, где он?       – Еще бы ему не знать, если это его сын, – вмешался Валда.       Я мысленно возблагодарила Господа за удачу. Если раньше я не знала, как воплотить свой ненадежный план, то вот она, основа.       – Как твое имя?       – А кто со мной говорит?       Видимо он решил, что статус сына старосты этой деревни давал ему повод выеживаться, я же думала, что знаю способ сбить с него спесь.       – Я Эдуард Этелинг! – ни сын кэрла, ни его товарищ и бровью не повели. Похоже, это имя им ничего не говорило, так что пришлось добавить: – Старший сын и наследник короля Альфреда.       – Лорд из сарая, – загоготал Валда.       – Аэлрик, сын Кутберта, – недоверчиво прищурив глаза сказал сын кэрла. Это был очень щедрый дар, даже если Аэлрик не мог его оценить. Я протянула ему припрятанную фибулу.       – Передай это отцу. И передай, что мы ждем его. Я развернулась и направилась обратно к Утреду. Когда я была на месте и обернулась, Аэлрика возле телеги не было.       – И что узнала? – сразу же ревностно поинтересовался Утред.       – Кэрла зовут Кутберт, – честно ответила я. – Скажи, а что не так с шерстью Эйкена?       – Что не так с шерстью Эйкена? – передразнил меня Утред или действительно удивился вопросу.       Может, я бы тоже обиделась, если бы оказалась не удел, потому старалась расспрашивать спокойно.       – Я не вижу, кому бы он мог ее продать.       – Если есть товар, значит, должен быть и купец. Тот, кто желает получить навар, обойдя королевские пошлины, – пояснил Утред.       – Мне это не нравится.       Я чувствовала себя глупцом, обрадовавшимся, что обманул сам себя. Этот Аэлрик мог быть таким же сыном кэрла, как я моим братом.       – Уже жалеешь о желании спасти непослушных овечек?       Утред совсем не так растолковал мои слова. Мне не хотелось быть занудой, но язык просто чесался огрызнуться:       – Непослушным овечкам, щипающим травку, где ни попадя, нужен пастух. Отец Пирлиг тебе может много об этом рассказать, господин Утред.       Мы бы могли долго, сидя в тени на бревне, переговариваться, но к нам уже со всех ног мчался Аэлрик.       – Мой отец ждет тебя, господин Эдуард, – крикнул Аэлрик, даже не успев отдышаться.       – Вот как, – конечно же, Утреда возмутило такое пренебрежение к его особе, и я прекрасно понимала это. Только недовольство его можно было трактовать и по-другому, с выгодой для себя.       – Если знает, кто мы, – почему сам не явился? – я грозно подперла бок кулаком.       – Он говорит с вашим священником, – выдохнул Аэлрик, со следующим вздохом сообщил: – Отцом Пирлигом.       – Ладно. Веди.       Вряд ли Эдуард поблагодарит меня за то, что создаю ему репутацию, но пусть знают, что их будущий король строг, но отходчив. Утред не оставил меня, хотя спиной я чувствовала его недовольство. Мне оправданием было, что я не нарушила клятвы, а он был все же нечестен со мной. Пока мы шли к дому кэрла, мысли о нашей с Утредом размолвке несказанно коробили меня, но стоило переступить порог, как они на какое-то время были забыты из-за внезапного фокуса. Аэлрик отступил, пропуская нас. Дверь открылась, и внутри стоял Аэлрик, только длинноволосый и в платье. Мне, правда, стоило труда сдержать восторженный вскрик. Близнецы! Схожие, как две капельки воды. Аэлрик был явно смущен, а сестра его разве что не хихикала моему удивлению.       Чтобы не доставлять ей удовольствие, а Аэлрику неприятностей, стараясь не коситься на близнецов, а смотреть прямо, я сделала шаг вперед. Если бы я верила в богов Утреда, я бы назвала это их насмешкой. Сначала, подослав близнецов, они ослабили мою бдительность, а потом чуть не лишили разума. Навстречу мне шел святой… Не знаю, был ли красив величайший из величайших людей, святой Кутберт из Нортумбрии. Наверное… Он знал язык птиц и зверей, а они доверяли ему. Когда, чтобы победить сон, он долго стоял в ледяных водах, выдры приплывали, чтобы согреть его. Когда он ушел в отшельничество, то птицы прилетали, чтобы поведать о новостях. Если бы он носил печать уродства, бездушные твари не льнули бы так к нему.       Ко мне шел Кутберт, не святой, а человек, но сердце мое вдруг стало таким огромным, что грозило разорвать грудную клетку и разом с этим прилипло к спине, как будто замерло: я никогда не думала, что на мужчину можно смотреть и любоваться. У       Кутберта из Уэя были голубые, просто небесные глаза. А еще черные, как смола, волосы, завязанные в хвост, и небольшая борода, сцепленная на конце тонким кольцом, выделяющая выступающий гордый подбородок. Прямой ровный нос, губы тонкие, но с идеальными острыми изгибами.       – Рад приветствовать в наших краях такую важную особу.       Его голос был низкий и мягкий, как пух. Даже если Кутберт насмехался, он говорил словно гладил. Я могла бы его слушать вечно, а у самой как язык отняло. Молчание становилось неловким, а Утред вовсе не собирался меня выручать. Вмешался отец Пирлиг:       – Мой господин Эдуард! Господин Утред! Каюсь-каюсь, за приятной беседой и прекраснейшим элем я совершенно забыл, как скоро сбегает день.       Я не переставала поражаться, как быстро отец Пирлиг приноравливается к обстоятельствам и ловко и с явным удовольствием ввязывается в приключения, что бы они ему не сулили. Просто как очень большой и плотный плут-эльф. Зато Кутбетр почувствовал подвох и поспешил спросить:       – Так этот мальчик действительно наследник Альфреда? – но Кутберт все равно что-то подозревал и выставил ловушку: – Ты же не запятнаешь свой сан ложью, старик?       – В этом дитяти, несомненно, королевская кровь, и оно точно один из первенцев Альфреда, – ловко и восхитительно выкрутился отец Пирлиг.       После этого должен был заговорить Утред: опровергнуть, сказать, что я его глупый слуга, которому нагрело голову солнце, и он вообразил нечто невозможное, или подтвердить, но только не молчать. Тогда, усевшись за стол, заговорила я.       – Меч Уэссекса, вера Уэсекса и право Уэсекса у тебя в гостях, а ты стоишь истуканом? Шустрая дочь Кутберта поставила на стол нехитрые угощения и еще две кружки из рога. Девочка бросала на меня короткие взгляды и улыбки, явно пытаясь очаровать. Хозяин разлил эль, налив даже мне. Утред опять промолчал. Видимо, он продолжал злиться на мою небольшую хитрость. Зато, отказавшись от опеки, он развязывал мне руки. Пить, памятуя предыдущий опыт в стане датчан, я не собиралась. Разве что только пригубить из вежливости. Только вот я словно уже была пьяной и без хмеля. Я честно старалась не смотреть на Кутберта так, как это делала его дочь, заигрывая со мной. Я заговорила. Говорила, вроде бы, правильные вещи: о долге, о присяге, но совсем не теми словами, которыми собиралась. Мои доводы касались его самого, как будто я хотела его возвысить так, чтобы он мог занять достойное место почти рядом со мной. Я рассказала о тане Туданвиса, явно преувеличив его награды. Хорошо хоть Утреда не упомянула, с его гордыней тогда быть нам врагами до самой смерти.       – Мой отец, подобно последнему королю Рима Сервию Туллию, внес мудрый закон: властвует не тот, кто родился эрлом, но не имеет власти, а тот, кто достоин. Принеси клятву сам и от своих людей и станешь достоин привилегий тана. Мой отец помимо ваших копий и щитов даст вам мечи, чтобы защитить вашу землю. Умелое управление позволит тебе заполучить достаточно наделов, а если ты построишь церковь и докажешь доблесть, то сможешь получить место в холле короля.       – Король Альфред настолько щедр? – справедливо прервал меня Кутберт. – Он справедлив к тем, кто верен ему и полезен Уэссексу, – Утред не выдержал и как-то нехорошо хмыкнул. Теперь я пропустила его ухмылку мимо ушей.       – Король Альфред требует, чтобы мы работали на него, когда идет сбор урожая, – возразил Кутберт.       – Законная военная повинность на благо всего Уэссекса. Став таном, ты сможешь справедливо отобрать людей, которые понесут ее лишь с малым ущербом. Подумай, что это значит для тебя. Ты передашь эти земли сыну, твоя дочь легко найдет себе богатого щедрого мужа…       Дочь Кутберта, приносящая очередной кувшин с элем, так как первый был уже осушен отцом Пирлигом, снова улыбнулась мне, видимо, считая последние слова чуть ли не предложением брака с наследником короны.       – Что, если я и мои люди сможем получить выгоду от Альфреда другим способом? – неожиданно снова прервал Кутберт. – Что, если ты и правда его сын, продать тебя ему или откупиться так от датчан?       Я вздрогнула, но не от испуга: святой оказался демоном. Может, это и было шуткой, пробой меня на крепость, но мне словно пощечину отвесили, когда я не ожидала это. И тут заговорил Утред:       – Сдохнешь с распоротым брюхом раньше, чем что-то успеешь предпринять. Я чуть обернулась благодарно на Утреда. Хозяин не потребовал сложить наше оружие, и теперь правая рука моего спутника сжимала рукоять Вздоха Змея. Еще я заметила, что Утред так и не притронулся к выпивке: все время он охранял меня, а не дулся за мою глупость.       – Угрожаешь в моем доме? Думаешь, толпой не хватит силы справиться с одним, пусть и вооруженным воином?       – Думаю, тебе ума хватит отпустить и мальчика, и нас. Королевская особа не стала бы путешествовать в таком скромном окружении. Так что либо этот мальчик не тот, за кого себя выдает, либо, если он не вернется к вечеру в назначенное место, уже к утру от этой деревни не останется и памяти.       Отец Пирлиг подался вперед, я мотала головой то на Утреда, то на Кутберта, дочь кэрла побледнела и попятилась прочь. Вопреки природе гром прогремел раньше молнии. Теперь же, как между вспышкой и раскатом, все напряглись в ожидании чего-то неизбежного. Моя мелькнувшая надежда была связанна с отцом Пирлигом. Он должен примерить вспыхнувшую ссору мудрым советом, но внезапным спасителем явился Аэлрик, влетевший в дом с криком:       – Корабли! Там корабли! – Утред и Кутберт разом, не сговариваясь, оглянулись на него и поднялись. Вроде бы ссора угасла, не начавшись, но лишь уступив предвестию большей беды.