Это вместо любви?!

*** Следующая встреча происходит еще неожиданней. Ты пытаешься забыть о том случае, упрямо делаешь вид, что все хорошо. Ваня давно стал для тебя младшим братом, частью семьи. Ты хочешь, чтобы хоть кто-то в твоей жизни оставался чистым. И в твоих планах совсем нет Карелина с его ебанутыми выходками. Поэтому, когда тебе приходит смс от Машнова в стиле «приезжай, или я трахну твоего Ванечку», ты не раздумываешь, откуда у него твой номер, а срываешься и едешь по указанному адресу. На месте оказывается, что это фотостудия с кучей хаотично расставленных зеркал. На единственном предмете мебели — столе, полулежит Машнов. В тот момент, когда ты заходишь, он ласково ворошит волосы Вани, будто ручной собачке, с ебанутой улыбкой на лице. Первое, что бросается в глаза, это ремень на шее Вани и разбитая губа. Он стоит на коленях около Карелина, глядит на тебя с едким сожалением, вздыхает и отводит взгляд. Руки заведены за спину, в одном из отражений ты видишь на его кистях наручники. Карелин наконец обращает на тебя внимание, кивает как давнему знакомому, благодарит за столь скорый приезд и просит закрыть дверь на ключ. Как в тумане тянешься к ручке, и вдруг резко понимаешь, что, наверное, было очень тупо срываться и ехать сюда одному, но замок уже противно щелкает, и вы остаетесь втроем. *** Как ты и рассчитывал, Мирон приезжает в рекордное время. Пробегается взглядом по Рудбою и послушно закрывает дверь. Ты смеешься как можно безумней, рассказываешь, что все вы собрались для великого спектакля, и в этот момент совсем не врешь. Сползаешь со стола и кидаешь в Мирона еще одни наручники, показушно дергая Евстигнеева за ремень, частично перекрывая тому доступ кислорода. Жид понимает тебя без слов, кривится, но застегивает руки. Стараешься максимально встать так, чтобы Мирон не пропустил ни секунды шоу. Наотмашь бьешь Рудбоя по лицу, приспускаешь штаны и с силой вдавливаешь в свой пах. Тем временем вещаешь, как же тяжело жить в безответной любви к такому великому человеку, как это выедает тебя изнутри. Кладешь руку на чужой затылок, но Евстигнеев неплохо сосет и без твоей помощи. Сосет, как в последний раз, краснеет, давится. Старается, будто и не ощущает наполненный болью чужой взгляд. Тебе хорошо до безумного, да только вы тут совсем не за этим. Тянешь Евстигнеева за футболку вверх и толкаешь спиной на стол. Он падает как тряпичная кукла, наверное, больно стукаясь затылком. Проводишь пальцем по чужим раскрасневшимся губам, смеешься и говоришь Мирону, что, увы, все-таки трахнешь его шлюшку. Спускаешь до колен чужие джинсы, задираешь футболку, любовно пробегаясь пальцами по татуировкам, Рудбой под тобой рвано выдыхает и пытается уйти от прикосновений. Мирон наконец дергается с места, обкладывает тебя горами мата и пытается сбить на пол, ударить, но наручники гремят, и движение смазывается. Хватаешь за шею и, смеясь в лицо, говоришь, что выйдите вы отсюда лишь тогда, когда он отсосет Ване. На лице Мирона за секунды проскальзывает столько эмоций, от разочарования и отвращения до ненависти, что ты смеешься снова. Он в ответ вглядывается в твое лицо, ждет, что все окажется шуткой, но чуда не происходит. Мирон молча кивает и, вывернувшись из твоей руки, послушно плетется к столу. *** Дергаешь руками в наручниках, нервно переступаешь с ноги на ногу, кусаешь губы и пытаешься понять, когда ты так ебануто свернул не туда. Жалеешь, что жертвой твоих проблем оказался именно Ваня. Но все равно идешь к столу. Рудбой лежит с закрытыми глазами, повернув голову в бок. Ты смотришь на чужие татуировки на поджаром животе и не представляешь, как будешь смотреть завтра их обладателю в лицо. Начинаешь насасывать вялый член, закрыв глаза и не испытывая ровно ничего. Хочется вернуться домой и забыться, наглотаться таблеток, напиться. У Вани наконец встает, а потом на затылок ложится рука, осторожно направляя. Какая-то сила заставляет поднять глаза и взглянуть на Ваню... но когда ты встречаешься с его ухмылкой — внутри все обрывается. Тебя тащат вверх, и вот ты уже стоишь зажатым между двух тел. Евстигнеев целует твою шею, пока Карелин лезет тебе в брюки, медленно начиная дрочить. Усердно стараешься анализировать ситуацию, вот только губы Рудбоя на твоем лице, его вкус сигарет в твоем рту не особо способствует делу. Чувствуешь задницей возбуждение Карелина, Ваня трется стояком о твое бедро, чужие пальцы проникают под рубашку, обжигают грудь. И ты пропускаешь момент, когда вся эта ебанина начинает тебя возбуждать. Тебя раздевают в четыре руки, стягивают брюки, вытряхивают из рубашки. Ты хотел бы сказать, что чувствуешь себя больше, чем голым, но два чужих тела лучше любой одежды. Рудбой сползает вниз, осторожно проводит языком по твоему теперь уже стояку и берет в рот. Длинные пальцы Карелина задевают твой сосок, и ты стонешь. Не знаешь куда деть глаза и все же глядишь на Евстигнеева. Ты никогда еще не видел его таким — растрепанным, вспотевшим и… довольным? будто всю жизнь к этому только и стремился. Сейчас его "play hard" подходит как нельзя кстати. Такого поворота ты уж точно предположить не мог. Ворошишь его волосы и думаешь, как не заметил этого раньше — он под тобой чуть ли не урчит. Ты уже давно потерял счет времени, кажется, это тянется вечность. Влажный рот и юркий язык Вани на твоем члене, укусы-поцелуи Славы на спине и шее… Рудбой берет особенно глубоко и ты, не успевая сжать зубы, с громким стоном кончаешь. Бессильно сползаешь на пол, заворожено смотришь, как Ваня, с каплей твоей спермы на губах, поднимается к Карелину и целует. Машнов прижимает к себе парня и садится на стол. Рудбой привстает и со стоном садится снова, но теперь уже на чужой член. И ты готов признать, что это, пожалуй, лучшая порнуха в твоей жизни. Карелин трахает его, но смотрит на тебя, с ухмылкой облизывает чужое ухо. А Ваня… Ваня стонет, стонет так, как не стонал под тобой никто, и смотрит он тоже на тебя. И ты ненавидишь себя, что упустил такой факт из жизни теперь уже не "твоего" мальчика. Даже, когда Рудбой начинает дрочить себе, он не разрывает зрительного контакта, и тебе хочется выть волком, сидя на этом холодном полу. Машнов накрывает чужие пальцы своими, делает несколько движений, и белая жидкость пачкает обе руки. Карелин тянет свои пальцы к Ваниному рту, и ты смотришь, как тот их вылизывает, будто это последнее лакомство на земле. В какой-то момент Карелин просто впивается ногтями в забитую руку и тоже кончает. *** Ты целуешь его напоследок и встаешь с чужих колен. На лицо Мирона стараешься не смотреть, часть тебя считает, что получилось уж слишком жестко. Ты не особо помнишь, как вы пришли к такому плану. Зато ты помнишь, как вы, две брошенные души, просыпались несколько раз в объятьях друг друга в клоповнике Славы, и еще пару в твоей халупе. Нет, у вас не любовь, у вас сочувствие, смешанное с каплями влюбленной ненависти, ненависти к одному человеку. Когда это стало ненавистью, ты не знаешь. Вы так и не научились разговаривать, но это не мешает вам расслабляться в объятьях друг друга. Он чувствует, что нужно тебе, ты знаешь, чего хочет он. И вам вполне заебись вместе. Только вот страдать вы от этого не перестаете. Вы почти одновременно приходите к идее трахнуть Федорова. Продумываете, как это лучше провернуть, продолжая в этот момент ебаться. То, что Мирон побежит тебя спасать, ты знаешь наверняка. Так все и происходит. Когда Слава ебет тебя перед ним, тебе хочется смеяться. Вряд ли ты когда-либо мог мечтать о таком. Ты вытираешься на пару с Карелиным салфетками, одеваетесь и уходите, хлопнув дверью, забывая пожалеть о содеянном. Вечером ты опять обнаружишь на своей шее широкие ладони Карелина. А послезавтра вы уедете в туры.