далеко, далеко ли далеко, одиноко ли, ой одиноко
Базаров приходит затемно. Пахнет травой, болотом и сыростью. Выглядит — как побитая собака, выброшенная в вязкую топкость застарелых вод и еле выползшая оттуда, чтобы добраться обратно домой. Хрипит: — Аркадий… Как будто всю ночь выл на еле заметную луну. На руках — пятна, на лице — присохшая грязь, и вставая с неудобной родной постели Кирсанов видит в глазах напротив бешеный неприятный блеск, из-за которого хочется оттолкнуть. Базаров лающе смеется, словно нутром чувствует его мысли, но зачем-то цепляется пальцами за чужие запястья, пачкая белую ночную рубаху чернотой. Не отталкивай. Аркадий не пытается вырвать руки. Разворачивается, ведя за собой Базарова, и усаживает того на белые простыни. За окном нет звуков — пусто, словно всего вокруг кроме маленькой кирсановской комнаты просто не стало. Можно открыть окно, но будет холодно — их обоих почему-то пробивает на озноб, и Аркадий поводит плечами, глядя на пропитывающиеся темной влагой рукава своей ночной рубашки.не жалей его, не жалей
Евгений больше не улыбается, не хрипит безумным смехом, вырывающимся из глотки толчками, как кровь из глубокой раны, только смотрит прямо да морщится, втягивая сдавленный воздух, основываясь лишь на необходимости, а не на желании дышать. Аркадий высвобождает руки и идет в сторону чаши с водой, оставленной на душную ночь, чтобы вернуться с ней к Базарову и встать на колени, стягивая через голову уже грязную рубаху. Так удобнее. — Оставь, — Базаров пытается спрятать ладони, но Кирсанов перехватывает одну из них свободной рукой. Холодная, как у мертвеца. Евгений дергается, чувствуя, как намоченная рубашка касается израненной ладони, стирая грязь и кровь, и тихо шипит через зубы. Кирсанов на миг останавливается, а потом прикасается снова. Осторожнее. Нежнее. — Откуда? — Что, жалко? Как убогий жмусь к тебе, словно больше идти некуда, а ты и рад. Аркадий не поднимает глаз.сон недопокой его ничей
Перевязать ладони нечем, но в нагрудном кармане у Базарова находится бинт. Когда Аркадий достает его, то чувствует быстрое сердцебиение, где-то там под ребрами, и тянущий холод, от которого хочется съежиться, сжаться в комок и закрыть голову руками, пытаясь хоть как-то спастись от его смертельного веяния. Базаров смотрит на него, замершего, диким взглядом, и кажется неправильным все еще сидеть неподвижно, с рукой, замершей на чужом сердце. Кирсанов заканчивает перебинтовывать руки и продолжает стирать грязь с кожи. — Сколько не три, все равно не отмоется, — резкий смешок режет тишину, но она все еще давит на голову нестерпимым грузом. — Снаружи ототрется. Внутри тоже, если сам захочешь, — Аркадий поднимает взгляд, переводя руку с мокрой тканью к лицу и стирает засохшие пятна, глядя Базарову в глаза. — А ты? Ты хочешь? — Нет.солнце в губы крича день от месяца
Евгений тянется, кренится вперед, словно хочет упасть, но вместо этого только тыкается губами в губы, как пес мокрым носом в человеческую руку — кто бы приласкал, погладил — и Аркадий жмурится, задерживая дыхание. Его затапливает океаном ощущений, запахов, звуков, океаном Базарова, сжимающего его щеки перебинтованными руками. Остаться наплаву невозможно, можно только с достоинством пойти ко дну, и Кирсанов отстраняется. Шальные черные глаза напротив кажутся бездонными дырами. Базаров сглатывает хриплый вдох и отпускает его лицо. Аркадий поднимается с колен и отходит к окну. Он не умеет дышать под водой.ночь от года ничья, ночь от года ничья.