Milk or cream

Жизнь есть страдание. Безответная любовь есть страдание. Одиночество есть страдание. Чжунэ не уверен точно, что всё это так. По крайней мере, любовь не может быть страданием. Страсть, симпатия, влюблённость – могут, но любовь – она чистая. Она живёт в тебе, она даёт тебе силы, мысли и то самое тепло, что чувствуешь, когда видишь объект своего обожания. Он становится центром твоей личной Вселенной, твоей религией, твоим богом, твоим идиолом, если вдруг ты язычник. Он становится для тебя источником вдохновения, музой, твоей Эрато, сподвигая писать любовные серенады, но не орать их под окном в четыре утра, а тихо, бережно и трепетно хранить их в верхней полке комода и ни в коем случае не сметь показать их никому, даже адресату. Потому что он – твой мир, а мир не всегда принимает тебя таким, какой ты есть. Мир Чжунэ изменился одним сентябрьским утром, холодным и дождливым, как и все дни прошедшей недели. Он не особо любит такую погоду, надевает по две толстовки, но всё равно мёрзнет и сильнее кутается в большой шарф, недовольно бурчит что-то под нос и сам становится похож на чёрную тучу, что растянулась на всё небо и не собирается покидать его ещё как минимум неделю. Чжунэ бы точно не пережил эту осень, если бы в его кофейню не зашёл парень с лёгкой, едва заметной, но счастливой улыбкой. Стряхнул капли с тёмных волос и, с любопытством оглядываясь, прошёл к стойке. Ку на минуту забыл о стандартах и правилах, завис чуть ли не с открытым ртом, пока смотрел на изучавшего меню парня. Тот так внимательно читал наименования и даже хмурил брови, явно выбирая между определенными напитками, бегая взглядом от одного к другому, что Чжунэ сначала недоумевал, всё ли в порядке с этим человеком, раз он, во-первых, счастливый в такую погоду, а, во-вторых, с таким важным видом выбирает кофе, будто это не кофе, а жизненный путь или хотя бы его спутник. — Доброе утро! Могу я помочь вам? —Бариста тараторит на автомате, выдергивая тёмноволосого из размышлений, тот переводит взгляд на Чжунэ и улыбается уголками губ. Ку успевает отметить, что они красивые, пухлые, розовые и наверняка очень мягкие. Но об этом лучше не думать. — О, и вам доброго утра! Я вот не знаю, молоко или сливки? — Снова бросает короткий взгляд на меню, обратно на брюнета и, махнув рукой, сдаётся. — На ваш вкус, я всё равно не выберу. — Сливки? Специально для вас раф с любым сиропом, — Чжунэ широко улыбается в ответ, предлагая любимый напиток. Менее полезный, чем тот же латте с молоком, зато не менее вкусный. Он уже готов порекомендовать ещё сироп, себя, руку и сердце и всё сразу за счёт заведения, но флирт и подкаты не в его стиле. — Отлично. Тогда ирис, если есть. И вот эту булочку с вишней. У парня длинные красивые пальцы, которыми он тычет в витрину, указывая на сладость. Приятный голос, мягкий и по-детски звонкий, что вкупе с его лицом создаёт образ ребёнка, Чжунэ лишь прикидывает, сколько ему может быть лет. Он бы решил, что тот младше года на два, но его глаза, тёмные и печальные настолько, будто хранят в себе всю тоску мира, говорят обратное. Дети просто не могут быть такими. Парень, пока Чжунэ готовит кофе, присаживается за столик у окна, скинув рюкзак на свободное место рядом. Он ещё раз осматривается, отмечая детали интерьера: тёмные тона, рисунки цветов, зданий и силуэтов на кирпичных стенах, явно выполненные вручную, какие-то цитаты в деревянных рамках, пожелания, кое-где венки из сухих цветов или они же в вазах и много мешков с кофе, расставленных на верхних полках под самым потолком. Уютно и красиво. Достаёт толстую тетрадь и ручку, принимается внимательно читать иногда делает пометки. Конспекты, – думает Чжунэ, решает не отвлекать, сам выносит большой разрисованный смайликами и пожеланиями стаканчик ароматного кофе с булочкой, желает приятного аппетита и почти сразу удаляется, не позволяя себе снова зависнуть. Юноша успевает лишь улыбнуться в ответ, кланяется пару раз и уже громче, чтобы бариста слышал его за стойкой, благодарит за прекрасный завтрак, когда делает первый глоток. Кофе тёплый, не обжигающий, приятно разливается по телу, согревая и позволяя ненадолго забыть о погоде за окном. То что нужно. За час к тетради прибавляется книга, парень всё читает и что-то записывает, серьёзный и сосредоточенный, он выглядит ещё умнее. И красивее. Чжунэ успевает разглядывать его в перерывах между посетителями, которых не так много, внимательно изучая каждую часть тела. Довольно узкие плечи, лебединая шея с выступающим кадыком, тонкие запястья и костлявые пальцы. Худой, совсем хрупкий, раза в два меньше самого Чжунэ. Изящный. Тонкие черты лица, выделяющийся на фоне нос, длинный и опущенный, но ему идёт. Глаза, похожие на кратеры на луне, глубокие и манящие, пухлые губы, на которые Ку уже засмотрелся. Если это не совершенство, то совершенства не существует вообще. На него бы только смотреть и любоваться, обнимать и защищать. Ещё, конечно, можно попробовать откормить булочками, чтобы случайно ветром не сдуло. Это, наверное, очень легкомысленно, вот так, с первых минут откровенно залипать на незнакомого парня – Чжунэ уже отругал себя, ведь он не такой. Но от него веет чем-то таким необычным, таинственным и манящим, перед чем не может устоять даже он, вечный одиночка и далеко не сторонник отношений. В конце концов, парень может больше не прийти сюда, и Ку расстраивается заранее, когда тот собирает учебники, берёт ещё один кофе с собой и прощается. Но он появляется на следующий день, всё так же с книгой, тетрадью и папкой с бумажками, представляется как Ханбин, когда делает заказ на американо, а к пожеланиям на стаканчике просит дописать его имя – мол, он заберёт его с собой для хорошего дня и успешной сдачи первого доклада в новом учебном году. Чжунэ улыбается совсем как дурак и желает ему огромной удачи. А потом заходит ещё раз вечером, возвращаясь с университета. Явно уставший, но с неизменной улыбкой на губах. — Привет. Во-первых, надеюсь, ты не против, что на ты, а во-вторых, сегодня попробуем молоко. Латте с кокосовым сиропом. — Привет, — Чжунэ, честно, старается не смущаться и не выглядеть как идиот, улыбается приветливо и широко, — не против, конечно. Корицу, булочку или пирожное? Вечером он сидит не так долго, рассказывает про доклад о любимом писателе и вообще оказывается довольно болтливым. Чжунэ слушает его внимательно, хвалит и иногда что-то спрашивает, уточняет. Ханбин заходит часто, они знакомятся и много разговаривают, открывая друг другу тайны и мысли. Так проходит больше месяца, и Чжунэ понимает, что попал. Окнончательно и бесповоторотно. Влюбился так сильно, как никогда раньше. Так, как когда-то давно мечтал – до бабочек в животе и мурашек по коже от одного только взгляда. Ханбин перевернул и сбил с привычного ритма жизнь молодого бариста, стал его луной и миром. Но мир, как известно, не всегда принимает тебя. Чжунэ не уверен, что ему нужно, чтобы его мир, заключённый в хрупком, но сильном мальчике, его принимал. Ему достаточно любить его и не требовать ничего взамен. Ведь принятие чужой любви равносильно слиянию миров. Мир Ким Ханбина кардинально отличается от мира Ку Чжунэ. Ханбин старше, умнее, опытнее и куда лучше самого Ку. У Ханбина философия, мысли о высоким и уже сформировавшиеся взгляды на жизнь. Он взрослый, умный и начитанный, у него маленькая личная библиотека с умными книгами, о которых он иногда рассказывает младшему, наталкивая на размышления, но тот безбожно забывает названия, пока пытается запомнить сюжет и мысль. Голос Ханбина звучит ниже обычного, когда он говорит о любимых романах, лицо становится серьёзнее, и Чжунэ пропадает. Засматривается, надолго задерживаясь на его вечно уставших и глубоких, как океан, глазах. Если бы можно было смотреть вечно и утонуть в них, Чжунэ, не умеющий плавать, захлебнулся бы радостью и без сожалений утонул, навсегда оставаясь на дне бездонного омута. А у Чжунэ стихи, рисунки, звёзды и закаты, и разделить это невозможно; амбиции, юношеский максимализм и желание получить всё и сразу, ухватить быка за рога и не получить при этом рогами в бок. У Чжунэ свои взгляды, позиции и бесконечная, огромная любовь к Ханбину, о которой он предпочитает не говорить, чтобы как раз не получить в тот самый бок. Чжунэ достаточно сильный и смелый, чтобы держать в себе целый мир. Сильный, но не железный. Ему привычно держаться подальше от отношений и тесного взаимодействия с людьми, он, потерянный одиночка, влюблённый в собственную свободу, считает её верховной ценностью жизни, потому и оградил себя от всех и наставил кучу запретов. На любовь, на привязанность и доверие людям. Но каждая система даёт сбой, и стены, собственные рамки не исключение. Когда Чжунэ видит Ханбина, ему хочется наплевать на всё и на себя тоже, забрать его, украсть и обнимать тёмными вечерами, задыхаться от поцелуев и любви, смотреть на него не украдкой, а открыто, прямо и не скрывать всё то внутренне, невидимое и далекое. Ему хочется сделать этого мальчика единственным исключением из всех правил, ведь он особенный, из-за него огромные бетонные стены вокруг Чжунэ рушатся. Рушатся, но всё ещё не падают. Есть ещё что-то, то самое сильное, что держит, не даёт ему сил признаться. Это, наверное, здравый смысл и понимание ненужности. Ему достаточно просто смотреть на него, знать, что всё хорошо и что он здесь, он никуда не денется и будет приходить, что-то рассказывать и потихоньку становиться его другом. Но одиночки тоже имеют право на счастье. Чжунэ не хуже. Тёплым октябрьским вечером в кофейне звенит колокольчик, оповещая о новом госте. Ханбин как всегда улыбается, но сегодня как-то по-особенному, здоровается и засыпает расспросами о прошедшем дне, когда неспеша пьёт уже полюбившийся раф. — Знаешь, — тихо и несколько неуверенно начинает Ханбин, — завтра у меня день рождения. — Серьёзно? Почему не сказал раньше, я бы приготовил подарок. Что бы хотел получить? — Чжунэ почти возмущается, за секунду придумывая кучу вариантов, – от книги до обручального кольца, – помечает галочкой в голове завтра заняться этим, ведь старший скорее всего будет веселиться и не придёт в кофейню. — Как собираешься отмечать? — Сходить на свидание с одним красивым бариста. Если этот бариста, конечно, не против и согласится закрыть свою уютную кофейню на один день. Ким нервничает, это видно по его глазам, бегающим туда-сюда, пальцам, что теребят неповинную ни в чем толстовку, и смущенной улыбке, из-за которой щёки предательски краснеют. Очаровательно краснеют, – думает Чжунэ. Насколько он вообще способен сейчас думать и адекватно мыслить. Он даже щипает себя за палец, проверяет, не спит ли или не бредит, но старший также улыбается и выжидающе смотрит на зависшего с открытым ртом брюнета. Тот медленно моргает пару раз, закрывает рот, приходя в себя, и, кивнув, подрывается с места и сгребает Ханбина в крепкие объятия, обвивая руками тонкую талию и оставляя на его щеке невесомый поцелуй. Чжунэ смотрит невероятно нежно, как на самую большую ценность и в его взгляде целый океан нескрываемой любви. Если лучший день не сегодня, то он определённо наступит завтра. The end.