Никогда

Ты состоишь из ломких линий, обрывков солнечного света и потрескавшихся губ. У тебя заразительный смех, от которого становится светлее, и мир выглядит не так отвратительно и ужасно, как пару секунд назад. Даже исчезает, развеивается дымкой, желание уничтожить всё вокруг. Ты забавно щуришься от света, глуповато улыбаешься и смотришь доверчивым зверьком, вызывая нестерпимое желание прижать к себе, покрепче, навсегда. Или любоваться, смотреть и впитывать малейшую частицу, не отрывая взгляда, не моргая, даже если режет глаза. Ты любишь говорить обо всём, о пустяках; рассуждать по-серьезному нахмурив брови, и с отчаянием в глазах задавать вопросы, на которые сколько бы ты не силился, сколько бы не размышлял, никак не находил ответа — Почему люди убивают друг друга? Почему им нравиться уничтожать себя? Никогда не отвечаю на них. Просто подхожу, сажусь рядом, прижимаю к себе и успокаивающе целую в лоб. Ты самоотверженный и до глупости безрассуден. Больше всего ненавижу эти качества. Они никогда не приводят ни к чему хорошему. А ещё у тебя раздражающая привычка надевать мои вещи. Они ведь большие для тебя. Ты воинственно закатываешь рукава рубашки, сверкая голыми ногами, и задорно улыбаешься, кокетливо взмахнув ресницами: — Ну как, мне идёт? И что тебе сказать, глупое травоядное? Что мне больно дышать, когда вижу тебя таким — своим, домашним? Что горло сдавливает в тисках, когда ты солнечно улыбаешься и выглядишь так беспомощно-несуразно? — Похож на голодранца. Язвлю, показательно закатываю глаза и прохожу мимо, краем глаза отмечая, как ты обиженно надулся, а потом шаловливо блеснул глазами. — Зато я очень модный голожопик. Самодовольно улыбаешься, не успеваю тебя перехватить и ты, громко хохоча, сверкаешь пятой точкой и убегаешь в комнату, осторожно выглядывая из-за порога и соблазнительно усмехнувшись, манишь пальцем. Будто зверушку. Скалюсь, многообещающе, и медленно приближаюсь, ты хихикаешь, смотришь томным взглядом из-под полуопущенных ресниц. У тебя тонкие запястья, сильные пальцы, хрупкие черты лица и несбигаемый дух, ты весь состоишь из противоречий. Худой, можно пересчитать рёбра, ты смеёшься, говоришь, что щекотно и выгибаешься, пытаясь уйти от прикосновений. Не могу смотреть, не могу прекратить, хочу сломать и спасти, сделать так, чтоб ты исчез и никогда не покидал. Эмоции схлёстываются, причиняя боль, протыкая внутренности острыми углами. У тебя по утрам хриплый голос, он сводит меня с ума, обожаю, когда ты сонно говоришь: — Доброе утро. Ты не умеешь готовить. Абсолютно. Вообще. После твоего первого приготовленного блюда, даже на секунду усомнился, что тебя не подослали меня убить. Изощренно и жестоко. Ты неделю на меня обижался и не разговаривал, изображая хомячка, который спрятал зёрнышки за щёки. Пришлось пойти на маленькую уступку и пообещать, что съем твою стряпню. Ты сразу же оттаял, солнечно улыбнулся и ускакал на кухню создавать очередное пищевое оружие. В больницу не попал, но к кухне больше не подпускаю. Зато готовишь восхитительный кофе. За одно это готов простить тебе твои маленькие недостатки. Ты прознал мою слабость и любишь всячески меня этим шантажировать. Твои капризы вызывают улыбку и что-то тёплое. Иногда по ночам тебе снятся кошмары, ты цепляешься руками, кричишь, плачешь, умоляешь спасти. В такие моменты крепко обнимаю, укладываю себе на колени и раскачиваю, как младенца, напевая колыбельную. Когда это случилось в первый раз, тогда не знал никаких песен, кроме гимна школы. Ты хихикал и шмыгал носом, даже умудрился подавиться во время смеха. У меня нет слуха, но ты не жалуешься, лишь устало и слабо улыбаешься, прикрыв веки. Потом приношу тебе теплое молоко с ложкой мёда. В такие ночи мы не спим до утра. Ты бываешь чертовски упрям, и это бесит до дрожи, до красных точек перед глазами, до желания скрутить тебе шею, или заковать в цепи, спустить в подвал и держать до тех пор, пока не одумаешься. Желание причинить тебе боль пересиливает все остальные, тогда не сдерживаюсь. Нет, не бью. Слова ранят намного больнее. В такие мгновения, мне кажется, что это конец. Для нас, для меня. Что совершил непоправимую ошибку. Боль в твоих глазах почти осязаема, она заполняет лёгкие, перекрывая доступ к кислороду. Ты не плачешь, никогда, стискиваешь кулаки, опускаешь голову и уходишь. Каждый грёбаный раз у меня замирает сердце, болезненный спазм сдавливает горло и я подыхаю. Медленно, очередной твой шаг наносит удар прямо в сердце. Опустошённо смотрю и ничего не вижу. Усталось и апатия — только эти чувства чередуются внутри. Не умею извиняться, так и не научился. Ты приходишь. Всегда. И за это готов молиться на тебя, сделать своим Божеством. Впрочем, ты и так мой неуклюжий, ранимый, упрямый, добрый Бог. Не верю в чудеса, поэтому постоянно жду, что хрупкому счастью придёт конец. Не выживу без тебя. Просто сдохну. — Вы ненормальный параноик. Вздыхаешь устало и раздраженно дёргаешь за прядь волос, целуя в лоб, висок, уголок рта. Не отрицаю этого. Сжимаю твою руку, касаюсь костяшек, ладони и запястья, прощупывая губами пульс. Это успокаивает. Ты рядом. Впервые хочется верить, что навсегда. — Вы так просто от меня не избавитесь. Кусаешься, щипаешь за щеки, за что получаешь по рукам и озорно улыбаешься, а потом ласково и уверенно добавляешь: — Никогда.