Питиосс

– Ноктис! Но Промпто не зовет его «Ноктис». Как и не зовет его «ваше высочество». Ноктис оборачивается и смотрит на своего друга. Тот застыл с вытянутой рукой в паре метров от него. На другой стороне этих старых развалин, так заинтересовавших принца. – Ноктис… – вновь произносит Промпто, но уже тише, и Нокт почти не слышит своего имени, только видит, как шевелятся губы его друга, освещенные фонарем. Он кивает, и произносит: – Все хорошо, я только посмотрю что там. Он скрывается за поворотом, и лишь рука Гладиолуса останавливает его от прыжка. Прыжка через пропасть, внезапно ставшую столь огромной. Промпто чувствует, как сжимается сердце и перехватывает дыхание, будто он упал с края Каэмского мыса в океан. Игнис стоит рядом, сложа руки на груди, и смиренно ждет прихода принца. Они с Гладио не собираются бежать за ним, просто стоят и ждут! Промпто слышит какой-то звук, похожий на те, что они слышали в башне Кослмарк, когда искали оружие предков. Он дергается, но Гладио крепко держит его за плечо – не вырваться. Титан! Что там происходит?! Внезапно появляется Ноктис – его глаза горят азартом, а щеки чуть покраснели. Он снимает куртку, бросает её парням и крепит фонарь на пояс. – Там пещера. Нереальная. Я не знаю что там именно, но я должен это выяснить! Не знаю сколько времени это займет, но лучше идите в лагерь. Отдохните, а я приду, как осмотрю её. – Я с тобой! – отчаянно кричит Промпто, пытаясь вырваться, и добраться до друга. – Нет, Промпто, я пойду один. – Он смотрит в глаза, успевшие стать такими родными и знакомыми, и видит в них нечто новое: страх за свою жизнь. За его, Ноктиса, жизнь. Это мило, бес тебя подери, мило и странно. – Успокойся, все хорошо, – улыбаясь, произносит он. – Я скоро буду. Гладио говорит: «хорошо, только не задерживайся», Игнис добавляет, что бы он был осторожен. Ноктис кивает, и вновь скрывается за углом. В темноте там, где он стоял, сейчас видны только ржавые колья, бывшие когда-то забором. Фонарик Гладио вырывает их из темноты, когда он силой заставляет Промпто сдвинуться с места и спуститься по ступеням, вниз, к неширокой дороге, ведущей к долине, на краю которой они обнаружили убежище Монот. Куда их и отправил Ноктис. Игнис понимает, что это правильное решение, потому что им нужен отдых. Гладио только десять минут назад просил уронить где-нибудь кости. Он бы настоял и на отдыхе для Нокта, но тот был слишком возбужден, да и странные звуки, показавшиеся Промпто знакомыми, он узнал сразу – именно так звучали замки, открывающиеся лишь в темноте. Утром в это подземелье попасть не возможно. А раз Ноктис настоял на том, что он пойдет один, значит там либо опасно, либо это действительно Питиосские развалины. Об этом подземелье ходили жуткие слухи, в которые, разумеется, Игнис не верил, ибо слухи были слишком нереальными. А не этим ли словом назвал Ноктис пещеру? Все равно, они узнают о том, что там, лишь когда он вернется, и Игнис лишь надеется, что это будет через несколько часов. А не через несколько дней… Полная луна освещала им путь до лагеря, куда они уже успели перенести вещи из машины. Поэтому парни не сильно торопились, стараясь обойти подальше пару мальборо, связываться с которыми не хотелось совершенно, тем более без поддержки богов, которых мог призвать только принц. – Эй, ты чего? – Голос Гладио вырывает Игниса из раздумий, и он оборачивается, смотря на застывшего, с курткой в руках, Промпто. – Мы не можем его бросить, – шепчет Аргентум, и устремляет взгляд на Щита. – Его надо подождать, там, у вх… Гладио подходит к нему, и, не давая ему закончить, треплет по волосам, окончательно портя прическу, уже испорченную немного ветром, когда он умудрился высунуть голову в окно Регалии и посмотреть вниз, на проносящиеся под ними деревья. – Все хорошо, с ним все будет в порядке, а нам пора спать. Ты же сам ныл что темнеет, и пора бы баиньки, – смеется он, вглядываясь в эти растерянные глаза. Промпто силится что-то сказать, но не может: слова застревают в горле, от одной лишь мысли, что Нокт один в непонятной пещере. Один… Как страшно звучит… Один… Без него, без камердинера, без Щита. Один. Промпто хмурится и отступает на шаг. Гладиолус видит, и знает, что он собирается делать. Но вновь сильные руки не позволяют наделать глупостей и убежать за принцем. Гладио почти силой заставляет его пройти буквально полсотни метров до лагеря, и усаживает на стул. Промпто крепче прижимает к груди куртку, мокрую черную куртку. Мокрую куртку, уже потерявшую тепло тела хозяина, но все еще пахнущую им. Им и дождем, который лил целый день, и который мешал Промпто наслаждаться видом из окна Регалии. Игнис, достав телефон, проверяет время: начало десятого. И почти слышит голос Ноктиса: «я бы прямо здесь отрубился». – Сначала поесть, а потом спать, – шепчет он, проверяя сумку с запасами. Мясо двоерога, отлично. Лейденский перец, немного усилий, и пикантный стейк – одно из любимых блюд Промпто – готов. – Вкусно пахнет, – говорит Гладиолус, подходя к Игнису, не сводя глаз со стрелка, все еще сидящего на стуле. – Спасибо. Я решил его немного отвлечь, – отвечает Игнис, аккуратно раскладывая стейк по тарелкам. Гладио думает, что это хорошая идея, но не думает, что она сработает. И получает лишь подтверждение, когда Игнис подает тарелку Промпто, а тот не реагирует, продолжая прижимать к себе куртку. – Надо поесть. От того, что ты гипнотизируешь куртку, Нокт не появится. – Бросает Гладио, вырывая её из его рук. Промпто вскидывает голову, на секунду во взгляде мелькает ярость, а может это лишь отсвет от огня?, от чего Гладиолус теряется, но куртку из рук не выпускает. Молча относит её в палатку, и возвращается к костру. Берет свою тарелку и садится на стул рядом с Игнисом, напротив Промпто. Кивает и с удовольствием откусывает кусочек нежного мяса. Да, Промпто обожает это блюдо, и Игнис давно его не готовил, предпочитая делать из мяса двоерога пирог «рогозуб». Но сейчас еда вызывает скорее тошноту, чем аппетит. Как можно есть, когда Нокт там, непонятно где, совершенно один?! Промпто извиняется, ставит тарелку на землю, и забирается в палатку. Парни провожают его тяжелыми взглядами, ведь они точно так же переживают за Ноктиса, как и он, но сделать ничего не могут. Потому что Игнис знает, знает, бес тебя дери, что это за подземелье. Древнее, как сам Эос, и жуткое как все демоны вместе взятые. Он помнит те слухи. И он вспомнил легенду, гласящую, что лишь избранные могут войти внутрь, а вот выйти… Выйти оттуда не возможно… Да, это всего лишь легенда, но почему он не вспомнил о ней раньше, а лишь тогда, когда они добрались до лагеря. Он безнадежно опускает тарелку на землю, как сделал до этого Промпто. Почему он позволил принцу сесть за руль именно сейчас, когда Синди в очередной раз экспериментировала над автомобилем? И почему он смог поднять машину в воздух? А увидев эту небольшую дорогу, будто взлетную полосу, Ноктис не смог устоять, и посадил Регалию. Они даже не поцарапали её. Может это хороший знак, и с Ноктом правда все будет в порядке? «Может» – какое страшное слово. Нет ничего хуже неизвестности. Игнис не может понять, что делать, как быть, надо лишь ждать, но неизвестно чего и сколько. И где: здесь, или там, у входа, куда так рвался Промпто? Начинает болеть голова, и Игнис ставит обе тарелки (свою и Аргентума) на стол. Оборачивается, смотря на Гладио, но тот продолжает поедать стейк, не обращая ни на что внимания. Игнис снимает очки, и трет переносицу. Это пытка, и она пострашнее блуждания в сотне метров под землей в шахтах Балувы, в поисках потерянной гробницы. Он смотрит вдаль, туда, где в лунном свете виднеются стены Питиосских руин. Нет, хватит. Хватит думать о том, чего не изменить и не исправить. Игнис тихо произносит «спокойной ночи», и скрывается в палатке. Гладио доедает, и лишь потрескивание костра составляет ему компанию. Он проглатывает последний кусок, и, держа тарелку в руках и откидываясь на спинку стула, смотрит на огненные языки, пляшущие в метре от него. Но огонь будто издевается, подкидывая страшные видения: демонов, некромантов, громо-бомб… Многоликий монстр смеется, смеется над Щитом короля, позволившему королю уйти одному неизвестно куда. Без защиты. Почему Гладио сохранил невозмутимый вид, и отпустил его? Неизвестно что за враги там его поджидают! И чья вина будет, если с принцем что-нибудь случится? Чья?! Его, Гладио, вина… А огонь уже подкидывает новые картины, и Гладио видит седых кёрлов, саблеклыков и огромного бегемота, слитых воедино, в одного жуткого монстра, с горящими глазами… Глассия, прошу! Потуши проклятый огонь, дай покоя Щиту! Гладио резко бросает тарелку в огонь, она разлетается на мелкие осколки, ударившись о камни. Шипение оставшегося на осколках жира заполняет голову, и он закрывает уши руками, пытаясь избавиться от наваждения. Мотает головой из стороны в сторону, встает, и нетвердой походкой направляется к палатке. Он же прошел испытание. Он стал сильнее. Он… но что толку сейчас об этом думать? Он допустил ошибку – он отпустил его. Тихо стонет, и забирается в палатку, где уже спали его друзья. Без Ноктиса в палатке непривычно много места. Гладио укладывается в центре, справа от Игниса, слева от Промпто. Лежит тихо, но как только закрывает глаза, жуткое видение возвращается. Обессилено вглядывается в потолок, прислушиваясь к дыханию друзей. Лежать без дела не возможно, и он понимает желание Промпто бежать туда, где они добровольно оставили Ноктиса, и почему? Потому что он так сказал. А что еще он говорил? Что они смогут найти дверь в каналах Крестхольма, но только провели там почти десять часов, блуждая в сырой канализации, отбиваясь от демонов. Что выполнить просьбу старика в Лесталлуме – просто? Да, он сделал им клинки Зорлин, которые так полюбил Ноктис, но какой ценой? Они восстанавливали силы двое суток. Двое суток, проведенных вблизи имперской базы, рискуя быть обнаруженными и уничтоженными. Что же они за телохранители такие? Впрочем, это не правильная постановка вопроса, ибо телохранители могут сказать, что выполняли приказ. А вот братья, братья не оставят своего лишь из-за одной его просьбы. Гладио не сдерживает тяжелого вдоха, и слышит тихое: – Спи, пожалуйста, спи. Мы все беспокоимся, но теперь нет вариантов. Остается только ждать. Спи. – А почему ты не спишь, Игги? – Не могу, неизвестность убивает. Он ничего не отвечает. Лишь поворачивается на бок, спиной к Промпто, и проваливается в сон, всматриваясь в медленно поднимающуюся и опускающуюся в такт дыханию грудь Игниса. Проваливается в сон, будто в бездну, бездну, смотрящую на него горящими глазами тысячи демонов. Пытается кричать, но не выходит. Не проснуться, и отбиться от них невозможно… Он лишь чувствует, как его тело разрывается на тысячи кусочков, когда когтистые пальцы вонзаются в кожу, растягивая, раздирая мышцы, ломая кости, выворачивая суставы… Кричит и резко вскакивает. Игнис тут же просыпается, и смотрит на Гладио, осторожно дотрагиваясь до его руки. Тот вздрагивает, но не поворачивает головы, лишь тяжело дышит и сжимает руку Игниса, будто спасательный круг. Спасательный круг, который не даст ему вновь утонуть в этом кошмаре. Они сидят не двигаясь еще несколько минут, и почти одновременно ощущают пустоту: они одни. Где Промпто? Парни выбираются из палатки и застывают, понимая, что его нет. Солнце уже явило свой край, и вот-вот покажется целиком, а их друга нет. Как нет и куртки, чертовой куртки, ставшей спасательным кругом для Промпто. Игнис нервно набирает номер Промпто, не сразу попадая по экрану дрожащими пальцами, и они слышат звонок. Веселая мелодия, словно издеваясь, раздается из глубины палатки. Игнис сбрасывает вызов, и обессилено смотрит на Гладио. – Он там, – слова слетают с губ, и обволакивают парней, словно густой кисель. Быстро надеть футболки, и бежать к старым развалинам, отчетливо красующимся в свете первых лучей солнца. Бежать, не обращая внимания на заинтересовавшихся ими мальборо. Скорее, пока хватает воздуха в груди. Остановиться, не добегая до тропы десяток метров. Отдышаться, и вновь бегом мимо проснувшихся ос, не ввязываясь в драку, дабы не терять драгоценное время. И вот уже видны ступени, еще укрытые тенью. И там, наверху, у самого провала, сидит их собственный лучик света. Парни подбегают к нему, Гладио хочет высказать все, что думает по поводу этого побега. Но Промпто поднимает глаза, и слова застревают в горле. – Давно ты здесь? – спрашивает Игнис, присаживаясь рядом с ним. – Несколько часов, – шепчет он в ответ, и лишь сильнее сжимает куртку в руках. От внимательного, хоть и не выспавшегося, Игниса не укрывается чуть блестящее пятно крови на рукаве черной куртки. Промпто видит этот взгляд, и лишь опускает голову. – Осы. Гладио, присев рядом, мягко отбирает куртку, открывая свету глубокую царапину на руке Промпто. Кровь все еще медленно вытекает из раны, оставляя после себя тонкие алые полосы поверх уже застывших бордовых. Игнис достает из кармана зелье, и разбивает флакон, поливая лекарством руку стрелка, стрелка не сумевшего отбиться от ос в одиночку. Или не пытавшегося? Ведь они бы проснулись от выстрелов, да? Кровь останавливается, и рана затягивается на глазах. Промпто медленно стирает засохшую кровь. Он не собирается вставать, только удобнее, насколько это возможно, устраивается на холодных камнях, немного ерзая по ним. – Мы не можем сидеть здесь. Ты должен поесть. – Но Нокт еще не пришел, – упрямо тянет Промпто, хотя все, включая его самого, слышат голодное урчание его желудка. – Я не хочу есть, – добавляет он. Гладио вздыхает, понимая, что это тупик. Ноктис в подземелье, Промпто без него не уйдет отсюда, а они не смогут его тут оставить. Принести сюда вещи? Может это и не такая уж плохая идея? Но какой смысл, если Ноктис появится с минуты на минуту? Но проходят часы, а его нет. Промпто сидит в той же позе. Игнис устало прислонился спиной к стене. А Гладио думает, что принести сюда хотя бы одеяла – хорошая идея. Он делиться с ней Игнисом, и они вдвоем возвращаются в лагерь. Одеяла, мясные консервы и ложки – вот и весь нехитрый набор сходящих с ума от ожидания ребят. Время полдень, солнце в зените, и оно с сожалением прячет свой лик за облаками, сочувствуя парнями, сидящими у Питиосских руин. До темноты дверь не откроется, но самое странное и жуткое то, что дверь не открылась, когда в три часа ночи Промпто пытался попасть внутрь. Она просто не открылась. Промпто дрожал, когда сбивчиво рассказывал это парням. Игнис мрачнел с каждой минутой, проведенной у развалин. Гладио боялся лишний раз закрыть глаза, опасаясь возвращения кошмара. Так они провели еще несколько часов, за которые съели всего лишь полбанки холодных консервов. Каждый был занят своими мыслями, одна страшнее другой, и каждый клялся, что больше никогда, никогда!, не оставит Ноктиса одного. Что бы он ни говорил, что бы ни делал. Они всегда будут вместе. Бок о бок сражаться, справляться с трудностями и радоваться победам. Вместе. Не оставлять Нокта одного. Не отпускать в неизвестность. И не бросать без защиты. Он не только их король, но и друг, почти брат. А они оставили его… Голодные, вымотанные, уставшие, с темными пятнами под глазами, они с ужасом смотрели на опускающиеся сумерки, не смея нарушить тишину, надеясь услышать заветный щелчок, который даст понять, что Нокт вернулся. Пришел. Словно с того света. Они молили богов, что бы больше им никогда не пришлось пережить подобное. Жаль, у богов свое мнение на этот счет. И Промпто придется привыкнуть к этим темным пятнам, и потухшему взгляду. Щиту – смириться с отсутствием своего короля, без которого он и не Щит вовсе. А Игнису… на него у судьбы свои планы. Но его доля будет не легче, чем у остальных. И лишь Ноктис, потерявший счет времени не думал ни о чем, кроме как о том, как же добраться до виднеющейся вдалеке огромной статуи красивой женщины. Не задумываясь, почему она освещена, хотя все вокруг утоплено во тьме. Странные пространственные загадки, тонкие балки, чувство близкое к стазису, когда он случайно срывался в пропасть, но тут же оказывался на твердой опоре в том же месте, откуда упал. Жуткие каменные маски, рассыпающиеся в пыль от нескольких ударов мечом. Магические поля, исчезающие вместе со своими хранителями – этими самыми масками. Гравитация, меняющая свое направление каждый раз, когда он допрыгивал до новой каменной опоры, словно висящей в невесомости. Словно у каждой опоры была своя гравитация. Глубокая чернота, царящая вокруг, покрывающая своим одеялом все, до чего могла дотянуться. Следы ржавчины и грязи на каменных стенах от металлических конструкций, плывущих по воздуху по четко заданной траектории. Острые шипы, не приносящие боли, лишь возвращающие его назад, словно они играли в старую игру, где надо было бросать кубик и передвигать фишки. И он поставил фишку на поле «вернитесь на десять клеток назад». Но он все равно рвался вперед, и не только потому, что хотел узнать все тайны и секреты, но и потому, что понятия не имел, как вернуться. Потому он бежал вперед по тонкой балке, рискуя упасть, и оказаться на десять клеток позади, там, где огромные жернова готовы были раздробить его в муку как пшеницу. Бежал, не думая ни о чем, и тем более о времени. И о том, что его друзья уже вторую ночь проводят без него. Ночь, которую они встретили почти в тех же позах. Но уже без мыслей, ибо устали молиться и переживать. Гладио вглядывался в темноту, не смея закрыть глаза. Промпто все так же прижимал проклятую куртку. Игнис дремал, прислонившись спиной к обшарпанной стене. Он не видел снов, но вздрагивал от каждого шороха. Малейшего шороха, даже от доносящегося издалека, ставшего внезапно громким, стрекота осиных крыльев. Луна бежала по небу, останавливаясь каждый раз, когда кто-то из них поднимал взгляд, вновь бессильно моля о возвращении друга. Бессильно и безнадежно. Три часа, четыре… Луна ушла, уступая место солнцу, уже выглядывающему из-за горизонта. Вымотанные парни почти не обратили на это внимания, как и не услышали столь ожидаемого ими щелчка. Не обратили внимания и на шаги, раздающиеся над головами, там, где был небольшой туннель. Который, словно раковина, усиливал звук. Скрип подошвы, прерывистое дыхание, тихое «что это?». И победное «смотрите парни!», они тоже услышали не сразу. Слова добрались до них сквозь плотную пелену кошмарных видений. Медленно, они поднимают головы и смотрят на Ноктиса – потрепанного, пыльного, в грязной одежде. Но живого, Левиафан, живого! Промпто открывает рот, но слова не могут вырваться из пересохшего горла. Он лишь закусывает потрескавшуюся губу, вновь заставляя её кровоточить, не в силах сделать хоть что-нибудь. Игнис медленно встает с пола, забывая сделать вдох. Гладио с трудом верит в то, что видит именно Нокта, а не очередное видение. – … Ноктис хочет что-то сказать, но не может – настолько он поражен видом друзей, что даже радость от находки множества драгоценных камней и осколков, распиравших карманы его штанов, и черного капюшона, который считался выдумкой и легендой, притупляется и становится вовсе и не важной. Гладио первый срывается с места, и обнимает Нокта, приподнимая его от земли. Игнис подходит следом, порывисто обнимая Нокта, как только его ноги вновь касаются твердой опоры. Ноктис ошарашено смотрит на друзей, на одеяла, на пару открытых банок консервов. И боится. Боится спросить, сколько же времени его не было, потому что только сейчас он осознал как болят мышцы, и как сводит живот от голода. Но там времени не существовало, его просто не было, как и не было голода, холода, боли. А здесь все вернулось вновь. Нокт смотрит на Промпто, по щекам которого текут слезы. Волосы в беспорядке укрывают лоб, будто они вновь оказались в старшей школе, когда Промпто еще не заморачивался с укладкой. Ноктис медленно подходит к нему, присаживается на колени, и крепко обнимает, шепча «прости». Прости. За то, что ушел, за то, что долго отсутствовал, заставив поволноваться. Промпто обнимает его в ответ, пачкая и без того грязную футболку слезами, раскрашивая свои щеки темными пятнами вековой пыли. Игнис устало вздыхает и говорит, что пора возвращаться. Гладио подхватывает необычный капюшон и пару одеял, закидывая их на плечи. Ноктис соглашается, и помогает Промпто встать. Тот отдает ему его куртку. Нокт улыбается, но отказывается надевать её, объясняя, что он совсем грязный, и пачкать куртку не хочет. Подобрав с земли закрытые консервы, он направляется по тропинке вниз, в сторону лагеря… *** Эту ночь они проведут в «Молоте», сидя у трейлера, и слушая рассказ Ноктиса о подземелье. Рядом с ними будет сидеть Синди, и с неподдельным интересом слушать историю о том, что казалось выдумкой. Гладио сможет уснуть этой ночью, так как будет знать, что его король лежит на соседней кровати. Игнис, выпивая уже третью банку «Эбони», сидя на улице, под прохладным ночным ветром, в который раз пообещает себе – больше никаких не понятных и не известных авантюр. Промпто не сможет уснуть, пока, после часа ночи, не наберется смелости и сил забраться к Нокту под бок. И уснет, лишь успокоенный его дыханием и биением сердца, обещая, что больше никогда не оставит его, и не заставит переживать за себя так же, как он переживал за него. Но у судьбы и богов на них другие планы, и Промпто, хоть и не по своей воле, но не сможет сдержать обещание…