Шорохи

Мэй делает первый, второй, третий шаг и проваливается в пустоту цифр, форм и фигур, пролетая мимо пирамид, осени, статуи солдата в центре Поссум Спрингс и почему-то Селмерс. Приземляется, несильный толчок - и она в воде, в подземной реке, и подростки вместе с наполовину закрашенными шахтерами смотрят на нее своими большими, печально-уставшими глазами. Знакомый олень не успевает выловить Боровски на удочку, как она выскакивает из воды, отряхивается, умыкает пару-тройку крендельков у ничего не замечающего продавца и бежит, бежит вперед, как угодно, зигзагами, по диагонали, кругами, лишь бы избежать уготовленной ей судьбы. Бог тихо, сухо смеется и тут же теряет к ней интерес. Привидения появляются, и, пока Грегг стреляет, Беа дрожит крупной дрожью, надеясь, что ее мать где-то в месте получше, чем под постным, так ей ненавидимым (ли?) городом Поссум Спрингс. Мэй ищет созвездия вместе с мистером Чазоков, и видит свернувшегося в ночи Ангуса. Она машет ему рукой, и он машет ей в ответ. Не глядите на солнце! Мэй все равно, и она идет по проводам, жмурясь под испепеляющими лучами, и рассыпается на атомы, чтобы проникнуть за высокую ограду, где скрылось ее привидение. Непоседа! - говорит мама Боровски. Плутовка! - говорит папа Боровски. Сорванец! - качает головой Молли. Смертница, - говорит Мэй и дерется с Греггом на ножах - стадия мании в самом разгаре, и, если бы кто-нибудь дал Греггу рычаг, то он перевернул бы мир. Сидя с Беа на туманном, холодном берегу реки, Мэй целует ее в лоб и опрометчиво-смело уверяет, что все будет хорошо (будто бы это зависит только от ее решения). Беатрис смеется, и Боровски чувствует, как тени вокруг них начинают отступать. Если меня ничего не заботит, это не значит, что я ничего не чувствую, - говорит Мэй. Если я ничего не чувствую, это не значит, что я не могу понять! - кричит Мэй. - Мы застряли здесь навсегда, - вздыхает Беа. - Мы остались здесь не навсегда! - парирует Грегг. - Мы остались здесь до лучших времен, - бормочет Ангус. - Мы застряли здесь!! - Мэй крепко обнимает своих друзей, не давая никому попыток ускользнуть, и слышит глухое ворчание Джерма. И слышит, как Кейси где-то там, вдалеке, тихо смеется. Лори с сожалением задергивает крылья театрального занавеса. Они плохо кончат.