Лишь морякам о пути моей дочери ведомо

Он спросил, где Лиара, и Бенезия споткнулась на месте. Её рот открылся, чтобы выпустить наружу слова — в полной готовности уступить, — но она не издала ни звука. Взгляд Сарена был точно груз, рухнувший ей на плечи, и всё сильней давил на нее по мере того, как росло его нетерпение. Она попыталась вновь — но вместо этого у нее подогнулись колени, ослабшие от усталости после бессонных дней на его корабле. На «Властелине», с его бесконечными переходами и собственным сердцебиением — тем, что пульсировало в глубине её сознания до тех пор, пока ей не стало трудно припомнить даже свое имя. — Скажи мне. У его слов были зубы, и с них капал яд. Они проглотят её целиком, если она ответит, и пожрут её изнутри, если промолчит. Ни то, ни другое не будет подлинной смертью; смерть принесла бы покой, а покой ей не был дозволен. Не осталось и гордости, которой можно было пожертвовать — не тогда, когда её последовательницы уже заговорили голосом Сарена. Шиала, которая спала подле неё в темной колыбели, назначенной им постелью, бормотала во сне о планетах, которых они никогда не видели. О холодных водах Илоса. О певчих гнездах Суэна. Они пропали. И она тоже пропала, но в знании о том, что Лиаре ничего не грозит, оставался ещё лоскуток надежды. Её молчание длилось слишком долго. Его ботинки царапают по полу, когда он поворачивается по впечатанным в металл фрактальным узорам. — Я найду её сам. Бесполезная тварь. «Когда-то ты был добрее». Эти слова не вырываются у неё изо рта, даже когда он покидает комнату. Не потому, что она не могла выговорить их, но потому, что она больше не знала, была ли в них правда. Она помнила предыдущие двадцать лет, когда она думала, что сталь у него в глазах означала целеустремленность, не злобу. Небольшая часть отмеренного ей срока; почти половина жизни для Сарена. Неужто она моргнула и упустила это? Давление в её черепе не смягчается в отсутствие Сарена. Поначалу это была легкая головная боль; она помнила, как Сарен предлагал ей присесть, выпить немного воды. Призрачный образ появлялся вновь всякий раз, когда Бенезия закрывала глаза — очертания, которых она не могла истолковать. Теперь она видела его отражение на каждой стене, видела записанным у себя под кожей. Но она не отдаст ему Лиару. Не сегодня. Она знает, что её сопротивление не продлится долго. «Властелин» вынуждал её бодрствовать, с каждым прошедшим часом стирая барьеры, ограждающие ее разум, и если она не сосредотачивалась, её чувство времени ускользало, делая оставшиеся воспоминания ещё более смутными, чем прежде. — Богиня, как же я по тебе скучаю, — прошептала Бенезия. Она произнесла эти слова в пустоту, моля о том, чтобы они пронеслись сквозь космос, меж звезд. На её губах застыло не одно-единственное имя, но многие, все те, которых она не могла озвучить без того, чтобы корабль не нашептал их Сарену. — И мне жаль. Медленно подтянув под себя ноги, она приняла привычную позу для медитации: ладони подняты, одна поверх другой. Её глаза закрылись. Отталкивать от себя чужое присутствие было всё равно, что хватать за лезвие меч, чтобы он только не пронзил грудь; умирать понемногу, а не мгновенно. Но хотя бы на считанные секунды — оно исчезло. Этого оказалось достаточно, чтобы запереть часть себя, замкнуть даже глубже уровня подсознания. Достаточно, чтобы молиться о том, что эта частица никогда не будет найдена, что её последнее в жизни волевое деяние ещё может пролить на будущее луч света. Глаза Бенезии открылись, залитые черным. Она улыбалась.