Нас ждут из темноты

Ночь вновь подкралась неожиданно, заволакивая собой последние лучи солнца, скрывшегося уже где-то за горизонтом. А раз наступила ночь, то значит наступили и очередные проблемы для Байльшмидтов, двух братьев, которые уже, наверное, являются десятым поколением таких же страдальцев, как и вся их семья. Точнее семьи уже и не было, все сгинули от нечистых сил достаточно давно, так что от них остались лишь обрывки воспоминаний и старые фотографии с угрюмыми лицами. Как тут будешь счастливым, если понимаешь, что к тридцати годам точно будешь мёртв и от этого никуда не деться? Конечно, были и те, кто пытался сохранять позитив даже в такой ситуации, но, как правило, они и умирали первыми. Вот и Людвигу с Гилбертом осталось немного, они уже не те подростки, которые могли ничего не бояться, а наслаждаться жизнью в их небольшой деревне под Берлином каждый день придумывая новые занятия или проводить разведки на ближайшей территории. Теперь они стали другими, будто всю их энергию и жизнь высосали той новостью, что жить им осталось от силы три-четыре года. Для Гилберта всё было намного хуже, ведь он как-никак старший. Хотя и Людвигу тоже придётся не особо сладко, оставаться одному в каждодневном Аду не особо хорошая перспектива. Так им и приходится жить, иногда подшучивая на темы про смерть и прочее. Такая себе судьба. Сейчас они просто молча сидели напротив втыкаясь в телефоны, иногда искоса поглядывая то друг на друга, то на часы, в ожидании, когда будет ровно полночь. Конечно, логичнее будет просто лечь спать и проснуться с утра пораньше, будто ничего и не было. Но ведь сон также и ослабляет бдительность. Один раз они так уже поступили, о чём сильно пожалели на следующий день. Любимый кот Байльшмидта старшего, которого тот ласково звал просто Запад, был весь выпотрошен, а органы валялись по полу абсолютно везде. В углу, в середине комнаты, под кроватью и просто в рандомном месте. Но самым неприятным было то, что голова серого любимца лежала прямо рядом с Гилбертом, а глаза смотрели на него стеклянными глазами. Несколько дней парень не смыкал глаз, боясь что такое же может повториться с ним, или с его горячо любимым братцем. Даже валерьянка и прочее не помогало, заставляя светловолосого чуть ли не спотыкаться на ходу от недосыпания. Поэтому после совместных решений, Людвиг предложил, что спать они будут только днём, а ночью бодрствовать. Ну, или на совсем крайний случай, один будет спать, а другой как бы сторожить другого. Больше выхода в этой ситуации не было. В очередной раз взглянув на Гилберта, Байльшмидт увидел лишь только его очертания и темноту, которая наступила внезапно. Немец даже моргнуть не успел, а если бы и моргнул, то разницы бы и не заметил. — Блять, снова перегорела. — Раздался с противоположной стороны голос брата, который тут же встал с кровати в поисках новой лампочки, подсвечивая свой путь только лишь экраном телефона. Это была вроде как уже пятая лампочка за месяц, с приближением темноты они либо лопались, либо просто перегорали. В этот раз повезло, никаких осколков собирать не придётся, да и наступать на них тоже. — Сам найдёшь или помочь? — оторвавшись от телефона на несколько секунд, спросил парень, всматриваясь ещё не привыкшими к темноте глазами в сторону Гилберта. Если это был, конечно, он, а не какая-нибудь потусторонняя тварь. — Да не ссы, мелкий, я сам справлюсь. — Махнув рукой в пустоту, будто бы Людвиг его увидит, продолжил свои поиски заветной лампочки. Оставаться в полнейшей темноте ночью было равносильно намеренной смерти, а бледный свет луны никак не спасёт от того, что может их поджидать в темноте. Поэтому часть расходов уходила именно на лампочки, ибо они всегда должны быть наготове. Хмыкнув на слова брата, Байльшмидт вновь уткнулся в телефон, пытаясь не обращать внимания на темноту повисшую в комнате. Казалось, что кто-то невидимый внимательно следит за ним и ждёт подходящего момента, чтобы напасть врасплох. Но это ведь всего лишь кажется, так ведь?.. Отбросив дурные мысли в сторону, он продолжил дальше вчитываться в текст про разного рода явления, которые были схожи с их случаем. Но, увы, как и в большинстве прошлых попыток это была всего лишь страшная история и не более. Тяжко вздохнув, выключил свой телефон, кладя его рядом с собой и устремляя взгляд в окно. Луна, огромным диском освещала всю их прилежащую к дому территорию и лишь только чуть-чуть давала света в окно. И то, из-за появившейся из ниоткуда тучи она пропала, вновь давая править тьме и только ей.

О-о-о, нас ждут из темноты. О-о-о, нас ждут из темноты.

Внезапно что-то схватило немца за оголённую лодыжку, заставляя того вскрикнуть от страха. Рука была почти ледяной и мокрой, будто её только что вытащили из воды и не вытирая, дотронулись до ноги. — Че, страшно? — под свой же хохот спросил Гилберт поднимаясь с пола, смотря на перекошенное от ужаса лицо брата. Людвигу на тот момент даже показалось, что его волосы поседели и у него теперь точно будет заикание на всю жизнь. — Дурак, — еле слышно произнёс голубоглазый пытаясь вернуть то же самое спокойное выражение лица, — лампочка-то где? — Они все разбиты, я не знаю как, — спокойным голосом ответил Байльшмидт забираясь на постель к младшему брату, тут же начиная ластиться к его плечу, — и я замёрз Людвиг, согрей меня, — жалобно протянул альбинос залезая одной рукой под футболку немца, оглаживая подтянутый живот и пробираясь ниже к ширинке домашних шорт. Байльшмидт сдавленно вздохнул, чувствуя холодную ладонь под своей футболкой. Ничего, лампочки они могут купить и завтра, ведь это же такая мелочь. Подумаешь, ночь без света. На крайний случай есть и свечи, но зачем они сейчас им? По комнате разносились громкие пошлые стоны вперемешку с грубыми немецкими словами и фразами. Да, они нарушили нормы приличия в обществе тем, что являются парой, хотя и очень близкие родственники. Но это намного лучше, чем дальше передавать проклятие из поколения в поколением обрекая потомков на будущие страдания. Да и им это было в кайф, знать привычки и недостатки друг друга с детства достаточно неплохо. Так, что Гилберт и Людвиг будут последними из рода Байльшмидт. Внезапно от «согревающего» процесса их отвлёк достаточно громкий стук в окно, да такой, что стёкла затряслись. Людвигу пришлось даже приостановиться, под недовольное бурчание старшего брата. Накинув на себя покрывало, оставляя альбиносу тёплое одеяло, подошёл к окну и невольно вздрогнул от увиденного, раскрыв рот в безмолвном крике. Там на него глядел их давно умерший отец. Глаза ввалились внутрь, ровно как и нос, от которого осталась только чёрная зияющая дыра. Щёки, казалось и вовсе исчезли от времени, но, присмотревшись, он увидел их зеленовато-синие куски в беззубом рту покойника. Губы превратились в две скукожившиеся тонкие полоски, которые неизвестно как были растянуты в ухмылке, будто их кто-то придерживал. Всю картину так же дополняли и ползующие личинки в глазницах, а также и в длинных спутанных волосах, некогда бывших мягкими и светлыми, как спелая рожь. Это выглядело всё просто отвратно, рвотный рефлекс даже чуть не заставил Байльшмидта бежать в уличный туалет, обрекая себя на верную смерть. Быстро зашторив окно, как ни в чём не бывало, Людвиг вернулся к Гилберту, крепко обнимая того и прижимая к себе. От страха руки тряслись, а слёзы невольно накатывались на глаза. А ведь Людвиг совсем не трус, именно он в прошлый раз убирал остатки за Западом и пытался успокоить совсем не спокойного брата. — Ке-се-се, что ты там увидел? У тебя было такое лицо, будто ты там живого мертвеца встретил в окне, — проговорил альбинос натягивая кривую улыбку, но тут же нахмурил брови видя состояние младшего. В последний раз он его видел таким, наверное, лет десять назад, когда его любимый пёс в муках умирал от ран оставленной проволокой, а ветеринары разводили руками не в силах помочь несчастному псу. Уткнувшись в братское плечо, блондин ещё раз шмыгнул не отвечая на вопрос Гилберта. Сейчас ему это будет не особо нужно, да и лишние переживания ни к чему совершенно. Отстранившись от тёплого и такого родного тела старшего, твёрдо посмотрел тому в красные, словно алая кровь, глаза. — Нам осталось недолго? — на полном серьёзе спросил немец, не отпуская глаз ожидая ответа от немного удивлённого таким вопросом Гилберта. — Ну, — протянув гласную, как бы задумываясь, — относительно немного. Так что не стоит терять время зря, — ухлмыльнувшись при последней фразе, вновь притянул к себе Людвига, жадно целуя того в губы. А ведь он и не против, разве что снова стуки в дверь, которые с каждой секундой становились громче.

О-о-о, нас ждут из темноты. О-о-о, нас ждут из темноты.

— Заебали, — тут же отстраняясь от Людвига, накинул на себя что-то вроде халата и поспешил к выходу, дабы проучить тех злостных духов, которые даже нормально уединиться с младшим не дают. Кровь кипела в теле немца от злости и безысходности своей судьбы. Почему они не могут быть как все и просто жить радуясь любым мелочам? Почему обязаны трястись в страхе от любого шороха и дожидаться своей кончины, считая каждый день за праздник и недолгое продление никчёмной жизни? Все эти вопросы крутились в голове Байльшмидта уже давно, но ответа на них так и не находилось. И, ведь скорее, всего даже никогда и не найдётся. — Даже не думай! — Наспех замотавшись в одеяло, выкрикнул голубоглазый выбегая в коридор. Но было поздно. Дверь оказалась открыта нараспашку, позволяя сквозняку спокойно гулять по коридору и по дому в целом. Единственной зацепкой на то, что Гилберт всё же пропал здесь, а не свернул на кухню в поисках еды, был оборванный кусок его халата с еле видными каплями крови. Теперь искать его бесполезно, можно даже не надеяться на нахождение его живым и пусть самую чуть не здоровым. Всё кончено и всё потеряно. За эту ночь можно не переживать, пока у них есть Байльшмидт старший, они даже не притронутся к Людвигу. Весь опустошённый от потери любимого брата, со всей силы захлопнул дверь, что даже штукатурка немного осыпалась. Вернувшись обратно в комнату, без сил упал на кровать, ещё сохранившую запах Гилберта и его тепло. Про тепло Людвиг был не совсем уверен, но пусть так, чем думать что от любимого альбиноса ничего не осталось. Замотавшись в одеяло, попытался заснуть, но так и не смог сделать этого из-за давно сбитого режима сна. Это удалось немцу только под раннее утро, когда соседские петухи уже голосили вовсю. Неудивительно если наравне с криками петухов будет и крик человека, увидившего изувеченный труп альбиноса, душу которого ещё этой ночью низвергли в Ад. Так оно и произошло, правда Людвиг в это время спал крепким и беспробудным сном.

Спустя четыре года

После событий той ночи прошло много времени и многое успело измениться. Байльшмидт вообще перестал выходить из дома, предпочитая оставаться в своей крепости и выходить на улицу только по реальной нужде, например, закупиться продуктами или ещё что-то. На работу он не ходил, предпочитая работу на дому. Правда из-за постоянной работой за компьютером зрение начало падать и приходилось носить очки, без которых немец был как без рук. Иногда это являлось огромным минусом, ведь когда он смотрел в окно просто, чтобы понять, что происходит, ему иногда чудилось, что там идёт его живой и здоровый брат, а не то, что от него осталось. Те события Людвиг помнит уже смутно, ведь из-за такой потери он начал часто выпивать, иногда и вовсе уходя в запои на недели две, периодически бредя и разговаривая с неизвестно с кем, еле слышно повторяя «Я тебя люблю» помногу раз. Но потом это всё как-то кончилось само, и он смог перебороть тягу к алкоголю огромными усилиями. Но всё же в воспоминаниях иногда проскальзывают события того утра, когда кто-то из соседей явно в шоковом состоянии разбудил его и повёл на свой участок, указывая на лежащего на холодной земле Гилберта. Хотя тогда его было даже не узнать. Разорванное лицо, будто кто-то специально кромсал его на мелкие кусочки, чтобы причинить максимальную боль. Вывернутые руки и ноги, которые были очень символично разложены в форме свастики, напоминая что их прадед когда-то был нацистом и так же, как у Запада — выпотрошенный живот, правда органы были близко к трупу, не считая сердца, которое так и не смогли найти, несмотря на поиски. В общем, зрелище так себе. Пришлось даже потаскаться по психологам, чтобы частично забыть этот случай и не запить, но это не помогло. Так или иначе, но жизнь, вернее выживание Байльшмидта продолжалось. За все эти четыре года духи почти не навещали Людвига, лишь иногда могли постучать в окно или же дверь, но не более. Будто бы жертва в виде Гилберта чуть остудила их пыл и им пока надоело лезть к последнему из Байльшмидтов. Но с недавнего времени всё начало повторяться. Все эти скрипы, шорохи, стучания в окна и двери. Но немец стал их не замечать, будто бы так и должно быть, а по другому быть не может. Сидя как всегда за работой, что-то тщательно высчитывая и иногда выпивая пиво из жестяной банки, услышал до боли знакомый голос, который просил его о помощи и звал к себе. Вначале Байльшмидту показалось, что ему это всё просто послышалось и продолжил работать дальше, не взирая на посторонний голос. Но потом он начал усиливаться, всё громче прося о помощи и говоря, как ему плохо в Аду, и что только Людвиг сможет спасти его. Вначале немец пытался не обращать внимания, но голос будто гипнотизировал его и заставлял верить, что старшему братику нужна помощь. Поэтому аккуратно отложив ноутбук в сторону, поднялся с кровати и неспеша, тихими шагами направился к входной двери, будто боясь, что его кто-то услышит. Зачем он это делал, немец не понимал. Просто в голове появилась мысль, что всё в норме и так должно быть. Дойдя к входной двери, отделяющую его от опасного внешнего мира, силы которого по каким-то неизвестным причинам не могли попасть внутрь, на секунду задумался. А как говорит мёртвый брат, если у него было разорвано горло? Вроде такой глупый вопрос, но в каком-то смысле спас Людвига. Ровно на минуту. Ведь рука, находящаяся на дверной ручке, будто сама по себе дёрнулась вниз открывая дверь, которую тут же раскрыл нараспашку мощный поток ветра. И там, как и ожидал Байльшмидт, находящийся до сих пор в шоке от своей невнимательности, стоял Гилберт. Вот только в отличии от отца, который был полуразложившимся, альбинос выглядел таким живым и здоровым. Будто смерть обошла его стороной, а тот труп был не его, а какого-то левого парня, оказавшегося очень похожим на Гилберта вот и всё. — Спаси меня, — хриплым голосом произнёс светловолосый, протягивая свою руку вперёд к младшему брату. От переизбытка эмоций у голубоглазого даже слёзы хлынули, но он понимал что это всего лишь ловушка и стоит ему прикоснуться к Гилберту, так… А что будет — неизвестно, так что почему бы и не попробовать? Поэтому даже не задумываясь, протянул руку такому родному и знакомому человеку, и это, наверное, была самая большая ошибка в его окончившейся так глупо жизни. Ведь за красивым фантиком скрывалась та самая сущность, что убивала одного за другим всех Байльшмидтов, иногда не щадя даже маленьких детей. А Гилберт, до этого выглядившем в отличной форме, после прикосновения руки стал точно таким же, каким Людвиг видел его в последний раз. Разве что кожа немного прогнила и позеленела, ведь в Аду разложение идёт намного медленнее, чем в сырой и холодной земле. И теперь последний немец из этого рода пополнит ряды Ада.