***
— Манеры — лицо мужчины, — произносит как всегда с привычной ему интонацией и уже готовится отметелить этих отморозков, но инстинкты снова подводят. В самый неподходящий момент, и снова круговорот бабочек перед глазами. Гарри думал, что избавился от них навсегда, но они словно вросли, стали частью его разума. Той, что не подчиняется, до сих пор живёт своей жизнью, и, наверное, Гарри было бы даже всё равно, если бы за столиком у окна не сидел Эггзи. Если бы не Эггзи увидел, как Гарри избивает кучка дилетантов, способных разве что механических быков объезжать. А сразу следом — ещё одно унижение. Его спасает не кто-нибудь, а их американский коллега, к которому у Гарри необъяснимая пока что для него самого неприязнь и настороженность. Но он решает, что разберётся с этим позже. Когда снова сможет доверять собственным инстинктам и больше узнает об этом агенте Виски. Он изо всех сил старается скрыть злость и страх в голосе, когда спрашивает Мерлина о собственном состоянии. Пытается хотя бы остатки гордости отвоевать. Не скинуть похлопывающую руку Эггзи со своего плеча. Ему не нужна такая забота. Он привык быть для Эггзи если не супергероем, то кем-то очень близким к этому, и сейчас чувствует, словно его об асфальт со всей силы приложили, настолько быстрое вышло падение до простого смертного.***
В центральном офисе Стейтсмана повисает неловкая пауза, когда они с Эггзи оба встают, отзываясь на позывной "Галахад", и Гарри позволяет себе улыбнуться краешком губ, потому что ему нравится. Пожалуй, так даже лучше, чем если бы Эггзи получил позывной "Ланселот". Гарри абсолютно беспричинно, как кот доволен тому, что они делят одно имя, пускай это и неудобно. И судя по реакции Эггзи, не он один это чувствует. Неприятно становится, когда его пытаются списать со счетов, и смешанное чувство благодарности и неудовлетворённости топит — если бы новый Галахад за него не вступился, то просиживать бы Гарри штаны в штабе. К такому он не привык. Но пускай даже запасным, Гарри просто нравится быть рядом с Эггзи. Ему нравится смотреть на то, как тот вырос, возмужал, насколько профессионалом стал. Гарри чувствует, как изнутри распирает гордость, хотя вряд ли в становлении Эггзи кингсманом есть большая его заслуга. И всё равно ему приятно. Хотя бы долг перед старым другом он выполнил — теперь его сын уже никогда не скатится в низы общества. Не с такими навыками. Но едва-едва у Гарри получается снова стать собой, как он сталкивается с новым испытанием. Раньше он мог предположить что угодно, но только не недоверие Эггзи. Он никогда и представить не мог, что Эггзи ему не поверит, что будет кричать и обзывать. Тот мальчишка, которого он знал, смотрел ему в рот с широко открытыми глазами и ловил каждое слово, но агент Галахад другой, он ставит под сомнение всё, что Гарри говорит или делает, и тот просто не знает, как на это правильно реагировать. А потому решает воспользоваться золотым правилом Кингсмана: отключить эмоции и работать. Со всем остальным они разберутся позже, и он спокойно изложит Эггзи свои мысли по поводу Виски, а сейчас самое главное — выбраться из этой заварушки живыми и найти новую порцию антидота. Пока не стало слишком поздно. Эггзи не сдаёт его, говорит, что Виски поймал шальную пулю, и Гарри благодарно кивает в ответ, на большее просто не способен. Но всё равно под ложечкой неприятно сосёт от того, как Эггзи на него смотрит. Осуждающе, разочарованно, словно на психа. Гарри к такому не привык.***
Когда они возвращаются в Стейтсмен, он самолично признаётся Мерлину в том, что именно он стрелял в Виски, и, в отличие от Эггзи, Мэрлин ему верит. В отличие от Эггзи, который получает до черта срочный телефонный звонок и отходит от них, а Гарри весь в слух обращается, ловит каждое слово, и к концу разговора — или к началу? — жалеет об этом. Потому что воркующий с кем-то другим Эггзи это явно не то, что Гарри хотел когда-либо услышать. Не хотел — а услышал и теперь не знает, как из головы выбросить. Он в отличие от Эггзи верит и с готовностью ступает на борт самолёта, чтобы приступить к операции, ему даже нравится, что она не санкционирована Стейстманом. Они слишком ненадёжная структура, что бы там ни говорил Мерлин. Гарри занимает кресло в самолёте ровнёхонько напротив Эггзи, буравит его взглядом и никак не может выбросить тот телефонный разговор из головы. Его цепляет, нервные окончания как при воспалении дёргает от неизвестности и чем-то подозрительно похожем на отчаяние. Чувство — будто он теряет Эггзи, будто тот сквозь пальцы как песок просыпается и сделать ничего нельзя. А нужно. Гарри необходимо сделать хоть что-то. Он с тех пор, как вспомнил, думает только о том, что прошёл вроде бы всего день — а Эггзи он любить стал сильнее настолько, что каждый вдох болью во всём теле отдаётся. — Ну как ты? — нарушает наконец повисшее в салоне самолёта молчание. — Что там был за звонок? Не удерживается-таки, спрашивает, а ведь не хотел. Но за всю свою жизнь с такой сильной ревностью Галахад не сталкивался никогда, и сейчас побороть попросту не получается. — Не будем, Гарри. На сочувствие не рассчитываю, а слушать лекции нет никакого желания. Гарри смотрит на Эггзи и не узнаёт. Тот мальчишка, которого он знал, точно бы так не ответил никогда. Но даже новый, выросший, он нравится Гарри не меньше, наоборот, даже больше. Эггзи стал глубже, выдержаннее, как дорогое вино, теперь его хочется не залпом осушить, а цедить маленькими глоточками, наслаждаясь терпким долгоиграющим вкусом. "С этим Эггзи стоит вести себя как с равным... нет, не так. Теперь с Эггзи только так и правильно", — думает про себя Гарри и, запихнув подальше недовольство, предлагает вместо разговора выпить мартини. Просто, по-приятельски. Если осталось там хоть что-то от прежнего Анвина, то это развяжет ему язык. Гарри выставляет треугольные бокалы, берёт со стойки бутылку джина и открывает шейкер, чтобы начать смешивать, а нависший, почти улёгшийся на стойку Эггзи бегает глазами взад-вперёд и всё же говорит то, от чего Гарри сжимает в руке бутылку толстого стекла с такой силой, что та чуть на мелкие осколки не рассыпается. — Девушка бросила. Сам виноват, теперь мучаюсь... А что хуже — не выполню задание, она умрёт. Гарри чувствует на себе испытующий взгляд, но в ответ посмотреть не может. Вся его выдержка уходит на то, чтобы вместе с бутылкой на осколки не расколоться. Девушка... Пока Эггзи думал, что он, Гарри, мёртв, он уже успел найти себе девушку. И, наверное, это даже правильно, это лучше, чем отношения с мужчиной в два раза старше него, тем более коллегой, но Гарри не может пальцем пошевелить, будто оцепенел. Ему приходит в голову глупая и донельзя эгоистичная мысль, что если Эггзи изначально обо всём знал, то не надо было ему так стараться вернуть Гарри память. Память, в которой тот накануне плавился в его руках и выстанывал имя Гарри, закусывая до крови пухлую губу. А теперь — у него девушка. Неконтролируемая злость топит. Красным маревом перед зрячим глазом застилает. — Когда я был ранен... Угадай что за картины прошлого я видел в последний миг, — Гарри на автомате продолжает смешивать напиток, чеканя слова. — Так вот, абсолютно... никаких, — краем глаза Гарри замечает каким удивлённым становится лицо Эггзи, но остановиться уже не может. — Я словно и не жил. Не с кем было расставаться. Ничто не связывало с миром. Я ни с кем по-настоящему не дружил, не бывал влюблён и в тот миг испытывал лишь чувство одиночества. И сожаление. Говорит и сам понимает, что ложь. От первого до последнего слова ложь. В тот последний миг он думал об Эггзи. О том, что оставил его у себя дома, сказал дождаться его — и напрасно. О том, что это довольно жестокая ирония — влюбиться впервые за такую долгую жизнь и почти сразу потерять. Гарри думал о том, что так и не позвал Мерлина на конное поло, а ведь они так давно хотели. Чисто по-дружески, безо всех этих кингсманов. Но Эгззи, будто он снова мальчишка — каждому его слову верит, когда не надо. И на его лице боли столько, что Гарри становится стыдно за собственную выходку. Он даже хочет извиниться, но не успевает, вулкан Эггзи прорывается раньше: — Никогда не любил? Ничто не связывало с миром?! — переходит на крик. — А как же я, а? Как же те твои слова ночью о том, что не отпустишь от себя, даже если я не стану кингсманом? Что, просто ложь? — Эггзи обходит стойку и со всей силы ударяет кулаком Гарри ровнёхонько в солнечное сплетение. — Да ты хоть знаешь, что это за девушка? Что, так трудно было спросить? Знаешь, что бы я ответил? — замолкает, ждёт от Гарри ответа, а он только растерянно качает головой, и Эггзи ещё громче продолжает. — Липовая это девушка. Ли-по-вая. Съехались, чтобы ей родители продых дали и чтобы меня лишний раз не тыркали все подряд. Я каждый день умирал без тебя, чёртов ты мудак, и умер бы, если бы не Тильда и Джей Би! А теперь она наширялась этой дурью и превратилась в статую, и Кингсмана нет, твоего драгоценного Кингсмана больше нет, и всё по моей вине, понимаешь?! — хватается за лацканы его пиджака и утыкается лбом в грудь, а Гарри отпускает. Ему настолько легко становится, словно крылья за спиной выросли. Он обнимает Эггзи сильно, не щадя, и только когда чувствует ответное объятие, поднимает его лицо за подбородок. Вглядывается в покрасневшие глаза и снова узнаёт Эггзи. Своего Эггзи. "Он бы умер без него" — тянется за поцелуем, затыкает новый поток слов губами. "Он бы умер без него" — руками оглаживает поясницу, тянет ближе к себе, зарываясь пальцами в отросшие светлые волосы, проталкивается языком глубже. Сейчас особенно остро ощущает, что прошла целая вечность. Сейчас неконтролируемо сильно хочет Эггзи всего целиком. Гарри много раз за долгую службу в Кингсмане приходилось соблазнять цели, иногда даже имитировать отношения, но никогда, ни разу он и близко не чувствовал того, что чувствует, стоит только Эггзи несмело ответить на его поцелуй. Выгнуться навстречу, обвить руками шею и уже самому напористо правила игры диктовать. Гарри понимает вдруг — Эггзи скучал не меньше. — Пойдём в соседнюю комнату. Там будет... сподручнее, — на ухо шепчет, параллельно перехватывая за высокие ножки бокалы, и направляет Эггзи к двери. Тот словно пьяный шатается, но послушно спиной шагает и всё никак не может от губ Гарри оторваться. Целует, кусает, втягивает, ластится словно милый щеночек, и великая королева, лучше бы хоть одному из них быть спокойнее. Гарри абсолютно точно не хочет быстро в этот раз. Гарри, едва они доходят до кровати, разворачивает Эггзи спиной и толкает на мягкий матрац, смотрит в растерянные глаза, и внутри слетает очередной предохранитель. — А как же мартини? — тянет Эггзи и облизывает влажный припухший рот. — Всё будет, но сначала сними одежду, — Гарри всё ещё держит бокалы в руках и позволяет мальчишке бесстыдно вжиматься упругой задницей в свой пах. Ему определённо нравится, что некоторым своим привычкам Эггзи за этот год не изменил. — Что, прямо всю? — Эггзи почти выстанывает, но послушно расстёгивает молнию на толстовке, стягивает футболку и остаётся в одних джинсах. — Этого достаточно, — останавливает его Гарри. Ставит колено на кровать, нависает сверху и один бокал умещает на полке рядом. Носом проводит от выпирающих тазовых косточек до шейных позвонков и слышит первый задушенный вздох. — Гарри... — Тш-ш-ш-ш, — Гарри гладит его по голове нежно, и тем неожиданнее хватка, за которой следует полу-укус в беззащитную, оголённую шею. Гарри чувствует бешенное биение артерии под языком и специально медленно, долго вылизывает, второй рукой заставляя Эггзи выпить напиток. Тот послушно глотает и давится под конец, закашливается, а затем сразу облизывает пальцы Гарри, втягивает один за другим, собирая капельки алкоголя. — А ты не растерял навык, — хмыкает и тянется за бокалом на полке. — Что ты?.. — Эггзи разворачивается, и во взгляде, обращённом на Гарри, плещется страх. Страх, что его снова оставят одного. Снова. Гарри улыбается и, подавшись бёдрами вперёд, отпивает совсем немного. Не разрывает зрительный контакт, и по телу проходят сотни электрических разрядов, потому что он видит, как зрачки заполняют светлую радужку. Он чувствует, как Эггзи нетерпеливо трётся об него, как покрывается мурашками бледная кожа, и его самого судорогой скручивает от нетерпения. Но он не хочет быстро. Не хочет просто так. Он хочет наслаждаться Эггзи, даже если у них не так много времени. Это первый раз с новыми ними, а Гарри хочет, чтобы Эггзи его запомнил. Он тянется к застёжке джинсов, вынимает пуговицу из петлицы, расстёгивает молнию и рывком спускает до колен вместе с боксёрами, а Эггзи ему в поцелуй стонет и ещё нетерпеливее вжимается. — Гарри?! — удивлённо вскрикивает, когда по голой спине разливается холодный напиток, и только из-за поддержки сильной руки не валится лицом на матрац. Гарри надежно удерживает его, начинает путь языком от роста волос на шее и продолжает вдоль каждого позвонка, кончиком то едва-едва касается, то широкими мазками слизывает сладковатый алкоголь, а Эггзи ломает, словно одержимого. Он выстанывает имя Гарри так громко, что приходится ему рот ладонью зажать, хотя сам Гарри с явной неохотой это делает. Он хочет слушать эти стоны, упиваться ими, но мысль о Мерлине за стенкой заставляет сдерживаться. Тише и в то же время на повышенных градусах. Когда Гарри доходит до ямочек на пояснице, Эггзи уже откровенно хнычет, и это снова его Эггзи. Тот, который не изменится, сколько бы времени ни прошло. Тот, который предельно честно отзывается на все ласки и своим огнём плавит самоконтроль Гарри, смывая его подчистую. Он обводит каждую ямочку, губами плотно прижимается, всасывает капельки мартини и позволяет Эггзи втянуть в рот свои пальцы, позволяет даже укусить с силой, сейчас это только добавляет удовольствия. Сейчас Гарри особенно остро понимает, что прошло неприемлемо много времени с того, как он ласкал Эггзи в последний раз. И он меняет местами руки, накрывает влажными от слюны пальцами его пах и начинает нарочито медленно двигаться. Так же медленно проводит кончиком языка вдоль ягодиц, раскрывая совсем чуть-чуть, едва задевая упругое колечко мышц, и в этот момент Эггзи не выдерживает. — Гарри, господи, пожалуйста, пожалуйста... — снова как маленький мальчик хнычет и подаётся назад сильнее. Толкается в плотное кольцо пальцев, подставляется под влажный язык и издаёт настолько эротичные звуки, что Гарри только чудом не кончает, как подросток, в штаны. Эггзи обезоруживающе честен, и Гарри приходится до крови прикусить язык, чтобы сдержаться и не выдрать его прямо здесь и сейчас. Он бы безусловно так и поступил, если бы не Поппи и задание. Если бы не пришлось спасать эту липовую девушку. Гарри в первый раз в жизни жалеет о своих идеальных манерах, но не даёт Эггзи того, что они оба так хотят. Только темп руки ускоряет, языком настойчивее внутрь толкается, пока не чувствует, как по пальцам стекает тёплая сперма. Пока Эггзи в конвульсиях не распластывается по кровати, совершенно беззащитный и незаконно соблазнительный. Поворачивается к Гарри с настолько мечтательным и довольным выражением на лице, что ему приходится сглотнуть несколько раз, выровнять дыхание всё равно не получается, как бы ни старался. — Теперь ты, — мальчишка облизывается, тянется к нему, даже не подумав подтянуть штаны и продолжая отсвечивать голым соблазнительным задом. Уже начинает расстёгивать застёжку на его брюках, а Гарри почти готов ему позволить, но... шаги Мерлина всё ближе, а значит, "его" придётся оставить на потом. Будет лишний стимул разобраться с этой наркобароншей быстрее.