Космос

       Пимп — нет, Стас — пахнет собой. Пахнет свежемолотым и правильно приготовленным кофе, едва снятым с огня, потому что Стас любит, как Игорь его готовит. Пахнет на редкость дурацким сладковатым дезодорантом, который купил наспех, особо не выбирая. Пахнет мятной зубной пастой, на пачке которой обещан лимонный вкус, но на деле там ни капли лимона.        Игорь охуевает от того, что действительно улавливает все эти запахи и стойко ассоциирует их со Стасом. На самом деле, смесь всех этих запахов вызывает у него идиотское чувство эйфории и чуть ощутимое возбуждение, что, конечно, нихера не к месту перед самыми съемками. Вообще, посторонний наблюдатель мог бы сказать, что это очень похоже на влюблённость, но тогда Игорь проломил бы ему башку чем-нибудь тяжелым.       Стас, в принципе, из тех, кому похер на чужое мнение. Он довольно легко смиряется с тем, что Босс — нет, тогда, давно, это был Игорь — ему нравится. Нравится весь, включая недостатки. Это, конечно, не самое радужное открытие, ибо Игорь вовсе не похож на тех, кто любит потрахивать парней на досуге, но лить слезы и накручивать себя — удел баб, поэтому Стас смиряется и просто проводит время. Весело, иногда с приключениями, без лишних моральных терзаний. Нет, конечно, иногда случаются моменты, когда всё внутри сжимает и выкручивает от отвращения к себе, но тогда отлично помогает алкоголь, а наутро дурные мысли отступают. Но тем не менее Игоря и его существование Стас в своих чувствах не обвиняет даже мысленно.        На той самой вписке они оба ведут себя как идиоты. Не то, чтобы это выбивалось из общей линии их поведения, но обычно это не приводит к последствиям, превышающим головную боль и тошноту.        Марка давно растаяла на языке, оставив после себя легкую горечь на кончике. Стас откидывается на подушку — в его голове сейчас неоткуда взяться мыслям о клопах или других дружках со множеством ног, что любят селиться на людях — и жмурится, наблюдая под веками поражающее воображение переплетение цветов. Мир остается снаружи, где-то далеко, он теряет всякую важность и ценность; Стас сейчас живет внутри себя, и внутри него много интересного.        Дверь скрипит где-то в тысячах километров от лежащего на кровати парня. Игорь сначала собирается выйти, но быстро узнает тощее несуразное тело, поэтому решает, что им хватит места на двоих. Алкоголь плещется в желудке, посылая забавные и в меру приятные ощущения в мозг, но Лавров прекрасно знает, что это закончится быстрее, чем хотелось бы. И лучше при этом лежать.        — Э, Стасик, ты живой?        Стас не отвечает, даже голову не поворачивает на голос, поэтому затуманенный, выпитым алкоголем, разум Игоря однозначно решает, что Конченков двинул кони. Правда, неуклюжее падение рядом, а после уловленное, едва слышное сопение усмиряет пыл.       — Спишь что-ли? Пидор.        Игорь нависает над Стасом, и тот, словно почуяв наконец чужое присутствие из глубин своего мира, открывает глаза. Лавров мгновенно просекает, в чем фишка, потому что в комнате достаточно светло для настолько широких, почти всю радужку заливших зрачков, в которых уже несложно затеряться.       — Ну как, полет нормальный?        Стас растягивает губы в улыбке, слушая переливающийся голос Игоря. Его образ, будто собранный из разных вырезок, меняет очертания каждую секунду, но не теряет целостности; Игорь всегда такой — целый, правильный и странно красивый. Стас чувствует острую необходимость прикоснуться к лицу напротив, даже если это превратит его в часть этого коллажа. Просто сделает его частью общей картины. Игорь не возражает, когда прохладные пальцы проходятся по его щеке, даже чуть наклоняет голову, чтобы Стасу удобнее было касаться. В этом ведь нет ничего такого, просто друг трипует и ему нужны какие-то особенно важные вещи, действия, слова; пусть играет. Правда, находиться в этой позе становится сложновато, поэтому Игорь плавно опускается на раскинувшего ноги — в пьяную голову лезет непрошенное «приглашает?» — Стаса, почти ложится всем весом. И не то, чтобы совсем неожиданно, но немного        Да ладно, что уж греха таить. Очень блядь внезапно понимает, что у того стоит. И еще более неожиданно Стас лениво сжимает коленями его бока и с трудом разлепляет пересохшие губы.        — Ты мой космос, а?        Игорь тихо фыркает, мысленно уже подбирая те эпитеты, которыми наградит протрезвевшего Стаса, но, блядь, чуть отвлекается от процесса, когда осознает, что у него самого успешно встал на неторопливые потирания твердого члена о его собственный.       Охуеть теперь.        Ладно, всё решаемо. Можно встать и найти бабу, чтобы быстро потрахаться в ванной. Или подрочить в туалете. Или лечь спать, игнорируя тянущее напряжение в паху. Игорь перебирает варианты, а Стас откидывает голову и проводит своими до идиотизма длинными пальцами по своей шее.        Ебаный. Его. Рот.        Игоря в который раз за вечер озаряет мысль — это вот зрелище, открытая шея и длинные пальцы на ней, и синяя жила сбоку, что пульсирует в такт сердцебиению, и взгляд из-под ресниц, ненормально внимательный, и ненормально черные глаза — его не просто заводит. Нет, он содрогается от прошившей тело волны возбуждения и машинально хватает узкую ладонь своей, прижимая к горлу до почти запретного. Стас выдыхает через открытый рот и облизывает губы.        Блядь, это ненормально и до боли просто охуенно. Так охуенно Игорю не было ни с бабами, ни тем более с собой, а это еще даже не секс. Они вообще кожей не соприкасаются. Грубая ткань джинсов Игоря мешает чувствовать на сто процентов, да и делает больно стоящему члену, но он пошевелится, наверное, только в случае смертельной угрозы. Стас ритмично двигает бедрами, для удобства скрестив ноги на заднице Лаврова, и чуть слышно стонет, и дышит с присвистом, и кусает нижнюю губу — на ней на несколько секунд расцветает белый отпечаток. Игорь шипит сквозь стиснутые зубы, и, не в силах держать отяжелевшую голову, утыкается лбом в лоб Стаса. И, сука, тонет в этих зрачках-блюдцах, проваливается в них, в самое нутро лежащего под ним парня, который одними прикосновениями делает с ним что-то неправильное, ненормальное, такое охуенное.        Всё такие же холодные пальцы забираются под толстовку, и Игорь чуть прогибается, ненароком увеличивая нажим на пах Стаса, и тот вдруг чуть шире открывает глаза, всхлипывает полузадушено.       — Пожалуйста.        Игорь не понимает, о чем его просят, но кончает так бурно, как будто не трахался несколько лет. Он всё еще старается держать себя на весу, чтобы не раздавить Стаса, но получается на редкость плохо, потому что его буквально трясет, и это просто пиздец. Стас снова жмурится, его лодыжки всё также сомкнуты на заднице Игоря. Но, судя по всему, спустил не один Игорь.        И вот после этого вечера все стало охуенно сложным и одновременно охуеть насколько простым.        Босс — нет, Игорь — пахнет собой. Идиотским кофе три в одном из пакетика, сладким-сладким и ни разу не кофейным. Пахнет нарочито резким, мужским парфюмом, что он долго выбирает в магазине, доводя консультанта до нервного тика. Пахнет жидкостью для вейпа. Пахнет металлом — только руки и пока на нем перстни, но все же.        Стас знает все его запахи наизусть. Ему не стыдно ни на секунду, потому что… а, собственно, какого хуя? И смесь этих запахов вызывает чуть ощутимую эйфорию и кривую улыбку, что можно принять за одобрение очередной искрометной шутки. Хотя сторонний наблюдатель мог бы сказать, что это похоже на влюбленность. Но тогда Игорь опять проломил бы ему голову чем-нибудь тяжелым.        Потому что об этом знают только они вдвоем. И, блядь, это не потому, что кому-то из них стыдно. Просто потому, что это только для них и ни для кого больше.        А еще видеть влюбленность Пимпа позволено только Боссу.