Наруто хотел стать Хокаге — и он им стал. Надел на себя себя плащ Тени Огня, примерял на свою сбитую фигуру всеобщую любовь и признание, добился того, что ненавистные взгляды сменились восхищенными. Можно было сказать, «о чем еще мечтаешь?», но надевая шляпу, Наруто соглашался на многое другое. Он брал на себя ответственность за свой народ, он отдавал душу и жизнь деревне. Он слился с Конохой, стал тенью, широкой, которая укрывала всех и каждого, бывая нигде и везде.
Порой ему говори, мол, много на себя берешь, парень, тебе ведь двадцать недавно стукнуло, ослабь хватку, но Наруто слишком себя ограничивал. Может причиной тому было полное осознание того, что дает война и потери, и Наруто не просто управлял, — он защищал деревню, защищал свой мир, выстраданный всем Альянсом, который был пока слишком шатким.
Поэтому, когда советники Казекаге пришли к нему с таким предложением, он не отказал.
Шикамару говорил «ты не обязан. Есть и будут другие, мир с Суной и так достаточно крепкий». Наруто слышал одни отговорки и скрепя сердце и губы, ставил свою подпись. Темари женщиной была хорошей, он не хотел, чтобы кого-то обременяли узами брака против его воли, потому что, черт подери, верил в любовь, но тогда ему пришлось откинуть и чувство отвращения к себе, и вины — к ней. Темари была не маленькой, у неё тоже был футон (чего уж там, сильнейшая женщина на всю пятерку стран, обладающая ветром), и у их ребенка мог быть большой шанс унаследовать стихию обоих родителей.
Когда Сакура ему это докладывала, то смотрела — виновато. В глазах её Наруто видел «я люблю тебя, идиот, люблю, жизнь положу, любого прикончу, но пойми, прошу, его я люблю тоже». И это было правдой. Сакура ждала долго, порой спотыкаясь на их общем с Наруто пути, сомневаясь, но в конечном итоге Саске оглянулся, посмотрел на них, извиняясь, вернулся. Ни к ней, конечно, а в дань о предках, оставил свое наследие и Наруто знал, что так правильно.
Саске не будет жить спокойно, пока не замолит грехи.
Темари прибыла в деревню спустя неделю после подписания всех бумаг, поклонилась Наруто вежливо, скосила грустный взгляд на Шикамару и с горечью улыбнулась. Наруто не думал, что они смогут полюбить друг друга — у него в сердце все еще были розовые волосы и черная полночь холодных глаз, а Темари все косила глаза на Шикамару, и Наруто все еще думал, что ничего из этого не выйдет.
Но они могли стать друзьями, и Наруто всегда выбирал этот путь.
Переехала она к нему не сразу. Привыкала к деревне, укрепляла дружбу с куноичи, которым на войне доверяла спину и которых сама защищала. Искала себе занятия, пыталась вникать в политику, подтверждая все слухи о своем остром уме и рациональном мышлении.
Между ними интима — не капли. Ни лишнего взгляда, ни жеста. Темари в меру строга, в меру требовательна, и все еще пытается относится к этому, как к миссии. Ей гордость не позволяет предать деревню или — тем более — Наруто, потому что его она уважает, он вытаскивал её, её брата, он боролся за мир, за всех них, и она, к счастью или к сожалению, лучше других об этом знала. Понимала и пыталась мириться.
Наруто порой было жаль. За неё, за себя, за них двоих, но он кривил упрямо губы и уговаривал себя, говорил — мы оба сильнее, это не то, что смогло бы нас подкосить.
Порой он думал еще и о том, что они с Шикамару были бы хорошей парой. Темари пинала бы его под зад, Нара шипел привычное «проблематично», и в семье их была бы гармония.
Но Шикамару на сестру Казекаге так не смотрел, из-за лиловых глаз Ино никого не замечая, а Темари скоро выходила за него замуж.
За неделю до свадьбы она перевезла свои скромные пожитки в дом, который Наруто получил, заняв пост Хокаге. Обжила кухню, на которой Наруто максимум готовил рамен и чай, положила глаз на заросший задний двор и в кои-то веке прибралась.
Наруто дома бывал не часто (его там никогда не ждали), но с её приходом почему-то заставлял себя возвращаться пораньше. Заставлял себя возвращаться вообще, потому что дом был лишь условностью, а в его кабинете были все его вещи, но Темари была его будущей женой, матерью его будущих детей и он хотел проявить ей дань уважения.
С ней было легко; на самом деле видеть в ванной не одну зубную щетку, а две, было необычно, вселяло чувство уюта и наконец отступающего одиночества. Она готовила им завтрак, который Наруто почти всегда игнорировал, приносила ему в резиденцию обед, — сама, через призыв, не важно — и приходя вечером, Наруто всегда находил остывающие тарелки с ужином. Чужая забота грела, не так как любовь Сакуры или зависимость Саске, она вселяла надежду на то, что он сможет наконец отпустить госпожу Учиху и её строптивого мужа.
На церемонии Темари была прекрасной, под руку с Гаарой шла медленно к венцу, застенчиво улыбаясь. Встретила Наруто взглядом, полным чего-то, похожего на просьбу и... благодарность. Наруто улыбался ей широко, как умел только он, сжимал чужие ладони в своих бережно, словно хрупкие кукольные конечности. Целовал её тоже бережно, осторожно, а ночью обходился с ней, как с хрусталем — нежничал, осторожничал.
Раз на третий не выдержала сама Темари, с обидой прикрыла высокую грудь руками, посмотрела с вызовом, и бросила дерзкое — «я по-твоему на кисейную барышню похожа?». И Наруто вспомнил, что нет; нет, конечно, она ведь была шиноби, сильной, независимой, несгибаемой.
Та ночь была одной из самых примечательных, потому что Темари сама помогла, спустила тормоза, разогнала мотор и зарядила в движение. У Наруто девушек было не так уж и много, но с Темари ему было хорошо, и часть его была довольна тем, что кольцо на пальце носил никто другой — она. Потому что с ней было легко.
Легко было настолько, что можно откинуть тщательно построенные маски, настолько, что доверившись, можно обнажить не только тело — душу.
Спустя может пол года, Наруто привык. И к уюту в доме и к чужим заботливым рукам. На него смотрели друзья — не узнавали. Он снова жил, снова улыбался, бурлил энергией, носился по деревне, брался за все подряд, отсылая клонов на помощь во все концы деревни. Коноха росла, разрасталась, с новым Хокаге обретала новую силу.
Наруто все ещё не любил Темари, но там, у порога, она встречала его лукавым прищуром.
Прошло всего полгода с момента, когда Темари впервые ранили на миссии.
Наруто не знал, что думать. У него было совещание, завал на работе, он не мог все бросить, уйти. Это была рядовая ситуация, каждый второй шиноби приходил раненный с миссии. Ему не стоило, правда не стоило, но он бросил все — оставил клона и примчался в госпиталь.
Медсестра встретила его с опаской, посмотрела исподлобья, поджала губы и призналась — Темари-сан беременна, слабость и недомогание сыграли с ней злую шутку. Наруто хотел бы думать, что все обойдется. Что Темари встанет с койки, насмешливо фыркнет, как только она умеет и пожурить его за слабонервность. Но вот она, его супруга, лежит скручившись на мягкой кровати, бледная и разбитая. Вердикт врачей не подлежит обжалованию — бездетна, выкидыш.
Деревня плачет, у их солнечного Хокаге горе — он потерял дитя, чуть не потерял жену и все, кто в курсе произошедшего, не могут понять, за что этот светлый человек расплачивается.
А Наруто, бесшумно подхватив Темари на руки, покидает шуншином палату. Прижимает девушку к груди, растерзанную морально, сжимает ее дрожащие руки в своих грубых ладонях и все в нем переворачивается.
Где она, та бойкая, дерзкая женщина, с которой он однажды сражался? Где та хищность и грация пустынной кошки, которой он восхищался?
Наруто смотрит на раненую, побитую жизнью женщину и не узнает. Ни себя, ни её. Мог ли ещё даже не сформировавшийся плод стать причиной надлома, который сейчас ощутимо вибрировал между ними?
Наруто не знал и не хотел.
На следующий день, когда Темари, поджимая сухие губы, скрылась в саду, пришла Хината. В руках её была корзина, она смотрела на потрепанного Наруто отводя смущённо взгляд, и Узумаки хотел рассмеяться ей в лицо. Даже сейчас, когда он переживал боль и горечь потери, она на что-то надеялась, ждала, любила, лелеяла в себе эти чувства.
Наруто, в общем-то, даже не видел себя с ней. Не тянули его ни плавность фигуры, ни румяные щеки, ни притаенная нежность. Хината не была его женщиной, не могла ждать, не могла терпеть.
Она бы сломалась под грузом ответственности и работы, зачахла бы в ожидании чуда.
Покачав головой, Наруто извинился. Бросил что-то вроде «прости, ты немного не вовремя», забрал травы, которые могли помочь разве что от простуды и закрыл перед сутулой девушкой дверь.
Темари нашлась в глубине сада, сидящая под кленом с прикрытыми глазами. Наруто молча присел рядом, подпирая собой молодой ствол.
На небе медленно проплывали облака, такие спокойные и далёкие. Наруто смотрел на них, ища ответы и справедливость.
И не находил.
***
Время не лечит — время ломает. Наруто не хочет признавать это аксиомой, но вот они, посмотрите, осколки его счастливой и беззаботной жизни. Блеклые фантомы их связи, что строилась не на любви, а на долге.
Наруто понимает это не сразу, когда очередной раз находит жену в беседке в саду. Темари сидит, тонкими пальцами сжимая прутья качели и смотрит в хмурое, безжалостное небо. Во взгляде её больше не теплится ни счастье, ни боль. Зелёные глаза, всегда такие тусклые по сравнению с изумрудами Сакуры, сейчас абсолютно пусты. Наруто не может её читать, наверно впервые так остро проникаясь чужой пустотой. Он просто тихо опускается рядом, приобнимая её за тонкую талию.
Темари дёргается, вмиг сжимаясь. Наруто чертыхается про себя, мгновенно убирая руки — её плечи опасно дрожат и Наруто становится больно от понимания, что это от страха перед ним.
— Прости, — надрывно бросает он, вскакивая. Сердце разрывается, впервые не зная как помочь страждущему — он сам все ещё страдает. Темари не просто потеряла тогда ребенка — она потеряла возможность стать матерью и сейчас, ненавидя себя, Наруто не может с ней этого разделить.
Он практически убегает, когда внезапно слышит всхлип — Темари смотрит в землю, зажимая рот рукой и глаза её медленно наполняются слезами.
Он бросается к ней прежде, чем успевает понять — она падает в его крепкие надёжные объятия и заходится в надрывном плаче. Наруто впервые видит её рыдания, но сейчас, когда она так открыто жмется к нему, борясь с истерикой, он может хоть малость помочь ей с этим справиться.
— Не... Не извиняйся! — рыдая, сквозь всхлипы почти кричит она. Наруто крепко прижимает её к себе, пока она заливает слезами его плащ, — Это я. Это я в-виновата! Я... Я вас всех п-подвела. Суну... К-коноху... Тебя. Я все... Все испортила, — её захватывает истерика, она заикается через каждое слово и Наруто сейчас даже страшней, чем было перед лицом Мадары или Кагуи. Чужое чувство вины и беспомощности давит на него, нагибает, душит похлеще вражеских техник.
Наруто неожиданно понимает, какого это, чувствовать свою ущербность и ущемленность. Так бывает, думает он, когда подводишь и разочаровываешь дорогих тебе людей. Теперь ему ясны и чувства и мысли куноичи — женщины, чьей главной миссией было стать матерью и хранить тепло семейного очага.
Он сжимает рыдающую женщину в руках, зарывается носом в её ломкие и выцвевшие волосы и руки его, загорающиеся теплой чакрой, медленно гладят её плечи и спину, успокаивая.
— Неправда. Неправда, черт возьми, не смей так думать. Ты не сосуд и не орудие этого союза — ты моя жена, Темари, слышишь? Моя женщина, моя ответственность. Не смей забирать всю вину на себя. Слышишь? Не смей. Не смей...
Она дрожит; дрожит и всхлипывает, практически истерично. Человек, которому она обязана жизнью, которому обязан, черт возьми, весь мир, сейчас утешает, успокаивает её. Темари тошно от того, что честь, ей оказанная, была ложной, не оправданной.
Она не смогла. Не смогла и не сможет больше осчастливить собственного мужа, великого человека, военачальника.
Того, кто прикрывал им спину, кто зубами выгрызал победу не просто Альянсу — всему миру. Того, кто спас её брата, монстра, которого боялась целая независимая деревня. Того, чье сердце всегда было открыто и чисто, того, кто готов был помочь всему миру ценой своей жизни.
Того, кто больше всего заслуживал на будущее — счастливое, беззаботное.
И теперь, когда она провалила самую главную и почетную миссию своей жизни, теперь, когда она больше не сможет стать не то что матерью — полноценной женщиной.
Кому... Кому и зачем она нужна? Когда главный козырь и залог сильных наследников уплыл, осыпался сквозь пальцы трухой разбитых надежд.
— Нет, Наруто, прости. Я так больше не могу.
Она отстраняется, приводя себя в порядок. Смотрит взглядом побитой собаки, сжимая чужой плащ ослабевшими в раз пальцами.
Наруто смотрит в ответ, ища в её взгляде все что угодно, что помогло бы ему помочь и Темари ненавидит себя за то, что даже сейчас, в этой ситуации, он борется за неё.
— Темари, прошу, не надо... Все будет в порядке. Мы сможем...
Она прерывает его на полуслове, прислоняя пальцы к ставшим за последние месяцы таким родным губам. Выпрямляет плечи, решаясь, наверное, на самое тяжкое, но самое верное решение в жизни. Она встаёт, словно и не было минуты отчаянья. Сухим и деловым тоном роняет слова, которые ранят и разбивают все внутри неё.
— Условия договора не могут быть выполнены, а значит он расторгается. Я немедленно отправляюсь Суну, а советники пребудут в ближайшее время для улаживания формальностей. Брак аннулируют и обременяющее вас замужество больше не сможет стоять на пути у вашего счастья. Всего доброго, господин Седьмой, и... Прощайте.
Она уходит, оставляя его в одиночку беспомощно смотреть ей в след. Уходит и перечёркивает разом всё, что было когда-либо важно.
Наруто, онемев, долго смотрит на закрытую дверь. Он не уверен, но кажется... Теперь он ломается окончательно.
Она уходит, думая, что так ему будет лучше. А он смотрит ей в след и осознает, что она избавилась, наконец, от балласта.
Они решают чужие судьбы друг за друга.
Они ошибаются.
***
Сакура находит его в собственной гостиной пьяного, похудевшего, с недельной щетиной. Садится молча перед ним на колени, отбирает полупустую бутылку. Наруто, стеклянным взглядом прожигающий дырку в стене, не сопротивляется. Он не шевелится и вовсе никак на её присутствие не реагирует. Сакура глотает непрошеные колкие фразы, сжимает-разжимает кулаки.
Осторожно упирается лбом в крепкое, знакомое до боли дружеское плечо, не раз выручающее её саму. Одной ладонью зарывается в лохматые, немытые пшеничные волосы, а второй переплетает пальцы — свои и искусственные.
Наруто шумно выдыхает, опаляя её шею дыханием и утыкается носом ей в макушку. Его напряжённое тело обмякает, стоит Сакуре приобнять друга.
Им больно. Двоим, но по разному. Сакуре за него, а ему за всех, кроме себя.
Сакура не умеет душевные раны лечить так же хорошо, как сквозные. Она забирает столько, сколько может.
Потому что Темари в одном не ошибается.
Политический союз не может быть действительным из-за самого факта её бесплодности, неспособности дать правителю сильного и достойного наследника.
Они расходятся, как в море корабли, и жизни их, почему-то, не прекращаются.
Потому что оба уверены, что друг без друга им будет лучше.
Потому что им, в целом, цепляться и не за что.
Наруто её, как и прежде, все ещё не любит.
